— Они всего лишь кудахчут, — констатировал Томми.

— Совершенно верно. Миссис Муди тоже кудахтала. Нянечки любили ее, несмотря на все хлопоты, которые она им доставляла. Она ведь постоянно все забывала и часто, только что пообедав, поднимала шум из-за того, что ее морят голодом.

— А-а, — протянул Томми, наконец вспомнив, — миссис Какао?

— Простите?

— Виноват, — ответил Томми, — это мы так с женой ее окрестили. Однажды мы проходили по коридору, а она вопила, звала нянечку Джейн, заявляя, что ей еще не дали какао. Очень симпатичная старушка. Нас тогда это очень позабавило, и мы стали между собой звать ее миссис Какао. Значит, она умерла?

Когда наступила смерть, я особенно не удивился, — продолжал доктор Марри. — Невозможно с какой-либо степенью точности предсказать, когда умрет та или иная пациентка. Женщины с серьезными проблемами, которые, казалось бы, не протянут и года после очередного осмотра, порой живут еще добрых десять лет. Их воля к жизни оказывается гораздо сильнее физического недомогания. А другие, обладающие, казалось бы, исключительно хорошим здоровьем и способные дожить до глубокой старости, подхватывают вдруг какую-нибудь инфекцию и умирают с удивительной легкостью, не в состоянии преодолеть не такую уж тяжелую болезнь. Так что, повторяю, как врач, работающий в доме престарелых, я не удивляюсь, когда пациент вдруг неожиданно умирает. Другое дело миссис Муди. Она умерла во сне и совершенно без каких-либо признаков болезни. Ее смерть была явно преждевременной. Позволю себе употребить одну фразу, которая постоянно занимала меня в трагедии Шекспира «Макбет». Я всегда гадал, что же имел в виду Макбет, когда сказал о своей жене: «Не догадалась умереть попозже»[175].

— Да, помню, я и сам когда-то пытался понять, что бы это значило, — подхватил Томми. — Не помню уж, чья была постановка и кто играл Макбета, но они сильно акцентировали этот момент, да и актер говорил так, словно старался навести зрителей на мысль, будто Макбет намекает врачу, как бы хорошо было избавиться от жены. И врач, очевидно, следует его совету. А Макбет, чувствуя свою безнаказанность и зная, что слабеющая рассудком жена уже не в состоянии помешать ему, выражает свою любовь и горе словами: «Не догадалась умереть попозже».

— Совершенно верно, — согласился доктор Марри. — То же и с миссис Муди. Я чувствовал, что ей следовало умереть позже. А не тогда — три недели назад, и совершенно без всякой на то причины.

Томми вопрошающе посмотрел на доктора.

— У врачей мало вариантов посмертного диагностирования. Если вы не уверены в причине смерти пациента, имеется лишь один способ его точного определения — вскрытие. Родственники этого, естественно, не одобряют. С другой стороны, если вскрытие выявляет какую-то болезнь или недомогание, которое не всегда клинически проявляется и которое врач в свое время не смог определить, его карьере наносится ощутимый удар…

— Да-да, понимаю.

— Когда человек умирает вот таким образом — без видимой причины, — вскрытие может принести неоценимый вклад в развитие медицины… Поэтому я решился добиться согласия родственников — они в данном случае были очень дальние, что называется, «седьмая вода на киселе». Все это, разумеется, я преподнес им в удобоваримом виде, чтобы звучало не так формально. К счастью, им было абсолютно все равно. Я испытал громадное облегчение. Если бы все оказалось в норме, после проведения аутопсии[176] я с чистой совестью выдал бы свидетельство о смерти. Обычно в таких случаях оказывается, что смерть наступила в результате сердечной недостаточности, вызванной, в свою очередь, целым рядом причин. Хотя как раз сердце у миссис Муди было для ее возраста в исключительно хорошем состоянии. Она страдала артритом и ревматизмом, у нее были проблемы с печенью, но все это никак не могло быть причиной смерти.

Доктор Марри замолчал. Томми открыл было рот, но тут же снова его закрыл. Доктор кивнул.

— Да, мистер Бересфорд. Вы уже понимаете, к чему я клоню. В общем, смерть миссис Муди была вызвана смертельной дозой морфия.

— Боже милостивый! — вытаращил глаза Томми.

