Джордж издал звук, выражавший слабое несогласие, хотя, возможно, и презрение к женской трусости.

— Там Элис Перри живет, да, — сказала миссис Копли.

Тапенс тут же оставила мистера Боскоуэна в покое и с готовностью кивнула. Она уже усвоила, что с миссис Копли, которая постоянно перескакивала с одного на другое, всегда лучше соглашаться.

— Странная парочка, — заявила миссис Копли, и Джордж что-то согласно замычал.

— Довольствуются собственным обществом, это точно. Не очень-то общительны, прямо скажем. А видок у нее… Второй такой, как Элис Перри, во всем белом свете не сыщется.

— Сумасшедшая, — изрек мистер Копли.

— Я бы не сказала. С виду-то конечно… Эти ее волосы… Так и летают. И пиджаки у нее все какие-то мужские, и сапоги безразмерные… А уж какую ахинею порой несет! Или вдруг начинает отвечать невпопад. Но я не сказала бы, что сумасшедшая. Странная, только и всего.

— А людям она нравится?

— А ее здесь толком никто и не знает, хотя они уже столько лет там живут… Сочиняют о ней всякие небылицы…

— Какие небылицы?

Миссис Копли не только не возражала против прямых вопросов, но, наоборот, искренне радовалась, что может на них ответить.

— Ну, что духов по ночам вызывает. Тарелку крутит. Огоньки, мол, ночью у них по дому бродят. И книги она странные читает. Ну, в которых всякие штуковины нарисованы — круги там со звездами… Но я так вам скажу: если у кого не все дома, так это у Амоса Перри.

— Он чересчур простоват, — снисходительно сказал мистер Копли.

— Да, тут ты, вероятно, прав. Всем говорит, что любит свой сад, а в садоводстве не разбирается.

— У них же всего полдома, да? — сказала Тапенс. — Миссис Перри любезно пригласила меня зайти.

— Да что вы? Правда? Ну, не знаю, не знаю, по мне, так не дай Бог там оказаться, — отозвалась миссис Копли.

— Их половина в полном порядке, — заметил мистер Копли.

— А разве другая нет? — спросила Тапенс. — Фронтальная часть… Та, что выходит на канал.

— Ну, о ней много чего рассказывают. Оно и понятно, там уж сколько лет никто не живет. Говорят, есть в этом доме что-то странное. Впрочем, ничего конкретного никто не говорит. Все быльем поросло. Дом-то построили больше ста лет назад. Говорят, сначала там держали одну красивую леди — для нее и построили, а заказал все это дело один из придворных господ.

— Из придворных королевы Виктории[156]? — заинтересовалась Тапенс.

— Ну, это вряд ли. Разборчивая она была, старая-то королева. Нет, по-моему, это было еще раньше. Во времена одного из Георгов[157]. Так вот этот джентльмен все наведывался к своей даме, наведывался, а однажды вечером они поссорились, и он перерезал ей глотку. Вот что говорят.

— Какой ужас! — воскликнула Тапенс. — И его за это повесили?

— Нет. Не такой он был дурак. Говорят, он, чтобы избавиться от трупа, замуровал ее в камине.

— Замуровал в камине?!

— Ну, вообще-то разное говорят… Я, например, слышала, что она была монашенкой и сбежала из монастыря, вот почему ее и пришлось замуровывать. Именно так в женских монастырях всегда и делают.

— Но ведь не монашенки же ее замуровали?!

— Нет-нет. Все он, ее возлюбленный, убивец. Потом заложил камин кирпичом и обил железом. Во всяком случае, больше ее, бедняжку, никто не видел. А у нее такие наряды были, что грех не заметить. Некоторые, разумеется, говорили, будто она уехала с ним. А может, вернулась туда, где жила раньше. Люди, бывало, слышали, как из дома доносятся какие-то звуки, а ночью видели там огоньки… Многие и сейчас с наступлением темноты боятся к нему подходить.

— А что было потом? — спросила Тапенс, полагая, что, копаясь в столь древнем прошлом, она ничего не добьется.

— Да много чего, я толком и не знаю. Если не ошибаюсь, дом этот купил один фермер по фамилии Блоджик. Только он там недолго прожил. Он ведь из этих был, из «фермеров-джентльменов». Дом-то ему нравился, только вот землей он пользоваться не умел, вот, в результате, и продал. Он потом сколько раз переходил из рук в руки… И каждый раз приезжали строители и что-то там меняли… новые ванные и тому подобное… Одно время, по-моему, дом достался какой-то парочке, которая разводила цыплят. Но у него уже тогда была дурная слава. Впрочем, все это было еще до меня. По-моему, одно время сам мистер Боскоуэн подумывал его купить. Это когда он нарисовал с него картину.

— А какого же возраста был мистер Боскоуэн, когда он бывал здесь?

— Да лет, я бы сказала, сорока, а может, и старше. Интересный был, в некотором роде, мужчина. Правда, толстоват немного. А уж до девок охоч — мама моя!

— Гм, — мрачно хмыкнул мистер Копли.

— Да ладно тебе, все знают, какие они, эти художники, — сказала миссис Копли. — Слишком часто ездят во Францию, вот и набираются тамошних манер.

— Он не был женат?

