Агата Кристи - День поминовения

Он замолчал, потом заговорил снова – уже другим тоном:

– Но допустим – это я: тогда чего ради я стал бы снова все раскапывать? После того, как дано заключение о самоубийстве и все удовлетворены? Да это было бы чистейшее безумие!

– Безусловно. Потому, дорогой друг, вы у меня и не вызываете серьезных подозрений. Если бы вы были удачливым убийцей, то, получив пару таких писем, вы тут же потихоньку бросили бы их в камин и нигде об этом не распространялись. Но поскольку все это не так, придется задуматься над самым, с моей точки зрения, любопытным вопросом во всей этой истории – кто автор этих писем?

– Кто автор? – встрепенулся Джордж. – Не имею ни малейшего представления.

– Мне кажется, это вас не очень интересует. А меня это как раз занимает. Если помните, это первый вопрос, который я вам задал. Совершенно очевидно, что их не мог написать убийца. Для чего бы ему понадобилось ставить себя под удар, когда, как вы справедливо заметили, все удовлетворились заключением о самоубийстве? Кто же в таком случае мог их написать? Кто заинтересован в том, чтобы снова все это разворошить?

– Может быть, слуги? – неуверенно предположил Джордж.

– Не исключено. Если так, то какие слуги? И что им известно? Была ли у Розмэри доверенная горничная?

Джордж отрицательно покачал головой:

– Нет. В то время у нас служила кухарка – миссис Паунд, она и сейчас у нас, – и две горничные. Те пробыли недолго и ушли.

– Так вот, Бартон, если вам нужен мой совет – а он вам, как я понимаю, нужен, – то мое мнение таково: необходимо все тщательнейшим образом продумать и взвесить. Вашей жены больше нет. Что бы вы ни делали, ее не воскресить. Если у нас нет достаточных фактов, подтверждающих самоубийство, то равным образом у нас нет и улик, указывающих на убийство. Допустим, что Розмэри была убита. Возникает вопрос: стоит ли извлекать на свет всю эту давнюю историю? Поднимется газетная шумиха, наружу вытащат все грязное белье, романы вашей жены получат широчайшую огласку…

Лицо Джорджа передернулось, как от боли.

– И вы мне всерьез советуете смириться с тем, что какая-то скотина, сделав свое грязное дело, будет и дальше жить себе припеваючи? – сказал он с жаром. – Например, этот чванливый Фарадей с его напыщенными речами и драгоценной карьерой… Может быть, он-то и есть гнусный убийца?

– Я только хочу, чтобы вы отдали себе отчет, какие это может иметь последствия.

– Я хочу знать правду.

– Ну хорошо. В таком случае я бы на вашем месте отнес эти письма в полицию. Там, очевидно, довольно скоро найдут их автора и разберутся, насколько он обо всем осведомлен. Но только помните, Бартон: единожды пустив полицию по следу, вы уже не сможете ее остановить.

– Я не собираюсь обращаться в полицию. Именно поэтому я и хотел повидать вас. Я сам готовлю ловушку убийце.

– О чем вы говорите?

– Слушайте, Рейс. Я собираюсь устроить вечер в «Люксембурге». И хочу, чтобы вы туда пришли. Тот же состав гостей: Фарадей, Энтони Браун, Рут, Айрис и я. Я все уже продумал.

– Что вы собираетесь там устроить?

Джордж улыбнулся:

– Это тайна. Все будет испорчено, если я выдам свой план заранее. Даже вам я не могу сказать. Я хочу, чтобы вы пришли и увидели все без всякой предварительной подготовки.

Рейс подался вперед, голос его прозвучал жестко:

– Мне все это не нравится, Джордж. Идея, достойная плохого романа. Не тратьте попусту времени. Обратитесь-ка лучше в полицию. Это их работа, они знают, что делать в таких случаях. Когда речь идет о преступлении, любительские спектакли ни к чему.

– Поэтому я и хочу, чтобы вы туда пришли. Вас-то уж никак не назовешь любителем.

– Оттого что я когда-то служил в контрразведке? Но вы же все равно не собираетесь посвящать меня в суть дела.

– Пока это невозможно.

– Простите, но я вынужден отказаться. Я не одобряю ваш план и не хочу участвовать в его осуществлении. Будьте разумным человеком – выкиньте эту затею из головы.

– Ни за что на свете! Я все уже продумал окончательно.

– Не упрямьтесь. Я больше вас знаю о такого рода спектаклях. Мне не по душе ваша выдумка. Она ничего не даст. И даже может оказаться опасной. Вы об этом подумали?

– Она действительно небезопасна кое для кого!

Рейс вздохнул:

– Вы сами не ведаете, что творите. Потом не жалуйтесь. В последний раз прошу вас – откажитесь от этой безумной затеи.

Но Джордж только покачал головой.

Утро второго ноября выдалось сырое и мрачное. В столовой дома на Элвастон-сквер было так темно, что завтракать пришлось при электричестве.

Вопреки обыкновению, Айрис отказалась от кофе в постели и спустилась вниз к столу. Она сидела бледная как привидение и вяло ковыряла вилкой в тарелке. Джордж нервно листал «Таймс»[47], а на противоположном конце стола, уткнувшись в платок, рыдала Люсилла Дрейк.

