Агата Кристи - Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— Смею заметить, — весьма резонно заметила Тапенс, — убийцы вообще обладают талантом нравиться людям. Это вроде как мошенники и шулеры, которые всегда производят впечатление безупречно честных. А убийцы, соответственно, милых и мягкосердечных людей. Что-то в этом роде. Во всяком случае, мисс Паккард весьма предприимчивая, и в ее распоряжении все средства, с помощью которых она, без лишних подозрений, может помочь отправиться в лучший мир. А заподозрить ее сможет, вероятно, лишь кто-нибудь вроде миссис Какао. И то потому, что она сама слегка чокнутая и в состоянии понимать других чокнутых, а возможно, и потому, что они встречались раньше.

— Не думаю, что смерть любой из ее престарелых клиенток несет мисс Паккард какую-либо выгоду.

— Откуда ты знаешь, — возразила Тапенс. — Можно сделать гораздо проще — не брать деньги со всех? Можно взять с двух-трех богатеньких, а остальных отправлять на тот свет для прикрытия, и все знали бы, что от них она уж точно ничего не имеет. Так что, доктор Марри, возможно, — конечно это может быть и не так — подумал о мисс Паккард, прикинул что к чему, но потом сказал себе: «Вздор, этого не может быть». Но мысль эта все равно свербила его мозг. Второй пример, о котором он упоминал, подошел бы к любому из обслуживающего персонала, какой-нибудь на первый взгляд надежной немолодой женщине. А кто же может знать, что она того, — Тапенс красноречиво покрутила указательным пальцем возле виска. — Возможно, затаила на кого-то зло или почувствовала неприязнь к кому-то из пациенток. Впрочем, что гадать, мы ведь толком никого из них и не знаем.

— Ну а третий случай?

— Третий сложнее, — признала Тапенс. — Некто преданный, посвятивший всю свою жизнь…

— Возможно, доктор Марри подбросил его для разнообразия, — сказал Томми и добавил: — Я все раздумываю о той няне-ирландке.

— Той, которой мы подарили меховую накидку?

— Да, той самой, которая нравилась тете Аде. Такая благожелательная. Казалось, она всех так любит, так жалеет, когда они умирают… А когда разговаривала с нами, она как-то уж очень нервничала, правда? Ты ведь сама это заметила. Она собиралась оттуда уезжать, но так и не сказала нам по какой причине…

— Возможно, она просто невротического склада. Няням не полагается быть чересчур мягкими. Это не слишком хорошо для тех, за кем она ухаживает. Их учат быть спокойными и внушать доверие.

— Как сестра-сиделка Тапенс Бересфорд, — улыбнулся Томми.

— Ну да ладно, вернемся к картине, — продолжала Тапенс. — Мне кажется, в этой истории она имеет очень большое значение. Кстати, твой рассказ о миссис Боскоуэн меня заинтриговал. Она мне кажется… довольно интересной.

— Она и в самом деле интересная, — сказал Томми: — По-моему, из всех, с кем нам пришлось столкнуться в этом деле, она самая что ни на есть интересная личность, принадлежит к тому типу людей, которые знают суть вещей, но не потому, что о них задумываются. Я думаю, она знает об этом доме что-то такое, чего не знаю я и чего, скорее всего, не знаешь и ты. А она наверняка знает…

— Странно, что она заговорила об этой лодке, — размышляла Тапенс. — О том, что раньше ее на картине не было. Как ты думаешь, зачем ее надо было дорисовывать?

— О-о, — протянул Томми. — Откуда же я знаю?

— А не было ли на лодке названия? Не помню, чтобы я его видела, правда, я ведь особенно и не всматривалась.

— «Водяная лилия».

— Весьма подходящее для лодки. О чем же оно мне напоминает?

— Понятия не имею.

— И она была абсолютно уверена, что ее муж эту лодку не писал… Но ведь он мог нарисовать ее и позже.

— Она говорит — нет. И выражалась весьма определенно.

— Разумеется, — согласилась Тапенс, — но мы не рассмотрели еще одну версию. Я имею в виду, что меня мог оглушить кто-нибудь чужой… кто, возможно, последовал за мной из Маркет Бейсинга, чтобы посмотреть, что я задумала. Ведь я там со многими говорила. Заходила ко всем этим агентам по торговле недвижимостью. Кстати, они всячески пытались отвести разговор от этого дома, прибегали к различным уверткам. То же наблюдалось при упоминании имени миссис Ланкастер. Адвокаты, банк, родственники, с которыми нельзя связаться, потому что они уехали за границу. Все то же самое. Затем они посылают за мной какого-то соглядатая, а тот меня просто выключает. Таким образом, — сказала Тапенс, — мы возвращаемся к могильному камню на церковном кладбище. Вопрос… Почему кто-то не хотел, чтобы я осматривала могильные камни?

— Ты говоришь, там были начертаны какие-то слова?

— Да, вырезаны. Имя — Лили Уотерс[188] и возраст — семь лет…

— Очень странно.

