— Нет, не хочет! — ответил вместо нее Мейсон.

— Во всяком случае она может сказать, посылала ли она что-нибудь на свое имя, и когда она это сделала, — сказал Трэгг. — Мы ведь имеем эту бандероль и знаем, кто писал адрес на ней. В течение часа мы познакомимся и с содержанием бандероли.

Элен Эддар бросила на Мейсона испуганный взгляд.

— Мисс Эддар вообще не будет делать никаких заявлений, — твердо повторил Мейсон.

— Для нее же хуже, — ответил Трэгг. — Пресса может представить факты в невыгодном для нее свете…

— Суд общественности нам мало поможет в этом вопросе. Речь может идти только о Суде Присяжных. И давайте играть в открытую, лейтенант: в силу определенных причин мисс Эддар не может ответить на ваши вопросы. Кроме того, у нее есть основания сохранять свое прошлое в тайне — прошлое чисто личного и частного порядка. А если она будет отвечать на вопросы, это прошлое неизбежно всплывет на поверхность. Отсюда следует, что на вопросы отвечать она не будет и вообще не будет говорить ни слова.

— Я могу понять вашу позицию, — ответил Трэгг. — Но в таком случае все это дело целиком ляжет на ваши плечи… Впрочем, вы, наверное, этого и хотите. С другой стороны, эти личные и частные вещи все равно всплывут на поверхность. Я имею в виду конкурс красоты и все такое прочее…

— Почему? — спросил Мейсон.

— Потому что об этом знают в полиции и, боюсь, это известно уже и прессе, — ответил Трэгг. — Я не хочу сказать ничего, что бы бросило тень на поведение вашей клиентки, но в конце концов улики есть улики, и, кроме того, имеется еще свидетельница Максин Эдфилд, которая даст Суду весьма ценные показания в отношении мотивов. К тому же она может поставить под сомнение утверждение Элен Эддар о том, что она имеет сына от Хармена Хаслетта, оставившем после себя двухмиллионное состояние. Все эти факты неизбежно всплывут на поверхность, когда речь пойдет о причинах убийства, и я буду весьма удивлен, если мисс Эддар не побоится прокомментировать их.

— У мисс Эддар нет надобности комментировать что-либо!

— В таком случае объяснения придется давать вам, как ее адвокату.

— Как ее адвокат, я тоже не обязан давать какие-либо объяснения.

— Что ж, — пожал плечами трэгг, — значит, будем играть в молчанку. Вы, конечно, оба понимаете, что мы заинтересованы в расследовании этого дала. И нам не нравится, когда вокруг дела поднимается много шума, так что если мисс Эддар сможет ответить нам на вопросы, мы будем рады выслушать ее объяснения, проверим факты, о которых она сообщит, и если в их не будет противоречий, мы не станем ее больше беспокоить.

— Мы оба с вами отлично знаем, — бросил Мейсон, — что вы все равно не сможете ее отпустить до тех пор, пока дело не будет решено в судебном порядке. А все эти громкие слова вам нужны для того, чтобы заставить ее говорить.

Трэгг усмехнулся:

— Хорошо, Мейсон, я больше не буду делать никаких попыток. А вам, мисс Эддар, придется поехать вместе с нами. Кстати, хочу заметить, что попытка послать компрометирующие материалы по почте говорит сама за себя. Конечно, сейчас я не выношу никаких обвинений, но, может быть, вам, господин адвокат, будет интересно узнать, что эту бандероль мы обязательно вскроем. Я буду очень рад за вас и за вашу клиентку, если мы не найдем там дневника Агнес Берлингтон, но очень боюсь, что именно этот дневник мы там и найдем. А теперь, мисс Эддар, если вы будете так любезны и проедете с нами в полицейское Управление, мы выполним там все формальности по возможности безболезненно — это, конечно, в том случае, если вы измените свое поведение и дадите толковое объяснение своим поступкам.

— Никаких объяснений не будет! Ни толковых, ни бестолковых! — ответил Мейсон. — И мы будем пользоваться своим правом — хранить молчание. Кроме того, я хочу пять минут поговорить со своей клиенткой, господин лейтенант. Может быть, вы подождете в коридоре? После этого вы можете везти ее в Управление.

— Переговорить с ней вы можете и в Управлении, — ответил Трэгг.

— После того, как вы внесете это в регистрационную книгу? Конечно, если вы мне отказываете в разговоре с моей клиенткой…

— Вы не так меня поняли, — поспешно сказал Трэгг. — Я не хочу ставить вам никаких препятствий, Мейсон. Во избежание осложнений. Значит, вы просите пять минут?

— Да.

— Что же, говорите, — ответил Трэгг и с саркастической улыбкой вышел из кабинета.

Мейсон повернулся к Элен Эддар:

— В этой бандероли — дневник Агнес Берлингтон?

— Да.

— Где вы его взяли?

— В верхнем ящике бюро.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Итак, вы приехали к ней, нашли ее мертвой, обыскали комнаты и забрали дневник?

— Да.

— Оружие какое-нибудь находили?

— Нет.

— А у вас есть оружие?

— Почему вы об этом спрашиваете?.. Да, есть.

— Какое?

— Кольт тридцать восьмого калибра.

— Где он сейчас?

— О, Господи! Откуда я знаю! Где-то дома. Мне кажется… Ой, нет, вспомнила! Я давала его Уайту. Он хотел поупражняться в стрельбе. Выезжал за город с девушкой… ну, и поскольку он очень хороший стрелок, то хотел покрасоваться перед ней.