– Я знаю – мой мальчик сделает что-нибудь ужасное. Это такая тонкая натура. Он зря никогда не написал бы, что это вопрос жизни и смерти.

Шурша газетой, Джордж раздраженно сказал:

– Прошу вас, Люсилла, успокойтесь. Я ведь обещал этим заняться.

– Я знаю вашу доброту, Джордж. Но я чувствую, что промедление может стать роковым. Ведь все это наведение справок, о котором вы говорите, требует времени.

– Мы ускорим эту процедуру.

– Но ведь он пишет – «непременно до третьего». А завтра уже третье. Я никогда себе не прощу, если с моим дорогим мальчиком что-нибудь случится.

– Ничего с ним не случится! – Джордж отхлебнул кофе.

– У меня ведь есть еще облигации…

– Прошу вас, Люсилла, предоставьте это мне.

– Не волнуйтесь, тетя Люсилла, – сказала Айрис, – Джордж все уладит. В конце концов, это же не в первый раз.

– Но прошло уже так много времени!

– Три месяца, – вставил Джордж.

– Он ничего не просил с тех самых пор, как его обманули эти мошенники-приятели на этом ужасном ранчо.

Джордж вытер усы салфеткой, поднялся и, проходя мимо миссис Дрейк, ласково похлопал ее по спине:

– Не расстраивайтесь, голубушка. Я попрошу Рут сразу же сделать телеграфный запрос.

Айрис встала и вышла вслед за ним.

– Джордж, как ты думаешь, нельзя ли нам отложить сегодняшний вечер? Тетя Люсилла так расстроена. Может быть, лучше остаться с ней дома?

– Не болтай глупостей! – Румяное лицо Джорджа побагровело. – Почему этот негодяй должен постоянно отравлять нам жизнь? Это ведь шантаж, самый настоящий шантаж! Иначе не назовешь. Будь на то моя воля, я не дал бы ему ни пенни[48].

– Но тетя Люсилла никогда на это не согласится.

– Люсилла – дура. Всю жизнь была дурой. Да и чего ждать от женщины, которая в сорок лет вздумала рожать? Такие безумные матери портят детей с колыбели, исполняют все их прихоти, черт бы их драл. Если бы этому сопляку хоть раз пришлось выпутываться самому, может быть, он стал бы человеком. И не спорь, Айрис. До вечера я как-нибудь улажу этот вопрос, чтобы Люсилла могла спокойно лечь спать. В крайнем случае возьмем ее с собой.

– Что ты, разве она пойдет? Она ненавидит рестораны. Сразу же засыпает, бедняжка. Кроме того, она не переносит духоты и табачного дыма. У нее тут же начинается астма.

– Я знаю. Я пошутил. Ну иди, успокой ее, Айрис. Скажи, что все будет в порядке.

Он повернулся и пошел к входной двери. Айрис медленно побрела назад в столовую. Тут в прихожей зазвонил телефон, и Айрис сняла трубку.

– Алло, кто это? – Выражение безнадежной тоски на ее лице сменилось радостью. – Энтони!

– Он самый. Я звонил тебе вчера, но никак не мог застать. Ты, как я вижу, крепко взялась за Джорджа?

– В каком смысле? Не понимаю.

– Джордж умолял, чтобы я пришел сегодня вечером на какое-то торжество. Совсем не похоже на его обычный стиль – «руки прочь от моей подопечной!». Он прямо заклинал меня. Я и подумал, что это, быть может, результат твоей тонкой работы.

– Нет, нет. Я тут ни при чем.

– Так это он сам вдруг так переменился?

– Не совсем. Это…

– Алло, Айрис, куда ты пропала?

– Я здесь.

– Ты что-то говорила? В чем дело, дорогая? Я слышу, ты вздыхаешь в трубку. Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего. Завтра я буду в норме. Завтра все будет в порядке.

– Какая трогательная уверенность! А ведь недаром есть такая поговорка: «Живи сегодняшним днем».

– Не надо так говорить.

– Айрис, что-то случилось?

– Нет, ничего. Я не могу сказать. Я дала слово.

– Скажи мне, родная.

– Нет, не могу. Энтони, вы… ты мне можешь ответить на один вопрос?

– Постараюсь.

– Ты был когда-нибудь влюблен в Розмэри?

Наступило минутное молчание, затем в трубке послышался смех.

– Так вот в чем дело! Да, я был немного влюблен в Розмэри. Она ведь была очень хороша, ты это знаешь. Но однажды, когда я с ней разговаривал, я увидел, как ты спускаешься по лестнице. В это мгновение все было кончено, как рукой сняло. На свете не осталось никого, кроме тебя. Это суровая, неприкрытая правда. И перестань об этом думать. Даже Ромео, если ты помнишь, увлекался Розалиндой до того, как его прибрала к рукам Джульетта.

– Спасибо, Энтони. Я рада это слышать.

– Значит, до вечера? Если я не ошибаюсь, это твой день рождения?

– Вообще-то день рождения через неделю. Но вечер устраивается по этому поводу.

– Тебе как будто не по душе предстоящее торжество?

– Совсем не по душе.

– М-да. Джорджу, конечно, виднее, но мне показалось странновато, что он выбрал то самое место, где…