— Тогда еще нет. Одно время он все сох по дочке миссис Чарринггон, да ничего из этого не вышло. Славная была девушка, но слишком уж для него молодая — пятнадцать лет разницы.

— А кто такая миссис Чарринггон? — удивилась Тапенс, окончательно сбитая с толку столь неожиданным появлением нового персонажа.

«И вообще, чем я тут занимаюсь? — спросила она себя и тут же почувствовала смертельную усталость. — Выслушиваю какие-то сплетни, какие-то бредовые убийства… Все ведь ясно как Божий день… Славная старушка Ланкастер тронулась умом. Возможно, мистер Боскоуэн подарил ей эту картину, а также рассказал легенду о замурованной в камине красавице, которую старушка переделала в своем воображении. И вот я иду по ложному следу. Томми был совершенно прав, сказав, что я с приветом. С приветом и есть!»

Теперь она выжидала момент, когда бурный словесный поток, текущий из уст миссис Копли, прервется хоть на секунду, чтобы тут же встать и, пожелав всем спокойной ночи, отправиться наверх в спальню.

Миссис Копли, однако, была в ударе.

— Миссис Чаррингтон? Ну, одно время она жила в «Уотермеде», — с готовностью принялась объяснять она, — вместе с дочерью. Славная была леди, миссис Чаррингтон, это точно. По-моему, вдова армейского офицера. Очень нуждалась в деньгах, потому и искала дом подешевле. Помню, постоянно в саду копалась. Любила она это дело… А вот за домом не шибко следила, это точно. Раз или два я туда ездила прибираться, да разве туда наездишься? Тем более на велосипеде… Это ж больше двух миль будет. Автобусы здесь тогда еще не ходили.

— И долго она здесь прожила?

— Да года два или три, не больше. Перепугалась, наверное, после той истории с мистером Боскуэном. Да у них и своих неприятностей хватало. Особенно у дочки… Лилиан, по-моему, ее звали.

Тапенс отхлебнула чаю, которым была подкреплена трапеза, и решила до конца разобраться с миссис Чаррингтон, прежде чем удалиться на покой.

— А что за беда приключилась с ее дочерью? Из-за мистера Боскоуэна?

— Нет, до беды ее довел не мистер Боскоуэн. Этому я никогда не поверю. Это все тот, другой.

— Какой другой? — тоскливо спросила Тапенс. — Он тоже здесь жил?

— Сомневаюсь. Она с ним в Лондоне повстречалась. Поехала туда учиться балету, что ли, — в общем, искусством заниматься. Мистер Боскоуэн договорился, чтобы ее взяли в какую-то школу. А звали этого типа, если не ошибаюсь, Слейд[158].

— Слейд? — переспросила Тапенс.

— Что-то в этом роде. Но, как бы его ни звали, познакомилась она с ним в Лондоне, это точно. Матери, понятно, это не понравилось, и она запретила ей с ним встречаться. А что толку? Она совершенно в таких вещах не разбиралась. Офицерские жены, знаете ли, все такие. Ей, видите ли, казалось, что девушки поступают именно так, как им говорят родители. Отстала от времени, бедняжка. Слишком долго жила в Индии и всякой прочей глуши. Любой ведь знает, что, когда речь заходит о симпатичном молодом парне, за девушкой нужен глаз да глаз. Он, бывало, появлялся тут время от времени, и они встречались.

— А затем она попала в беду? Так? — спросила Тапенс, искренне надеясь, что этот эвфемизм не оскорбит чувств достойного мистера Копли.

— Наверняка это был он. По-моему, яснее ясного. Я увидела, как обстоят дела, задолго до того, как это увидела ее родная мать. Красивая, надо сказать, была девушка. Высокая, ладная, да пригожая. Но, к несчастью, характером не вышла. Слабая была. Бывало, бродит кругом, как полоумная, и все бормочет что-то себе под нос. Я считаю, подло он с ней поступил, этот Слейд-то. Уехал и бросил, когда узнал, что произошло. Настоящая мать, конечно, догнала бы его и подробно растолковала, в чем теперь состоит его долг и что ему следует делать, но только не миссис Чаррингтон… У нее бы духу на это не хватило. Хорошо хоть хватило ума увезти девушку отсюда подальше. А дом заколотили и скоро выставили на продажу. Они еще раз потом приезжали — за вещами — но в деревне не появлялись и словом ни с кем не перемолвились. И больше их здесь уж никто никогда не видел. Рассказывают, правда, какие-то небылицы, но что-то слабо во все это верится.

— Некоторые наврут — не дорого возьмут, — заявил вдруг мистер Копли.

— Вот именно, Джордж. А может, и правду говорят. Такое тоже бывает. Мне, кстати, всегда казалось, что у девушки не все дома.

— А что говорят-то? — спросила Тапенс.

— Неприятно, право, и повторять. Да и не верю я этому… Хотя, с другой стороны, столько лет прошло… В общем, распустила эту сплетню Луиза, девчонка миссис Бэдкок. Вот уж врушка так врушка! Чего только не нагородит. И, главное, складно так у нее все получается…

— И что же? — напомнила Тапенс.

— Так вот она утверждает, будто эта девица, Чаррингтон, убила младенца, а потом покончила с собой. А мать будто стала как полоумная, и родственники отдали ее в какой-то приют.