Это случилось в сырой мартовский вечер. В пять часов он вошел в мой пришедший в упадок служебный кабинет. Его внешность изменилась. Он постарел, был совершенно трезвый, серьезный и удивительно спокойный. У него был вид человека, научившегося идти по линии наименьшего сопротивления. На нем был светло-жёлтый дождевик и перчатки, непокрытые седые волосы лежали гладко, как перья на груди п/гицы.
— Пойдемте в какой-нибудь тихий бар и выпьем,— предложил он, словно выходил из моего кабинета всего минут на десять.— Конечно, если у вас есть время.
Я сказал:
— Давайте по пути заедем ко мне домой и захватим ваш уникальный суперчемодан, Он немного тревожит мою совесть.
Терри покачал головой,
— Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы согласились сохранить его.
— Почему?
— Это просто мое желание. Вас это не затруднит? Он будет служить напоминанием о тех временах, когда я был бесполезным бездельником, просто убивающим время.
— Глупости,— сказал я.— Но, в конце концов, это ваше дело.
— Если он вам мешает, если вы думаете, что он ворованный...
— Это тоже ваше дело. Пошли в бар?
Мы поехали к «Виктору». Терри подвез меня в коричневом «корвет-юпитере» с тонкой парусиновой крышей, под которой было место только для нас двоих. Машина изнутри была обита светлой кожей, а отделка была похожа на серебряную. Я не особенно разборчив в машинах, но от этой у меня глаза разгорелись. Терри сказал, что она дает на второй скорости сотню. У нее был короткий рычаг переключения скоростей, едва доходивший до его колена.
— Четыре скорости,— пояснил Терри.— Имеется автоматическое переключение, но я еще не смог его найти. Собственно говоря, оно и не нужно. Машина может на третьей скорости тронуться в гору, а четвертой пользоваться не приходилось.
— Свадебный подарок? — спросил я.
— Просто случайный подарок — случайно увидели в витрине и купили. Я очень избалован.
— Очень мило,—заметил я.— Если на ней нет ярлыка с ценой.
Терри устремил на меня быстрый взгляд и снова перевел его на мокрую дорогу. Двойной «дворник» легко порхал по низкому ветровому стеклу.
— Ярлык с ценой? Он всегда есть, дорогой мой. Вы, вероятно, полагаете, что я несчастлив?
— Приношу извинения. Я немного забылся.
— Я богат. Кому же тогда быть счастливым?
В его словах чувствовалась горечь, и это 'было для меня ново.
— Как обстоит дело с выпивкой?
— Безупречно. По какой-то странной причине я, кажется, избавился от этой штуки. Но кто может знать?
— Вероятно, вы не были настоящим пьяницей.
Мы сидели в углу бара «Виктор» и пили гимлит.
— Здесь понятия не имеют о гимлите,— сказал Терри.— Называют гимлитом смесь лимонного сока с джином и горьким пивом с добавкой ложки сахара. Настоящий гимлит — это смесь равного количества джина и розового лимонного экстракта, без всяких добавок.
— Я не очень разборчив в выпивках. Как вы поладили с Рэнди Старом? Между нами говоря, он авантюрист.
Терри с задумчивым видом откинулся назад.
— Согласен с вами. Наверно, все они такие. Но по нему это не видно. Я могу назвать нескольких парией в Голливуде, занимающихся тем же бизнесом, которые и ведут себя соответствующим образом. Но к Рэнди это не относится. Он видный бизнесмен в Лас-Вегасе. Если вы там будете, повидайтесь с ним. Вы сразу же с ним подружитесь.
— Маловероятно. К мошенникам я симпатии не имею.
— Но это ведь просто почти ничего не значащее слово, Марлоу. Таков уде мир. Таким его сделали две войны, таким он и останется. Рэнди, я и еще один друг однажды попали в переплет. С тех пор между нами осталась связь.
— Почему же вы не обратились к нему за помощью, когда она была вам так нужна?
Терри выпил свой бокал.
— Потому что он не мог мне отказать.
Официант принес нам полные бокалы, и я сказал:
— Это для меня пустая болтовня. Если парень чем-то обязан вам, то он будет рад возможности отплатить.
Терри медленно покачал головой.
— Знаю, вы правы. Конечно, я попросил его дать мне работу. И как только я ее получил, я сразу же стал работать. Просить об одолжении или подарке я не мог.
— Но от постороннего вы это приняли.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Посторонний может уйти и забыть про тебя.
С тех пор у нас вошло в привычку около пяти часов устраивать прогулки. Мы не всегда заходили к «Виктору», но бывали там чаще, чем в других местах. Может быть, этот бар был связан у него с воспоминаниями, о которых я ничего не знал. Терри пил не много, и это удивляло его.
— Наверно, это похоже на малярию,— сказал он.—
Когда у тебя приступ — тебе плохо, когда его нет — ты здоров.
— Я по могу понять, почему вы, занимая такое положение, всегда ходите выпивать с захудалым частным детективом
— Напускаете на себя скромность?
— Нет, я просто удивлен этим. Я довольно общительный человек, но мы ведь живем в разных мирах. Я слышал, что вы живете в Энсино, но точно не знаю где. Надеюсь, что ваша семейная жизнь тоже на высоком уровне.
