Джеймс Хэдли Чейз - Дело о наезде

Неужели она надеялась, что суд присяжных поверит хоть одному ее слову? Достаточно взглянуть на машину, и все становится ясно. Тут я вспомнил, что обещал взять вину на себя. Если я скажу, что за рулем сидел я, присяжные сразу решат, что я был пьян; это первое, что придет им в голову. Дорога прямая. Не видеть приближающийся свет фары я не мог. Значит, имел время спокойно остановиться или хотя бы притормозить. Во рту у меня пересохло – похоже, я сам загнал себя в угол.

Потом эта кровь на правом заднем колесе. Это еще что такое? Откуда она там взялась? Ведь Люсиль сбила мотоциклиста левым боком. Переехать его правым задним колесом она никак не могла.

Я еще раз подошел к этому колесу и еще раз осмотрел поблекшие липкие красноватые пятна на ободе. Конечно, это кровь – вне всякого сомнения. Н-да, головоломка. Пожалуй, не стоит стирать эти пятна: такая улика, займись ею толковый адвокат, может сбить с толку присяжных, и уничтожать ее будет только себе во вред.

Я занялся дверями гаража: ввернул крюк, нацепил висячий замок. В такой гараж полиция не полезет, можно не сомневаться. Они наверняка свяжутся с Сиборном и попросят ключ, так что на этом я смогу выиграть хоть какое-то время.

Теперь, пожалуй, пора поехать на место нашего вчерашнего купанья и тщательно осмотреть пляж днем. Я вернулся к «понтиаку».

Было уже чуть больше двенадцати, и движение на шоссе было довольно густым – люди ехали на выходные за город. Только минут через двадцать я подъехал к повороту на грунтовую дорогу, ведущую к пляжу.

Я медленно вел «понтиак» по узкой дороге. Слева и справа тянулись невысокие песчаные дюны. У меня снова возник вопрос: какого черта О'Брайена принесло на эту дорогу? Укрыться здесь нет никакой возможности – ни деревьев, ни кустов, ничего.

Я тихонько ехал вперед и наконец заметил, что справа от дороги равномерная монотонность дюн как-то нарушена. Большой песчаный холм был слегка примят. Наверное, здесь. Я вылез из машины.

Хотя до берега было еще добрых две мили, впереди ясно виднелась желтая полоса песка и синяя гладь океана. Вся прилегающая территория была совершенно плоской, если не считать невысоких песчаных холмиков да горстки пальм вдалеке, где были вчера мы с Люсиль.

Некоторое время я продолжал смотреть по сторонам, но добавить к первому впечатлению ничего не смог, поэтому сел в «понтиак» и поехал к пляжу. Метрах в двадцати от нашей вчерашней стоянки я остановил машину.

Первое, что бросилось в глаза, – следы шин «кадиллака», впечатавшиеся в песок. Я отер пот со лба. Тут же я увидел мои с Люсиль следы, ведущие в сторону пальм. Я совершенно упустил это из виду. А что, если тут уже побывала полиция и все видела?

Но если на песке остались отпечатки наших ног, стало быть, надо искать и следы нашего телефонного приятеля, если только он действительно был здесь.

Словно овчарка, я начал рыскать вокруг, но, прочесав изрядный участок, я никаких следов, кроме моих и Люсиль, не обнаружил. Из этих поисков я вынес следующее: во-первых, полиция здесь не появлялась, и они, естественно, следов «кадиллака» видеть не могли; во-вторых, что было уже совсем интересно, на месте событий наш абонент не присутствовал. Это уж никак не поддавалось объяснению. Откуда ему стало известно, что мы с Люсиль купались вместе, а потом поссорились? Я решил, что существует только один вариант: он наблюдал за нами издалека с помощью мощной ночной оптики. Тогда становилось понятно, почему Люсиль его не видела.

Несколько минут я ползал по песку и стирал следы шин. Затем, ступая по своим вчерашним следам, дошел до пальм, после чего повернул обратно и принялся уничтожать следы, свои и Люсиль.

К концу этой в какой-то степени ювелирной работы я изрядно вспотел, но все же почувствовал себя в большей безопасности – теперь, если полиции вздумается искать ключ к разгадке здесь, компрометирующих нас следов они не найдут.

Довольный, что предпринял хоть какие-то меры предосторожности, я подошел к «понтиаку» и открыл дверцу. В этот миг я услышал сзади шум машины и, обернувшись, увидел, как из-за поворота дороги вынырнул желто-красный «олдсмобиль» и медленно двинулся в мою сторону.

Сердце чуть подпрыгнуло под ребрами. Я стоял и смотрел на подъезжающую машину. Появись она здесь минуты на три раньше, водитель застукал бы меня за уничтожением важных для суда улик.

За рулем сидела женщина. Остановившись метрах в десяти от меня, она пристально оглядела меня в открытое окно. Потом вышла из машины.

Она была в ярко-красном платье, белой маленькой шляпке и белых перчатках в сетку. Рост – выше среднего, брюнетка. Она являла собой довольно распространенный тип латиноамериканской красотки. Таких каждый день можно встретить на пляжах Флориды, где они показывают свои прелести – всем, кто готов обратить на них свой взор.

Она вышла из машины, сверкнув длинными точеными ногами в нейлоновых чулках, разгладила платье на внушительных аппетитных бедрах и вперилась в меня черными глазами.

– Здесь был убит полицейский? – спросила она, медленно подходя ко мне.