— А что он потом сделал с револьвером? Отдал обратно?

— Нет, он еще у него, если он не… О, Боже!

— Ну, что там еще? — спросил Мейсон.

— Теперь я все вспомнила! Он сказал мне, что положит его в мою машину, в «бардачок».

— Вы не знаете, он уже положил его?

— Не знаю, но думаю, что положил.

— И, значит, когда полиция осматривала вашу машину, она могла обнаружить и револьвер?

— Думаю, что могла.

— Если окажется, — сказал Мейсон, — что роковая пуля была выпущена из этого револьвера, вас уже ничто не спасет. Присяжные вынесут вердикт о предумышленном убийстве.

— Мне кажется… Вы думаете, что я вела себя совсем глупо… Да, мистер Мейсон?

— Вы очень хорошо планировали свои действия, мисс Эддар. Вы пытались поступить как можно умнее, но выходило все наоборот.

Адвокат вышел из кабинета.

— Вам понадобилось всего три с половиной минуты, — дружески сказал Трэгг.

— Вот и хорошо, — хмуро ответил Мейсон. — Оставшиеся полторы вы можете засчитать как сдачу от занятого мной у вас времени.

15

Мейсон сидел у себя в кабинете в расстегнутой у ворота рубашке. Перед им стояла чашка кофе. Пол Дрейк расположился напротив, в кресле для посетителей, и делал записи. Делла Стрит возилась с новой порцией кофе.

Мейсон устало сказал:

— Эта женщина втянула меня в грязную историю. А я слепо сунул туда свою голову и теперь не могу вытащить ее обратно. Я не могу рассказать тебе, Пол, что собирается предпринять полиция в отношении ее, потому что сам этого не знаю. И самое главное — я не знаю, нашла ли полиция оружие, из которого была застрелена Агнес Берлингтон.

— У твоей клиентки есть оружие? — спросил Пол.

— Это еще полбеды, — ответил Мейсон. — У нее есть револьвер, купленный в солидном магазине, и регистрационная книга этого магазина быстро подскажет полиции, чей это револьвер.

— А где он сейчас?

— Видимо, в руках полиции, — ответил Мейсон. — И мне совершенно необходимо узнать, Пол, из этого револьвера был произведен выстрел или нет.

— А если из этого — что тогда?

— В этом случае мне останется лишь поднять руки вверх, — ответил Мейсон. — Не будет и одного шанса из тысячи, что присяжные ее оправдают.

— А если стреляли не из этого револьвера?

— Тогда я попытаюсь доказать, что она вообще не стреляла. Ведь тот факт, что она имеет револьвер именно такого калибра, который был употреблен для убийства, в сочетании с другими факторами просто создаст картину неудачно сложившихся обстоятельств…

— Но тем не менее обстоятельные улики останутся, — заметил Дрейк. — Я понял, что полиция способна доказать, что машина Элен Эддар стояла на подъездной дорожке к дому Агнес Берлингтон и что Элен Эддар побывала в этом доме задолго до того, как полиция была извещена об убийстве. И прокурор будет строить свое обвинение на том, что она утаила или уничтожила какие-то улики, находившиеся в доме, а потом направилась к тебе и пригласила с собой на место преступления, чтобы ты зафиксировал положение вещей и вызвал полицию.

— Да, они будут придерживаться именно таких позиций, — ответил Мейсон. — Но, тем не менее, у меня будет достаточно возможностей разбить эту теорию.

— Если они смогут доказать, что ее машина стояла у дома, а сама она побывала в доме, — сказал Дрейк, — то дело плохо. Тут уже придется давать Суду очень толковое объяснение.

— И такое толковое объяснение не так уж трудно дать, — ответил Мейсон. — Я, например, думаю, что на судебном процессе выяснится, что Агнес Берлингтон умерла не позже, чем через два часа после приема пищи. И я хотел бы выяснить, что именно она ела и в какое время.

— Как ты собираешься это узнать?

— Неподалеку от ее дома находится универсальный магазин. И я думаю, что она время от времени ходила туда за провизией. Попробуй разузнать что-нибудь.

— Ты думаешь, ее там кто-нибудь запомнил?

— Не знаю. Но попытаться нужно. Ведь мы имеем дело с одинокой женщиной. Судя по всему, она регулярно покупала полуфабрикаты или еще какую-нибудь пищу. Если она вообще питалась одна, я думаю, что именно полуфабрикатами. Хочу напомнить, что полиция не хотела давать информацию относительно содержимого ее желудка. По всей вероятности, здесь можно будет за что-нибудь зацепиться. Если, например, оказалось бы, что она пообедала в ресторане — съела бифштекс с жаренным картофелем, салат и так далее, то можно было бы предположить, что она ходила в ресторан с мужчиной и что этот мужчина мог проводить ее домой.

— Но ты же не узнаешь, когда она ела в последний раз? Был ли это ленч, обед или ужин?

— Я знаю, что свет в доме был зажжен, — ответил Мейсон. — А этот факт позволяет мне предположить, что преступление было совершено в вечерний час. И если вдобавок окажется, что оно было совершено не более чем через два часа после приема пищи, то это наверняка окажется такая пища, которую она приобрела в готовом виде. Вряд ли она стала бы возиться со стряпней. С другой стороны, если окажется, что она ела что-то дорогое, то я могу предположить, что она побывала в ресторане.