– Что вы такое говорите?

– Возможно, я говорю чересчур много, – согласился Пуаро, вставая. – А теперь, месье, доверьтесь мне. Доверьтесь Эркюлю Пуаро.

– Неужели вы сумеете ее спасти? – спросил Ричард, и в голосе его звучало отчаяние.

Пуаро отвечал в высшей степени торжественно:

– Я дал слово... хотя не представлял, насколько трудно его будет сдержать. Видите ли, у нас очень мало времени, нужно что-то предпринять, и срочно. Пообещайте в точности выполнить все, что я скажу, не задавая вопросов и не считаясь с хлопотами. Обещаете?

– Хорошо, – довольно неохотно согласился Ричард.

– Вот и прекрасно. А теперь послушайте. Предложение мое довольно простое и вполне выполнимое. Собственно говоря, оно продиктовано просто-напросто здравым смыслом. Мне нужно, чтобы вы потребовали полного обыска дома. Прибудут полицейские, их прибудет много, и обыщут все. Для вас и для всех членов семьи это создаст определенные неудобства, и потому на время вы все отсюда уедете.

– Уедем? – Ричард едва верил своим ушам.

– Таково мое предложение. Далеко уехать, конечно, вам не позволят. Но говорят, у вас в Маркет-Клив неплохая гостиница. Снимите комнаты. Вы останетесь под рукой, вас можно будет найти в любой момент.

– Когда я должен об этом сказать?

Пуаро улыбнулся ему лучезарной улыбкой.

– Немедленно, – сказал он. – Немедленно.

– Но ведь это будет выглядеть очень странно.

– Нисколько, – маленький детектив еще раз ободряюще улыбнулся. – Это примут всего лишь – как вы это говорите? – за душевный порыв. Все подумают, что дом стал вам ненавистен, вы не в состоянии здесь оставаться. И воспримут как должное, вот увидите.

– А как быть с инспектором Джеппом?

– С инспектором Джеппом я все улажу сам.

– Я все же не понимаю, чего мы добьемся, – сказал Ричард.

– Разумеется, не понимаете, – с довольным видом подтвердил Пуаро. И пожал плечами. – Вам это совершенно необязательно. Важно, чтобы понимал я. Я, Эркюль Пуаро. Этого достаточно. – Он взял Ричарда за плечи. – Идите и сделайте, что я сказал. Кстати, если вам это так неприятно, пусть все организационные вопросы возьмет на себя Рейнор. Идите, идите!

И он почти вытолкал Ричарда в коридор.

Оглянувшись через плечо, Ричард бросил на Пуаро встревоженный взгляд и ушел.

– Ох эти англичане! До чего же упрямые, – проворчал Пуаро.

Он подошел к окну и выглянул в сад.

– Мадемуазель Барбара! – крикнул он.

Глава 18

Барбара заглянула в окно.

– Что такое? Неужели еще что-то случилось?

Пуаро улыбнулся самой обворожительной улыбкой.

– Ах, мадемуазель. Я лишь хотел узнать, не могли бы вы на несколько минут одолжить мне моего друга?

Барбара капризно поджала губки.

– Как! Вы хотите отнять у меня самого дорогого гостя?

– Очень ненадолго, мадемуазель, обещаю.

– Что ж, тогда, так и быть, одолжу. – Барбара оглянулась на сад и крикнула: – Дорогой мой, идите сюда, вы нужны месье Пуаро.

– Благодарю вас. – Пуаро еще раз улыбнулся и отвесил поклон.

Барбара вернулась в сад, и через несколько секунд появился Гастингс. Вид у него был пристыженный.

– Что вы скажете в свое оправдание? – Пуаро сделал вид, будто сердится.

Гастингс виновато улыбнулся.

– Не прячьтесь за улыбочками, – продолжал Пуаро в том же тоне. – Я оставил вас здесь стеречь важную улику, и что же узнал через пять минут? Что вы уже прогуливаетесь по саду с очаровательной молодой леди. Нет, mon cher, как только на сцене появляется хорошенькая девушка, на вас совершенно нельзя положиться, все ваши благие намерения тотчас оказываются забыты. Zut alors! [13]

Овечья улыбка на лице Гастингса увяла. От смущения он вспыхнул.

– Послушайте, я страшно виноват, Пуаро. Я вышел всего на секунду, а потом заглянул в окно, увидел вас и подумал, что ничего страшного.

– Вам просто стыдно было показаться мне на глаза, – заявил Пуаро. – Знаете, Гастингс, вполне вероятно, что из-за вас свершилось непоправимое. Когда я вошел, я столкнулся с Карелли. Одному богу известно, чем он тут занимался, вдруг подбросил какую-нибудь улику?

– Послушайте, Пуаро, мне действительно очень жаль, – еще раз извинился Гастингс. – Очень и очень жаль.

– Если непоправимого все еще не случилось, то благодарить нужно счастливый случай, а никак не вас. А теперь, mon ami, наступил момент, когда мы оба должны как следует напрячь все наши серые клеточки.

И Пуаро, сделав вид, будто собирается потрепать приятеля по щеке, залепил ему основательную оплеуху.

– Хорошо же! – воскликнул Гастингс. – Я готов приступить к делу.

– Ничего хорошего, друг мой, – возразил Пуаро. – Наоборот. Все плохо. Хуже некуда. – Вид у него стал встревоженный. – Темно. Темно, как вчера вечером.

На минуту Пуаро задумался.