– Насколько мне известно, это произошло ближе к шоссе, – ответил я. Это еще кто такая? И что ей здесь нужно? – Место катастрофы вы, скорее всего, проехали.

– Проехала? – Она остановилась недалеко от меня. – Вы думаете, ближе к шоссе?

– Так написано в газетах.

Открыв сумочку, она вытащила оттуда смятую пачку сигарет, воткнула одну меж своих полных губ и посмотрела на меня.

Я вытащил зажигалку и шагнул к ней. Она наклонилась навстречу огоньку, и меня обдало запахом какого-то лака для волос.

– Спасибо.

Она чуть откинула голову назад и заглянула прямо мне в глаза. Вблизи я разглядел, что лицо ее покрыто густым слоем прессованной пудры, однако грим был положен умелой рукой. Над губой виднелась тоненькая линия усиков, и эти усики придавали ее лицу ту чувственность, которой всегда славились латиноамериканки.

– Вы газетчик? – спросила она.

– Газетчик? Нет, вовсе нет. Просто я приехал окунуться.

Она отвела взгляд и посмотрела вдаль, на полосу песка. Свои и Люсиль следы я уничтожил, но общее единообразие было все же нарушено, и она сразу это заметила.

– Это вы так примяли песок?

– Вы об этих линиях? – Я постарался придать голосу самые непринужденные нотки. – Нет, они здесь были до меня.

– Выглядят они так, словно кто-то хотел стереть следы.

Я повернулся и посмотрел на песок.

– Вы думаете? Скорее всего, это ветер. Ветер всегда рисует на песке странные узоры.

– Ветер? – (Я снова почувствовал, как глаза ее обшаривают мое лицо.) – Милях в двух отсюда я проехала мимо придавленной дюны. По-вашему, его убили там?

– Возможно. Точно не знаю.

– Не думайте, что я это из любопытства. Я собиралась за него замуж.

Я резко вскинул голову. Сразу вспомнилось, где-то в газете я читал, что О'Брайен собирался жениться на певичке из ночного клуба.

– Ах да. Я сегодня читал об этом.

– В самом деле? – Она улыбнулась. Улыбка была холодная, горькая. – До сегодняшнего утра вы и понятия не имели о моем существовании, верно? А ведь я пою уже лет десять. Да, для артистки мало радости, если ее имя попало в газеты лишь благодаря смерти жениха, который к тому же приказал долго жить по собственной глупости.

Она села в машину, развернулась и быстро умчалась, оставив после себя облако из песка и пыли.

Перекусив по дороге бутербродами, я поехал домой. Я все больше и больше убеждался в том, что с аварией что-то нечисто. Люсиль мне лгала – на этот счет у меня не оставалось никаких сомнений. Но что же произошло на самом деле? Ясно было одно: Люсиль не могла не видеть О'Брайена, потому что он ехал ей навстречу. Она не смогла остановиться, и произошло лобовое столкновение. В такой ситуации рассчитывать на милосердие суда присяжных никак не приходилось, и я начал понимать, почему она буквально заставляла меня взять вину на себя.

Но главное – что делать с «кадиллаком»? Ведь, если полицейские будут вести розыски с обещанным рвением, рано или поздно они найдут «кадиллак» в гараже Сиборна.

Я вспомнил слова капитана полиции: каждый повредивший свою машину после происшествия должен немедленно заявить об этом и объяснить, как было получено повреждение.

А что, если это дает мне возможность выкрутиться? Допустим, я сейчас как следует шмякну «кадиллак» о дверь гаража, потом позвоню в полицию. Поверят они, что я разбил машину именно таким манером? Если бы повреждения были только на передней части машины, пожалуй, можно было бы рискнуть, но два рубца на крыле… нет, полиция сразу навострит ушки.

Во всяком случае, тут уже было над чем подумать, и я решил не выбрасывать эту идею из головы. Я продолжал вертеть ее так и сяк, когда вышел из машины и стал отпирать входную дверь, но вдруг мысли мои разлетелись – в доме зазвонил телефон.

Я вбежал в гостиную и поднял трубку.

– Мистер Скотт?

Я узнал голос Уоткинса и похолодел. Какого черта ему может быть нужно?

– Я слушаю.

– Я звоню по поручению мистера Эйткена. Он надеялся, что, возможно, вы еще дома, – сказал Уоткинс. – Если вы располагаете временем, мистер Эйткен был бы рад видеть вас у себя.

– Но я дома совершенно случайно. Меня ждут на площадке для гольфа, – с досадой произнес я. – Передайте ему, что не застали меня.

Уоткинс кашлянул.

– Я с удовольствием передал бы, сэр, но мистер Эйткен дал мне понять, что дело весьма срочное. Если вы считаете, что…

– Да нет, ладно. Я приеду. Он, конечно, хочет, чтобы я выезжал сию секунду?

– Насколько мне известно, он ждет вас, сэр.

– Хорошо, еду, – буркнул я и повесил трубку.

Я остановился перед камином и минуту бессмысленно смотрел на свое отражение в зеркале. Лицо слегка побледнело, в глазах – испуг.

Неужели Люсиль набралась храбрости и все ему рассказала? В выгодном для себя свете, разумеется, и мой вариант пойдет вторым номером. Ведь Эйткен сам выгонял меня на выходные отдохнуть, а теперь вдруг вызывает. Конечно, это неприятности.