Агата Кристи - Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— Вот адрес, — сказала Тапенс. «Партингейл, Харрис, Локеридж и Партингейл», Линкольнтеррис, 32. Телефон: Холборн, 051386. Сейчас дела фирмы ведет мистер Эклз. — Она положила листок перед Томми. Звони.

— Нет! — решительно сказал Томми.

— Да! В конце концов, это была твоя тетя.

— А при чем здесь тетя Ада? — резонно возразил Томми.

— Но это же адвокаты, — настаивала Тапенс, — а с адвокатами должен общаться мужчина. Женщин они считают не ровней себе и соответственно так к ним и относятся.

— И правильно делают, — заметил Томми.

— Ну, Томми, ну пожалуйста… Позвони.

Томми посмотрел на нее, встал и вышел из комнаты.

Вернувшись, он твердо заявил:

— Дело закрыто, Тапенс.

— Ты дозвонился до мистера Эклза?

— Нет, но я связался с неким мистером Уиллсом, который, похоже, делает в их конторе всю черновую работу. Прекрасно информирован и словоохотлив. В общем, всю деловую переписку контора ведет через Хэммерсмитское отделение «Сазерн Каунтиз Бэнк». И это, должен тебя расстроить, Тапенс, самый настоящий тупик. Ни один банк не выдаст адреса — ни тебе, ни кому-нибудь другому. У них есть свой кодекс, которого они строго придерживаются… Будут молчать не хуже самых наших помпезных премьер-министров.

— Ну что ж, пошлю письмо через банк.

— Делай что хочешь, только, Христа ради, оставь ты меня в покое, иначе я ни за что не закончу эту речь сегодня.

— Спасибо тебе, дорогой, — сказала Тапенс. — Не знаю, что бы я без тебя делала. — Она поцеловала его в макушку.

— Не за что, радость моя, — отозвался Томми.

В четверг вечером Томми неожиданно спросил:

— Кстати, ты получила ответ на письмо, которое послала в банк на имя миссис Джонсон?

— Как мило, что ты об этом спросил, — саркастически ответила Тапенс. — Нет, не получила. И, наверное, не получу, — мрачно добавила она.

— Почему?

— Можно подумать, тебе интересно, — холодно ответила Тапенс.

— Послушай… ты же знаешь, я был очень занят… И все из-за этого МСАБ. Слава Богу, конференция всего раз в год…

— Она начинается в понедельник, да? Значит, целых пять дней…

— Четыре.

— …вы будете торчать в каком-то жутко засекреченном доме в сельской местности, произносить речи, делать сообщения и проверять молодых людей на пригодность к выполнению сверхсекретных заданий в Европе и во всем мире. Кстати, я опять забыла, что означает МСАБ. Каких только сокращений теперь не напридумывают…

— Международный Союз Ассоциированной Безопасности.

— С ума сойти, какая нелепица! И при этом, надо полагать, весь дом утыкан «жучками», все прослушивается и всем друг про друга все известно?

— Очень может быть, — улыбнулся Томми.

— И тебе это, похоже, доставляет громадное удовольствие?

— Ну да, в некотором роде. Встречаешь много старых друзей.

— Тоже, наверное, все чокнутые. А хоть какая-нибудь польза от этих сборищ есть?

— Боже, ну и вопрос! Разве можно на него ответить одним словом?

— А хорошие люди там хоть попадаются?

— Вне всяких сомнений «да». И даже очень хорошие.

— А старина Джош тоже там будет?

— Конечно.

— Как он теперь выглядит?

— Глухой как пень, ничего не видит, скрючен ревматизмом, но каким-то образом все замечает.

— Ясно. — Тапенс подумала. — Жаль, что мне нельзя поехать с тобой.

— Надеюсь, ты найдешь чем заняться, пока я буду в отъезде, — извиняющимся тоном проговорил Томми.

— Да уж наверняка, — рассеянно отозвалась Тапенс.

Томми — далеко не в первый раз за их совместную жизнь — почувствовал сильнейшее беспокойство.

— Тапенс… что ты затеяла?

— Пока еще ничего. Пока что я только думаю.

— О чем?

— О «Солнечном кряже». И о той старушке с молоком, которая бормочет, как малахольная, о мертвецах и каминах. Она меня заинтриговала. Я-то думала, что в следующий приезд к тете Аде обязательно вытяну из нее побольше… Но тетя Ада умерла, и следующего приезда не было. А когда мы снова там появились, миссис Ланкастер исчезла!

— Ну почему «исчезла»? Ее просто забрали родственники.

— Исчезла, исчезла! Ни адреса, ни ответа на письма… Точно тебе говорю, это похищение. Я убеждаюсь в этом все больше и больше.

— Но…

— Послушай, Томми, — тут же перебила его Тапенс. — Предположим, где-то произошло преступление… Казалось бы, все шито-крыто… Прошло уже много времени… И вдруг кто-то — пожилой и словоохотливый, — о котором ты и думать забыл, но который что-то видел и знает, начинает болтать с посторонними, и ты понимаешь, что он представляет для тебя угрозу… Что бы ты тогда сделал?

