Агата Кристи - Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— Ну что вы… Он был другом, советчиком…

— А кто нарисовал лодку на картине — лодку под названием «Водяная лилия»?

— Я. Она очень обрадовалась. Она вспомнила свой триумф на сцене. Это была одна из картин Боскоуэна. Ей нравились его картины. Однажды она написала на мосту имя черной краской — имя одной мертвой девочки… Поэтому я и нарисовал лодку и назвал ее «Водяная лилия».

Дверь в стене растворилась, и в комнату вошла добрая ведьма.

Она посмотрела на Тапенс, затем перевела взгляд на Филиппа Старка.

— Все в порядке? — спросила она как ни в чем не бывало.

— Да, — ответила Тапенс. Она понимала, что добрая ведьма не будет суетиться — одна из ее хороших черт.

— Ваш муж внизу, ждет в машине. Я сказала, что приведу вас к нему — если вы, конечно, хотите.

— Хочу, — ответила Тапенс.

— Так я и думала. — Миссис Перри глянула в сторону двери в спальню. — Она… там?

— Да, — сказал Филипп Старк.

Миссис Перри прошла в спальню и скоро оттуда вышла…

— Понятно… — Она вопрошающе посмотрела на него.

— Она предложила миссис Бересфорд стакан молока… Миссис Бересфорд от него отказалась.

— И поэтому, я полагаю, она выпила его сама?

Он заколебался.

— Да.

— Доктор Мортимер скоро придет, — сказала миссис Перри.

Она подошла, чтобы помочь Тапенс подняться, но Тапенс встала сама.

— Все в порядке, — сказала она. — Это всего лишь шок… я чувствую себя почти нормально.

Она стояла, глядя на Филиппа Старка. Казалось, им больше нечего сказать друг другу. Миссис Перри стояла почти у самой двери.

Наконец Тапенс заговорила:

— Я что-нибудь могу сделать? — спросила она, но едва ли это прозвучало как вопрос.

— Всего лишь одно… Вас в тот день на кладбище стукнула Нелли Блай.

Тапенс кивнула.

— Я знаю.

— Она потеряла голову. Она подумала, что вы вышли на ее… на нашу тайну. Она… я так перед ней виноват, я подверг ее жуткому испытанию. Все эти годы она была в таком напряжении… Такого нельзя просить ни у одной женщины…

— Думаю, она вас очень любит, — сказала Тапенс. — Но, пожалуй, мы не станем разыскивать миссис Джонсон, если вы хотите попросить именно об этом.

— Спасибо… Весьма вам признателен.

Снова наступило молчание. Миссис Перри терпеливо ждала. Тапенс огляделась. Она подошла к разбитому окну и кинула взгляд на канал.

— Не думаю, что я когда-нибудь снова увижу этот дом. Я хочу запомнить его.

— Вы хотите запомнить его?

— Да, хочу. Кто-то сказал мне, что это дом, который использовался не по назначению. Теперь я понимаю, что имелось в виду.

Он вопрошающе на нее посмотрел, но ничего не сказал.

— Как вы оказались здесь? — спросила Тапенс.

— Меня послала Эмма Боскоуэн.

— Так я и думала.

Она подошла к доброй ведьме, и они, миновав потайную дверь, спустились вниз.

Дом для возлюбленных, сказала Эмма Боскоуэн Тапенс. Что ж, таким он, в конце концов, и остался: и теперь в нем двое возлюбленных. Она — мертвая, он — живой, если после всех этих страданий его жизнь можно назвать жизнью.

Она прошла к выходу — туда, где в машине ее ждал Томми.

Она попрощалась с доброй ведьмой и села в машину.

— Тапенс, — сказал он.

— Знаю, — сказала Тапенс.

— Никогда больше так не делай, — попросил Томми. — Никогда.

— Не буду.

— Сейчас ты готова сказать все что угодно, а завтра…

— Нет, не буду. Возраст уже не тот…

Томми нажал на стартер, и они тронулись.

— Бедная Нелли Блай, — сказала Тапенс.

— Почему?

— Любит Филиппа Старка… Столько всего для него делает — а что в результате?

— Вздор! — возразил Томми. — По-моему, все это доставляет ей несказанное удовольствие. Бывают такие женщины.

— Какой же ты бессердечный тип, — сказала Тапенс.

— Куда поедем — в «Ягненой и флаг»?

— Нет, — ответила Тапенс. — Хочу домой. Домой, Томас. И сидеть там тише воды, ниже травы…

— Наконец-то. Слава Богу, — сказал мистер Бересфорд. — А мне чего-то так захотелось поесть. Если у Альберта в очередной раз сгорит цыпленок, придется его убить!

Приехав погостить к своей подруге Джудит Батлер, миссис Ариадна Оливер наутро отправилась вместе с ней помочь в подготовке к детскому празднику, который должен был состояться вечером того же дня.