– Но... Да, кажется... Неплохая мысль. Блеск! Да, пожалуй, начнем отсюда!

Совершенно озадаченный, Гастингс проговорил:

– Ради бога, о чем вы?

Очень серьезно Пуаро спросил:

– Почему умер сэр Клод, Гастингс? Ответьте на этот вопрос. Почему умер сэр Клод?

Гастингс вытаращил глаза.

– Но ведь это уже известно?

– Разве? Вы так уверены?

– Э-э... да, – проговорил Гастингс, хотя не слишком уверенно. – Он умер... потому что его отравили.

Пуаро нетерпеливо отмахнулся:

– Это понятно. Но почему его отравили?

Гастингс честно задумался.

– Скорее всего, потому, что вор думал...

Пуаро медленно покачивал головой в такт словам.

– Вор думал, что его найдут...

Он снова замолчал, глядя на лысину Пуаро.

– Попытайтесь же представить себе, Гастингс, то, о чем вор не подумал.

– Не могу, – признался Гастингс.

Пуаро заходил по комнате, воздев руки, словно призывая Гастингса к вниманию.

– Гастингс, дорогой, позвольте мне напомнить вам факты в той последовательности, в которой они произошли, или, по крайней мере, в какой должны были произойти.

Гастингс сел и приготовился слушать.

– Вчера вечером, сидя в своем кресле, умирает сэр Клод. – Пуаро подошел к креслу и тоже сел. Потом задумчиво повторил: – Вот именно, умирает, сидя в своем кресле. При этом в комнате не происходит ничего подозрительного. Все склоняются к мысли о том, что он умер от сердечного приступа. О его бумагах забыли, и уж несколько дней никто бы о них даже не вспомнил. А потом всех интересовало бы в первую очередь завещание. А спустя еще некоторое время, после похорон, оказалось бы, что последняя его работа так и осталась не завершена. Понимаете, что это означает, Гастингс?

– Да.

– Что?

Гастингс удивился.

– Да, что? – повторил он.

– Время. Для вора это означает время. Он успел бы спокойно спрятать похищенный конверт. И ни в ком не вызвать никаких подозрений. Даже если бы в конце концов об исчезновении последней формулы стало известно, вор все равно остался бы в безопасности.

– Да, конечно... Конечно, я тоже так думаю, – неуверенно подтвердил Гастингс.

– Разумеется, иначе быть не может! – вскричал Пуаро. – Или я не Эркюль Пуаро! Но смотрите, какой напрашивается вывод. Убийство сэра Клода было спланировано заранее и не было совершено из-за случайно сложившихся обстоятельств. Нет, оно было хорошо продумано и тщательно подготовлено. Подготовлено. Теперь понимаете?

– Нет, – с простодушным чистосердечием признал Гастингс. – Поймите, я в этом не разбираюсь. Я знаю только одно: сейчас мы сидим в библиотеке. Вот и все.

– И совершенно правы, друг мой, – сказал Пуаро. – Мы в библиотеке. Но сейчас не утро, а вечер. Свет гаснет. Планы нашего вора рушатся.

Выпрямившись, Пуаро поднял палец, словно призывая Гастингса проникнуться всей важностью происходящего.

– Сэр Клод, который не должен был бы подходить к сейфу до следующего утра, по какой-то случайности все же обнаружил пропажу. И, как сказал он сам, соорудил ловушку. Вор попался, как крыса. Однако вор – он же убийца – знает то, о чем не догадывается сэр Клод. Он знает, что через несколько минут сэр Клод уснет навсегда. У него... или у нее... остается одна задача – за ту минуту, в течение которой в комнате будет темно, спрятать бумагу. Закройте глаза, Гастингс, я тоже закрою. Темно, нам ничего не видно. Но все слышно. Повторите, Гастингс, повторите точно, у вас великолепная память, повторите все, что нам перечислила мисс Эмори.

Гастингс закрыл глаза.

– Вздохи...

Пуаро кивнул.

– Короткие вздохи, – медленно, с трудом припоминая болтовню Кэролайн, проговорил Гастингс и снова задумался. – Упал стул, потом звякнул металлический предмет, наверное, ключ.

– Совершенно верно. Упал ключ. Дальше.

– Вскрик Люсии. Она просила сэра Клода включить свет. Потом стук в дверь... О! Погодите! В самом начале был еще один звук, будто разорвался шелк.

Гастингс открыл глаза.

– Вот именно! Будто разорвался шелк, – воскликнул Пуаро.

Он поднялся, в волнении заходил по комнате, подошел к столу, потом к камину.

– Все это произошло здесь, за одну минуту, ту самую минуту, на которую выключили свет. Все осталось здесь. Но все-таки не услышали ничего такого...

Он остановился возле камина и машинально поправил вазу с бумажками.

– Да оставьте же наконец в покое эту вазу, Пуаро! Сколько можно.

Пуаро повернулся к другу.

– Что вы сказали? – произнес он. – Действительно, – и Пуаро в недоумении уставился на вазу. – Действительно, я уже поправил ее полчаса назад. Тем не менее сейчас она стоит так, что мне снова захотелось это сделать. – Он разволновался. – Почему, Гастингс? Что это означает?

– Потому что она опять стоит криво, – уныло ответил Гастингс. – А у вас мания.

– Как будто разорвался шелк! – воскликнул Пуаро. – Нет, Гастингс! Не шелк. Но звук действительно похож. – Он все еще смотрел на вазу. – Это рвалась бумага! – медленно проговорил он и взял вазу в руки.