— Если вы хотите сказать, что туда являются привидения, то мы не собираемся там спать, поэтому я ничего не имею против. Призраки не интересуются пишущими машинками.

Пейджет сказал, что дело не в привидениях, а в том, что семнадцатая каюта, в конце концов, ему не досталась. Он поведал мне длинную историю. По-видимому, он, некий мистер Чичестер и девица по имени Беддингфелд чуть не подрались из-за каюты. Нечего и говорить, что девица победила, а Пейджет был явно этим огорчен.

— Тринадцатая и двадцать восьмая каюты лучше, — повторял он. — Но они даже смотреть на них не захотели.

— Ну, — сказал я, подавляя зевоту, — то же касается и вас, мой дорогой Пейджет.

Он укоризненно посмотрел на меня.

— Но ведь вы приказали мне получить семнадцатую каюту?

— Дорогой мой, — сказал я раздраженно, — я упомянул номер семнадцать, так как случайно заметил, что он свободен. Но это совершенно не означало, что вы должны были стоять за него насмерть — тринадцатый или двадцать восьмой подошли бы нам с равным успехом.

Похоже, он обиделся.

— Есть и еще кое-что, — настаивал он. — Каюта досталась мисс Беддингфелд, однако сегодня утром я видел, как Чичестер, крадучись, выходил оттуда.

Я строго взглянул на него.

— Если вы пытаетесь раздуть грязный скандал вокруг Чичестера, который хоть и отвратный тип, но миссионер, и этого привлекательного ребенка Энн Беддингфелд, то я не верю ни единому слову, — холодно сказал я. — Энн Беддингфелд очень миленькая — у нее исключительно красивые ножки. Я сказал бы, самые лучшие на борту.

Пейджету не понравились мои замечания о ножках Энн Беддингфелд. Он из тех мужчин, кому до ножек нет никакого дела, а если и есть, то он скорее умрет, чем в том признается. Кроме того, он считает мое отношение к подобным вещам фривольным. Мне нравится досаждать Пейджету, поэтому я злорадно продолжал:

— Поскольку вы с ней познакомились, то могли бы пригласить ее отобедать за нашим столом завтра вечером. Будет костюмированный бал. Между прочим, вы бы спустились к парикмахеру и выбрали для меня маскарадный костюм.

— Вы, конечно, не станете надевать маскарадный костюм? — в ужасе произнес Пейджет.

Мне стало ясно, что это совершенно не вязалось с его представлением о моем достоинстве. Он был шокирован, его лицо выражало страдание. До сих пор у меня не было никакого намерения надевать маскарадный костюм, но привести Пейджета в полное замешательство было слишком заманчиво, чтобы я мог от этого отказаться.

— С чего вы взяли? — сказал я. — Разумеется, надену. И вы тоже.

Пейджет содрогнулся.

— Итак, ступайте вниз к парикмахеру и позаботьтесь обо всем, — закончил я.

— Не думаю, что у него есть большие размеры, — пробормотал Пейджет, на глаз измеряя мою фигуру.

Временами Пейджет, сам того не сознавая, может больно обидеть.

— И закажите столик на шестерых в салоне, — продолжал я. — Мы пригласим капитана, девицу с красивыми ножками, миссис Блейр…

— Миссис Блейр не пойдет без полковника Рейса, — вставил Пейджет. — Он просил ее отобедать с ним.

Пейджету всегда все известно. Я ощутил законную досаду.

— Кто такой Рейс? — спросил я раздраженно.

Как я уже говорил, Пейджет всегда все знает или думает, что знает. Он снова выглядел таинственным.

— Говорят, будто он из Интеллидженс сервис[50], сэр Юстес. Кроме того, он до некоторой степени большая «шишка», хотя я, конечно, не уверен.

— Ну разве это не похоже на наше правительство?! — воскликнул я. — Здесь на борту находится человек, чья профессия — перевозить секретные документы, а они вручают их мирному профану, который просит только о том, чтобы его оставили в покое.

Пейджет напустил на себя еще больше туману. Он подошел ко мне поближе и понизил голос:

— Если вы спросите меня, сэр Юстес, я скажу, что все очень странно. Взять хотя бы мою болезнь перед отъездом…

— Дорогой мой, — безжалостно прервал его я, — это были печеночные колики. Вы часто ими страдаете.

Пейджет слегка поморщился.

— Это не был обычный приступ. На сей раз…

— Ради Бога, не входите в подробности вашего состояния, Пейджет. Я не хочу о них слышать.

— Очень хорошо, сэр Юстес. Однако я считаю, что я был умышленно отравлен!

— А! — сказал я. — Вы говорили с Рейберном.

Пейджет не отрицал.

— По крайней мере, сэр Юстес, он так думает, а он должен знать, о чем говорит.

— Между прочим, где этот парень? — спросил я. — Он не попадался мне на глаза с тех пор, как мы оказались на борту.

— Он сказывается больным и пребывает в своей каюте, сэр Юстес. — Пейджет снова понизил голос. — Но это камуфляж, я уверен. Так ему удобнее охранять.

— Охранять?