— Мышьяку в суп? — с готовностью предложил Томми. — Или по голове? А может, спихнуть с лестницы?..

— Это уж чересчур… Внезапная смерть привлекает слишком много внимания. Тут нужно что-то другое… Например, уединенный и респектабельный дом престарелых.

Ты заехал бы туда, назвавшись Джонсоном или Робинсоном, или — еще лучше — устроил все через солидную и ничего не подозревающую адвокатскую контору… Намекнул бы, между делом, что у твоей престарелой родственницы иногда случаются галлюцинации — в старости такое бывает… И, когда она действительно начнет рассказывать об отравленном молоке и мертвом младенце за камином, никто не станет ее слушать. Даже внимания не обратит.

— Кроме, разумеется, миссис Томас Бересфорд, — ехидно подбросил Томми.

— Ну так что ж? — гордо ответила Тапенс. — Я действительно обратила внимание…

— Но почему?

— Честно говоря, не знаю, — задумчиво проговорила Тапенс. — Это как в сказках, понимаешь? «Пальцы чешутся. К чему бы? К посещенью душегуба»[138]… В общем, я испугалась. И это при том, что «Солнечный кряж» всегда казался мне абсолютно нормальным спокойным местом. А потом исчезла бедная старая миссис Ланкастер. Точнее, ее похитили.

— Но зачем?

— Я могу лишь гадать. Может быть, к ней начала возвращаться память. Может быть, она стала слишком много болтать. Или узнала кого-то, или кто-то узнал ее. Или сказал что-то, что заставило ее взглянуть на давние события в совершенно ином свете. Во всяком случае, по той или иной причине она стала для кого-то опасной.

— Послушай, Тапенс, вся эта история — сплошные «кто-то» и «что-то». Одни домыслы. Не станешь же ты впутываться в дело, которое совершенно тебя не касается…

— Тебя послушать, там и впутываться-то не во что, — сказала Тапенс. — Так что не понимаю, чего ты волнуешься.

— Оставь «Солнечный кряж» в покое!

— А я туда и не собираюсь. Тем более что ничего нового я там, скорее всего, не услышу. Меня мало интересует, как старушка жила раньше. Куда больше меня волнует, где она живет теперь. И я хочу найти ее, пока с ней ничего не случилось.

— С чего ты взяла, будто с ней может что-то случиться?

— Я буду только рада, если ошибаюсь, но я уже взяла след и намерена снова превратиться в Пруденс Бересфорд, частного сыщика. Помнишь времена, когда мы были «Блестящими сыщиками Бланта»[139]?

— Это я был, — сказал Томми. — Ты изображала миссис Робинсон, мою личную секретаршу.

— Не всегда. И, как бы там ни было, пока ты будешь играть в шпионов в своем таинственном особняке, я займусь спасением миссис Ланкастер.

— Ты только убедишься, что с ней все в порядке.

— Надеюсь, что так. Меня бы это обрадовало.

— С чего начнешь?

— Я же сказала: мне нужно подумать. Может, какое-нибудь рекламное объявление? Нет, это будет ошибкой.

— Ты все-таки поосторожней там, — несколько невпопад брякнул Томми.

Тапенс ничего не ответила.

В понедельник утром Альберт — бывший рыжеволосый лифтер, еще в незапамятные времена мобилизованный Бересфордами на борьбу с преступностью и с тех пор ставший столпом и опорой их домашнего очага[140] — поставил поднос с чаем на столик между двумя кроватями, отдернул занавески и, объявив, что день ясный, скрылся за дверью.

Проводив взглядом его дородную фигуру, Тапенс села, зевнула и, протерев глаза, налила себе чаю. Затем бросила в чашку кусочек лимона и заметила, что погода вроде бы и впрямь замечательная, хотя никто, конечно, не знает, что с ней случится дальше.

Томми повернулся и застонал.

— Проснись, — сказала Тапенс. — Не забывай, ты сегодня кое-куда едешь.

— О Боже, — отозвался Томми. — А ведь верно.

Он сел в постели и принялся пить чай, оценивающе разглядывая картину над каминной полкой.

— Знаешь, Тапенс, а твоя картина и впрямь очень неплохо смотрится.

— Это потому, что на нее падает солнце.

— Она как-то успокаивает, — сказал Томми.

— Если бы только я могла вспомнить, где видела этот дом…

— Да какая разница? Вспомнишь когда-нибудь.

— Нет, мне нужно вспомнить сейчас.

— Почему?

— Неужели не ясно? Это единственная зацепка, которая у меня есть. Картина принадлежала миссис Ланкастер…

— Не вижу связи, — возразил Томми. — Ну принадлежала, и что с того? Возможно, она или кто-то из родственников просто купили ее на распродаже. А возможно, им ее вообще подарили. А в «Солнечный кряж» она ее прихватила потому, что к ней привыкла. С чего ты взяла, что картина непременно имеет какое-то отношение к прошлому миссис Ланкастер? Если бы имела, вряд ли бы мисс Ланкастер подарила ее тете Аде.

— Это единственная зацепка, — упрямо повторила Та-пенс.

— Какой милый домик, — сказал Томми, продолжая разглядывать картину.