В доме царила предпраздничная суета. Из дверей то и дело выныривали энергичные женщины и, в очередной раз передвинув стулья, столики и вазы с цветами, исчезали, чтобы через какое-то время появиться вновь. Другие, не менее энергичные, носили желтые тыквы и раскладывали их в заранее намеченных местах.

Готовились праздновать День всех святых[198] — Хэллоуин[199]. Ожидались дети всех возрастов — от десяти до семнадцати лет.

Отойдя в сторону, миссис Оливер прислонилась к свободной пока стене и, держа на вытянутой руке ярко-желтую тыкву, окинула ее оценивающим взглядом.

— Последний раз я видела нечто подобное, — сказала она, убирая со лба прядь седых волос, — в прошлом году в Штатах. Их там были сотни. Вот точно таких же. По всему дому. Никогда раньше не видела столько тыкв сразу. Впрочем, — добавила она задумчиво, — я всегда их путала с кабачками. Вот это, например, что?

— Прости, дорогая, — сказала Джудит Батлер, споткнувшись о ее ногу.

Миссис Оливер плотнее прижалась к стене.

— Я сама виновата, — сказала она. — Стою тут и всем мешаю. Но это действительно надо было видеть… Столько тыкв… или кабачков… или как они там называются… сразу! В домах, магазинах — повсюду. Висят на веревочке, а внутри свеча или лампочка. Страшно весело! Только тогда был не канун Всех святых, а День благодарения[200]. Хотя, по правде говоря, тыквы у меня всегда ассоциировались именно с Хэллоуином и концом октября. День благодарения ведь гораздо позже, да? Чуть ли не последняя неделя ноября, кажется. А у нас в Англии День всех святых приходится на тридцать первое октября, это я точно знаю. Нынче, значит, всесвяточный праздник… А следующий какой? День всех душ? Только это, кажется, в Париже. Они ходят там по кладбищам и кладут усопшим цветы на могилы. И им почему-то совсем не грустно. И еще они берут с собой детей, а уж те как рады! А цветы они покупают на цветочных рынках… Нигде нет таких красивых цветов, как на парижских рынках.

О ноги миссис Оливер то и дело спотыкались хлопотавшие вокруг женщины, которые совсем не слушали, о чем она говорит. Они были слишком увлечены своим делом.

В основном это были мамы ожидавшихся на праздник детишек. Им помогала пара весьма искушенных в подобных мероприятиях старых дев и несколько юнцов шестнадцати-семнадцати лет. Им было поручено развешивать украшения на самых видных местах, и они то и дело взбирались на стремянки или стулья, прилаживая как можно выше тыквы, кабачки и ярко раскрашенные шары. Девочки — от одиннадцати до пятнадцати лет — держались особняком и хихикали.

— Нет, кажется, День всех святых, — продолжала размышлять вслух миссис Оливер, грузно опускаясь на диванный валик, — у вас отмечают после Дня всех кладбищ… и как их там… душ… Или я опять все напутала?

И снова на ее вопрос никто не отозвался, ибо в этот момент главная вдохновительница и устроительница праздника миссис Дрейк, миловидная женщина средних лет, вздумала произнести речь.

— Я не называю нынешний вечер всесвяточным праздником, хотя по календарю он, конечно же, не может быть ничем иным, — начала она. — Мы просто решили устроить праздник — я бы даже сказала, некую пародию на экзамен — для выпускников нашей школы. Ведь большинство из вас покинет теперь «Вязы» и разойдется по другим школам.

— При чем здесь экзамен, Ровена? — возмущенно поправив пенсне, строго спросила местная учительница мисс Уиттакер, привыкшая всегда и во всем добиваться предельной ясности. — Экзамены для одиннадцатилетних детей давно уж отменены[201].

Миссис Оливер с виноватым видом поднялась с дивана.

— От меня абсолютно никакого проку. Только морочу всем вам голову разными тыквами и кабачками, — сказала она, мысленно добавив: «Да и ноги совсем затекли».

Сами по себе угрызения совести — без затекших ног — вряд ли заставили бы миссис Оливер открыть рот.

— Скажите, что мне делать? — спросила она и тут же вскрикнула: — Ой, какие красивые яблоки!

Пока она предавалась рассуждениям об очередности местных праздников, кто-то успел внести в комнату огромный таз яблок. А миссис Оливер просто обожала яблоки.

— Такие румяные… — мечтательно проговорила она.

— На самом деле они не очень свежие, — сказала Ровена Дрейк. — Но на вид лучше не бывает. Их будут пытаться схватить в воде ртом — это игра такая. Они довольно мягкие, и их легко будет ухватить зубами. Беатриса, дорогая, отнеси их в библиотеку. После таких игр весь пол бывает мокрым. А в библиотеке ковер такой старый, что не жалко. О! Спасибо, Джойс.

Последнее относилось к коренастой девочке лет тринадцати, мгновенно выхватившей у нее таз. При этом два яблока вывалились и, покатившись, как нарочно, остановились у ног миссис Оливер.