— Вашу безопасность, сэр Юстес. На случай, если на вас будет совершено нападение.

— Вы такой весельчак, Пейджет, — сказал я. — Полагаю, что воображение заводит вас слишком далеко. На вашем месте я пошел бы на бал в костюме смерти или палача. Это будет соответствовать вашей мрачной, леденящей душу красоте.

Мои слова заставили его замолчать на время. Я вышел на палубу. Девица Беддингфелд беседовала с миссионером-проповедником Чичестером. Женщины всегда увиваются вокруг проповедников.

Человеку моей комплекции неудобно нагибаться, тем не менее я оказал Чичестеру любезность, подняв клочок бумаги, который порхал у его ног.

Ни слова благодарности за свои труды я не дождался. Между прочим, я невольно посмотрел, что было написано на листке. Там было всего одно предложение:

— «Не пытайтесь действовать в одиночку, не то будет хуже».

Миленькое обращение к проповеднику. Интересно, кто такой этот Чичестер? На вид он кроткий как ягненок. Но внешность обманчива. Спрошу о нем Пейджета. Тот всегда все знает.

Я изящно опустился в шезлонг рядом с миссис Блейр, прервав тем самым ее tete-a-tete с Рейсом, и пригласил ее отобедать со мной в вечер костюмированного бала. А Рейсу удалось напроситься на приглашение.

После ленча пришла девица Беддингфелд и села с нами пить кофе. Я был прав относительно ее ножек.

Они действительно самые красивые на судне. Я, конечно, приглашу к обеду и ее.

Я бы очень хотел знать, что приключилось с Пейджетом во Флоренции. Как только упоминается Италия, он меняется в лице. Если бы я не знал, сколь он порядочен, я заподозрил бы его в какой-нибудь сомнительной интрижке…

Интересно! Даже самые порядочные люди… Для меня было бы большим утешением узнать, что я оказался прав.

Пейджет — и тайный грех! Великолепно!

Глава 13

Это был любопытный вечер.

У парикмахера мне впору пришелся единственный костюм — медвежонка. Я не прочь сыграть медведя в обществе каких-нибудь миленьких молоденьких девиц зимним вечером в Англии, но для экватора — это едва ли идеальный костюм. Тем не менее я вызвал много веселья и получил первый приз в конкурсе «Что вы привезли с собой» — нелепое название для костюма, взятого напрокат на один вечер. Однако это было, в общем, несущественно, поскольку никто, кажется, не имел ни малейшего представления, что было привезено, а что получено здесь.

Миссис Блейр отказалась участвовать в маскараде. Очевидно, тут она солидарна с Пейджетом. Полковник Рейс последовал ее примеру. Энн Беддингфелд придумала для себя костюм цыганки и была чудо как хороша. Пейджет сослался на головную боль и не пришел. Вместо него я пригласил странного маленького человечка по фамилии Ривс. Он — видный член Южно-Африканской рабочей партии. Ужасный человечишка, но я буду поддерживать с ним отношения, поскольку он снабжает меня необходимой информацией. Мне нужно иметь представление об этой истории на Ранде в интерпретации обеих сторон.

Во время танцев было жарко. Дважды я танцевал с Энн Беддингфелд, и ей пришлось сделать вид, что она в восторге. Один раз я танцевал с миссис Блейр, которая не дала себе труда притворяться, и еще помучил несколько других девиц, чья внешность произвела на меня благоприятное впечатление.

Затем мы спустились к ужину. Я заказал шампанского, стюард предложил «Клико»[51] 1911 года — лучшее, что у них есть на борту, и я согласился. Похоже, вино развязало язык полковнику. Он неожиданно разговорился, стал даже чересчур болтлив. Какое-то время я забавлялся, но потом мне в голову пришло, что душой общества у нас становится полковник, а вовсе не я. Он вышучивал мою привычку вести дневник.

— Когда-нибудь он выдаст все ваши неблагоразумные поступки, Педлер.

— Мой дорогой Рейс, — ответил я, — осмелюсь сказать, что я совсем не такой дурак, как вы думаете. Я могу совершать неблагоразумные поступки, но я не пишу о них в дневнике черным по белому. После моей смерти мои душеприказчики узнают мое мнение об очень многих людях, но сомневаюсь, что они обнаружат что-нибудь, что обогатит или умалит их мнение обо мне. Дневник полезен для увековечивания особенностей других людей, но не своих собственных.

— Однако существует такая штука, как бессознательное саморазоблачение.

— Психоаналитики считают, что подлостью мотивируются любые поступки, — глубокомысленно изрек я.

— У вас, должно быть, была очень интересная жизнь, полковник? — спросила мисс Беддингфелд, внимательно глядя на него широко открытыми лучистыми глазами.

Вот как они действуют, эти девицы! Отелло очаровал Дездемону[52], рассказывая ей сказки, но разве Дездемона не очаровала Отелло тем, как она слушала?

Так или иначе девица разговорила Рейса. Он начал рассказывать сказки о львах. Мужчина, застреливший изрядное число львов, имеет несправедливое преимущество перед другими мужчинами. Мне показалось, что пора и мне рассказать сказку о льве. Только более веселую.