— А я ведь всего-навсего хотела помочь викарию… и тому человеку, который просил его отыскать могилу ребенка… Ну вот, теперь могила ребенка… Об убитом ребенке за камином толковала миссис Ланкастер, о замурованных монахинях, умерщвленных детях, матери, потерявшей возлюбленного и убившей своего незаконнорожденного младенца, а затем покончившей самоубийством, рассказывала миссис Копли… Кошмар какой-то! Все переплелось самым невероятным образом! И все равно, Томми, кое-что у нас все-таки есть…

— Что ты имеешь в виду?

— То, что из дымохода того самого Дома на канале вывалилась старая облезлая кукла… Вся в саже и грязи.

— Жаль, что у нас ее нет, — сказал Томми.

— Она у меня, — с триумфом заявила Тапенс.

— Ты взяла ее с собой?

— Да. Понимаешь, я очень испугалась. И решила взять ее, посмотреть. Перри все равно бы выбросили ее на свалку. Так что она у меня, здесь.

Тапенс встала с кровати, порылась в своем чемодане и вытащила нечто, завернутое в газету.

— Вот, смотри.

С некоторым любопытством Томми развернул газету и вытащил то, что осталось от куклы. Ее ручки и ножки безвольно свисали, выцветшие фестоны при прикосновении тут же стали осыпаться. Само тельце из тонкой замши, некогда плотно набитое опилками, теперь было совсем вялым — почти все опилки высыпались. Томми держал куклу очень осторожно, но одно неловкое движение и из дырки на спине вместе с опилками высыпалось несколько небольших камешков. Томми принялся их подбирать.

— Боже милостивый, — пробурчал он себе под нос. — Боже милостивый.

— Странно, — произнесла Тапенс, — внутри куклы камешки… Как ты думаешь, это из дымохода?

— Нет, — ответил Томми. — Они были зашиты.

Он аккуратно их подобрал, затем залез пальцем в тельце куклы, и оттуда вывалилось еще несколько штук. Он поднес их к окну и посмотрел на свет. Тапенс наблюдала за ним непонимающим взглядом.

— Странно — набить куклу камешками.

— Видишь ли, это не совсем обычные камешки, — ответил Томми.

— Что ты хочешь сказать?

— Взгляни хорошенько.

Тапенс с удивлением взяла несколько штук с его ладони.

— Камешки как камешки, — сказала она. — Одни покрупнее, другие помельче. Чего это ты так разволновался?

— Потому что я начинаю кое-что понимать! Это не камешки, дорогая моя, это бриллианты!

— Бриллианты?! — ахнула Тапенс и, переведя взгляд с мужа на камешки, которые держала в своей руке, повторила: — Эти невзрачные камешки — бриллианты?

Томми кивнул.

— Теперь все начинает обретать смысл. Понимаешь, Тапенс? Все становится понятным. Дом на канале. Картина. Вот погоди, когда об этом узнает Айвор Смит… Считай, роскошный букет роз тебе обеспечен, Тапенс…

— За что?

— За то, что ты помогла ему обнаружить банду, за которой он безуспешно гонялся уже много лет!

— Ох уж этот твой Смит! Вот, значит, ради Кого ты бросал меня одну целую неделю в этой ужасной больнице — в то время, когда мне так недоставало внимания и занимательной беседы.

— Тапенс, побойся Бога! Я же проводил с тобой каждый вечер — во время приема посетителей.

— Но ничего не рассказывал.

— Меня предупредили, чтобы я, упаси Господи, тебя не волновал. Но послезавтра Айвор сам приедет сюда, и мы все соберемся для небольшого светского междусобойчика в доме приходского священника.

— И кто же там будет?

— Миссис Боскоуэн, потом один из местных землевладельцев, твоя подружка мисс Блай, викарий и, разумеется, мы с тобой.

— И мистер Айвор Смит. Какое, кстати, у него настоящее имя?

— Насколько я знаю, Айвор Смит.

— Ты всегда такой осторожный… — Тапенс вдруг засмеялась. — Я сейчас вдруг пожалела, что не видела, как вы с Альбертом роетесь в столе тети Ады в поисках потайных ящичков.

— Это полностью заслуга Альберта. Он буквально прочел мне лекцию на эту тему. Поднаторел еще в юности — у одного антиквара.

— Нет, ты подумай: тетя Ада оставила тайное описание деяний преступника, да еще скрепила все это массой печатей… На самом ведь деле она абсолютно ничего не знала, но искренне считала, что в «Солнечном кряже» орудует подобная личность. Интересно, догадалась ли она, что это мисс Паккард?

— Тапенс, прекрати городить ерунду.

— Нет, раз уж мы ищем банду преступников, я бы не стала отбрасывать эту идею. Они бы не пренебрегли таким заведением, как «Солнечный кряж». Респектабельное, с размахом, во главе матерый преступник, у которого есть доступ к наркотикам, ну и все такое прочее… К тому же у нее под рукой доктор, который любую смерть будет считать естественной.

— Единственная причина, по которой ты подозреваешь мисс Паккард, так эта та, что тебе не нравятся ее зубы…

— Чтобы тебя съесть, — процитировала Тапенс «Красную Шапочку». — И еще, Томми… А что, если эта картина — с Домом на канале — вообще никогда не принадлежала миссис Ланкастер…