— У меня пет семейной жизни.
Мы снова немного выпили. Помещение было почти пустое. Кучка невротических пьяниц акклиматизировалась на табуретах возле стойки бара.
— Мне это непонятно,— сказал я.
— Много затрат, но мало толку, как говорят на киностудиях. Думается, что Сильвия вполне счастлива, но не обязательно со мной. В наших кругах об этом не думают. Всегда что-то делают — либо работают, либо считают расходы. Это отнюдь не развлечение, но богатые этого не понимают. Они ни на что пристально не смотрят, разве только на чужих жен, все их желания сравнимы г жаждой жены жестянщика купить новые занавески.
Я молчал, давая ему возможность высказаться.
Терри осторожно потрогал кончиком пальца свой шрам. На его губах была едва заметная улыбка.
— Нет ничего удивительного, что я не сижу дома и не ожидаю терпеливо, когда смогу положить голову на атласную подушку. Нужно удивляться тому, что вы проводите со мной время.
— Но вам нравятся атласные подушки,— сказал я, поднимаясь, чтобы идти с ним.— Вам нравится шелковое белье и звонок, на который стоит только нажать, как явится слуга с подобострастной улыбкой на лице.
— Может быть. Я вырос в сиротском приюте в Солт-Лейк-Сити.
Мы вышли в сыроватый вечер, и Терри сказал, что хочет пройтись пешком. Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду. Свет из витрины магазина на мгновенье выхватил из легкого тумана его белые волосы.
Мне Терри нравился больше, когда он потерпел крах, был пьяный, голодный, еле держащийся на ногах, но гордый. Или же нет?
Он рассказал бы мне историю своей жизни, если бы я попросил его об этом. Но я далее не спросил его, как он изуродовал свое лицо. Если бы он рассказал мне, то это, возможно, спасло бы две человеческие жизни. Но только возможно, не более.
Глава 4
В мае мы в последний раз раньше обычного времени пропустили по стаканчику в баре. Терри похудел, вид у него был усталый. Все же он посмотрел на меня и улыбнулся от удовольствия.
— Я люблю приходить в бары ранним вечером, когда они только открываются. Воздух в них еще прохладный и чистый, все блестит, а бармен устремляет последний взгляд в зеркало, чтобы убедиться, хорошо ли сидит на нем галстук. Первый тихий вечерний глоток в тихом баре — это превосходно!
Я согласился, с ним.
— Со спиртным, как с любовью,— сказал Терри.— Первый поцелуй, как волшебство, второй — интимный, а третий — уже привычное дело. После этого девушку раздевают.
— Разве это так плохо? — спросил я.
— Это возбуждение высшей степени, но не чистое чувство — в эстетическом смысле. Я не хочу иронизировать, говоря об эротике, она необходима и не должна осуждаться. Но у нас ее «изготавливают». Ее пикантное возбуждение использует миллиардная индустрия, ее стоимость рассчитана до последнего цента.
Он оглянулся и зевнул.
— В последнее время я плохо сплю. Здесь в баре очень хорошо, но через некоторое время будет полно народа. Станут громко говорить и смеяться, женщины будут размахивать руками, бренча своими браслетами, будут смотреть жадными глазами и выставлять свой законсервированный шарм. А позже станут испускать легкий, но заметный запах пота.
— Стойте! — сказал я,— Они все же люди. Они потеют, они бывают грязные, им нужно помыться. Вы хотите, чтобы они были мотыльками, испускающими запах роз?
Терри допил свой бокал и, держа его вверх дном, наблюдал, как на краях медленно образуются капли и па« дают на стол.
— Мне ее очень жаль,— вдруг медленно проговорил он,—Она настоящая бестия. Может быть, я мало обращаю на нее внимания. Когда-нибудь я ей понадоблюсь, и я буду единственным, кто не желает ей зла. Но, вероятно, я тогда отойду в сторону.
— Вы приложили все силы, чтобы правильно осветить себя,— заметил я.
— Она боится. Она в ужасе.
— Отчего?
— Не знаю. Мы мало говорим друг с другом. Может быть, она боится отца. Харлан Поттер черствый человек. Преисполнен патрицианского достоинства. Сильвия распутная женщина. Она сознает это, злится, но ничего не может с собой поделать. А старик выжидает, и, если Сильвия попадет в большой скандал, он разрежет ее на куски и похоронит их в тысячах миль друг от друга.
Я очень люблю книгу «Долгое прощание» Агаты Кристи. Это история о любви, потере и прощании, которая происходит в Англии в период между двумя мировыми войнами. Книга показывает нам, как люди должны принимать и прощать друг друга в трудных временах. Она помогает нам понять, что любовь и прощание могут преодолеть любые препятствия. Эта книга помогла мне понять, что любовь и прощание могут преодолеть любые препятствия. Это прекрасная история о том, как мы должны принимать и прощать друг друга.
Захватывающие описания!
Очень подробное описание!
Невероятно захватывающее чтение!
Очень захватывающая история!
Невероятно захватывающая история!
Великолепное произведение Агаты Кристи!
Прекрасно написано!
Захватывающие персонажи!
Захватывающие сюжетные линии!
Очень интересное произведение!