— Да. Это кажется невероятным, но результаты анализа совершенно недвусмысленны. Тогда я задался вопросом: с какой целью ей ввели этот морфий? Болей она не испытывала, и ничего подобного я ей, естественно, не назначал. Оставалось три варианта. Ей могли его дать по ошибке, что маловероятно. Также она могла принять по ошибке лекарство, предназначенное другому пациенту, что тоже практически невозможно. Про запас морфий пациентам не дают, а наркоманов, у которых могут оказаться принесенные с собой запасы, мы на излечение не принимаем. Разумеется, это могло быть самоубийством, но, прежде чем принимать эту версию, я бы хорошенько подумал. Миссис Муди, хоть и постоянно о чем-то тревожилась, обладала веселым нравом, и в этом я абсолютно уверен — ей бы и в голову не пришло свести счеты с жизнью. Третья версия заключается в том, что смертельную дозу ввели ей намеренно. Но кто это мог сделать и с какой целью? Естественно, мисс Паккард как дипломированный специалист и хозяйка пансионата имеет полное право хранить под запором запасы морфия и других наркотических веществ. При некоторых болезнях, например ишиасе или ревматоидном артрите, боли настолько сильные, что без них просто не обойтись. Мы надеялись, что обнаружатся какие-то обстоятельства, при которых миссис Муди могла по ошибке получить или принять сама — решив, скажем, что это какое-то средство от несварения или бессонницы, — большую дозу препарата, но подобные обстоятельства не обнаружились. Тогда, по предложению миссис Паккард, мы внимательно изучили записи всех подобных смертей в «Солнечном кряже» за последние два года. Я рад сообщить, что их было немного — всего семь, что совершенно нормально для людей такого возраста. Две смерти, вне всякого сомнения, наступили от бронхита, две от гриппа. Это было зимой, когда организм наиболее ослаблен и почти не сопротивляется. Но оставались еще три смерти.

Он помолчал и продолжал:

— И вот эти последние, мистер Бересфорд, а особенно две из них, вызывают у меня большие подозрения. Нет, они не были уж совсем неожиданны, и все же никак нельзя сказать, что они были ожидаемы. Тем более в свете последних событий. Приходится признать, каким бы невероятным это ни казалась, что в «Солнечном кряже» орудует убийца. Скорее всего, это какой-нибудь пациент со скрытыми психическими расстройствами. Вся проблема в том, как его вычислить?

Последовала пауза. Томми вздохнул.

— Я нисколько не сомневаюсь в ваших словах, — заговорил он, — и все же это выглядит невероятным. Подобные вещи… да разве такое бывает?

— О да, — мрачно возразил доктор Марри, — еще как бывает. Я знаю несколько подобных случаев… Например, милая, добрая, приятная с виду женщина устраивалась куда-нибудь кухаркой. Ревностно служила хозяевам, прекрасно готовила и явно получала радость от общения с ними. Однако рано или поздно что-то всегда случалось. Обычно это были сандвичи. Без всякого явного мотива туда добавлялся мышьяк. Два или три отравленных сандвича среди целого десятка. Кто именно их возьмет и съест, решал случай. Казалось бы, никакой личной неприязни. Иногда вообще ничего не происходило. Та же самая женщина могла проработать в семье три или четыре месяца, и все были живы, здоровы и абсолютно счастливы. Потом она переходила к очередным хозяевам, и уже через пару недель двое из трех членов семейства умирали — после сытного и очень вкусного завтрака. Поскольку все это происходило в разных концах Англии, причем с различными интервалами, прошло довольно много времени, прежде чем полиция вышла на ее след. Разумеется, каждый раз она действовала под разными именами. А вы представляете, сколько приятных с виду женщин средних лет умеют хорошо стряпать? Но, в конце концов, ее, конечно, нашли.

— И зачем она это делала?

— Этого, по-моему, так никто и не узнал. Психиатры выдвигали несколько версий. В некотором роде она была набожной женщиной, и казалось вполне вероятным, что какая-то форма религиозного помешательства заставляла ее считать, будто она получила божественное указание избавить мир от того или иного человека, тем более что личной неприязни к своим жертвам она, насколько можно было судить, не испытывала.

Или взять эту француженку Жанну Геброн, которую называли Ангелом Милосердия. Она так расстраивалась, когда у ее соседей заболевали дети, что тут же спешила на помощь и преданно за ними ухаживала. И снова прошло какое-то время, прежде чем люди заметили, что дети, за которыми она ухаживала, никогда не выздоравливали. Все они умирали. И опять: почему? Оказывается, в молодости она сама потеряла ребенка. Возможно, именно в этом и кроется причина ее поступков. Раз умер ее ребенок, пусть умрут и остальные. Правда, некоторые считали, что ее собственный ребенок как раз и был первой жертвой.

— У меня от ваших рассказов мурашки по коже, — признался Томми.

— Я взял самые одиозные случаи, — объяснил доктор. — Бывают и попроще. Помните дело Армстронга? Любого, кто каким-то образом обидел или оскорбил этого человека — а ему это могло и показаться, — незамедлительно приглашали на чай и угощали сандвичами с мышьяком. Нечто вроде завышенного порога обидчивости. Хотя первые его убийства были совершены явно из корысти. Сначала чтобы унаследовать деньги, потом избавился от жены, чтобы жениться на другой женщине, ну а дальше его уже просто было не остановить…

Была еще медсестра Уорринер, заправлявшая приютом для престарелых. Они передавали ей все свои сбережения — все что у них было, — а взамен получали гарантию пожизненного ухода… После чего очень быстро умирали. Там также вводился морфий — очень милая женщина, но абсолютно без каких бы то ни было моральных устоев… Кажется, она считала, что делает им добро…

— Понятно. А у вас хоть какие-то подозрения есть, кто бы это мог быть?