Агата Кристи - Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

Он прошел к письменному столу и порылся в документах.

— И куда же это я, интересно, положил письмо от мистера Рокбери?

— Какого еще Рокбери? А, того адвоката, что тебе написал?

— Ну да. Об устройстве ее дел. Похоже, я последний оставшийся в живых член семьи.

— Жаль, что она не оставила тебе состояния, — заметила Тапенс.

— Будь у нее состояние, она и его завещала бы этому дурацкому кошачьему приюту, — сказал Томми. — Мне бы все равно ничего не досталось. Впрочем, не больно-то и надо.

— Она так любила кошек?

— Не знаю. Наверное. Хотя ни разу не слышал, чтобы она о них упоминала. По-моему, — задумчиво сказал Томми, — ей просто нравилось говорить своим друзьям и знакомым, когда те ее навещали: «Я вам кое-что оставила в завещании, дорогая», или: «Вам так нравится эта брошка? Ну так я ее вам завещаю». А на самом деле ничего никому не оставила, кроме кошачьего приюта.

— Уверена — это здорово ее развлекло, — подхватила Тапенс. — Так и вижу, как она говорит всем своим подругам, что не забудет их в завещании. Точнее, так называемым подругам: сильно сомневаюсь, что они ей действительно нравились. Ей просто приятно было их дурачить. Нехорошо конечно так говорить, но ведь она была сущая ведьма, разве нет, Томми? Только вот что странно: хоть и ведьма, а жизни умела радоваться как никто другой, даже в богадельне. На свой, конечно, лад. Нам придется ехать в «Солнечный кряж»?

— Где же это письмо? От мисс Паккард. А, вот оно! Вместе с письмом от Рокбери. Да, она пишет, что остались какие-то вещи, которые, очевидно, теперь являются моей собственностью. Ты же помнишь, тетя взяла туда кое-какую мебель. Опять же, личные вещи. Одежда и все такое. Думаю, кто-то должен этим заняться. Сжечь письма и так далее. И раз уж я оказался ее душеприказчиком, похоже, это моя обязанность. Не думаю, что там окажется что-нибудь ценное. Разве что тот письменный стол, который мне всегда нравился. По-моему, он принадлежал дядюшке Уильяму.

— Тогда можешь взять его на память, — разрешила Тапенс. — А остальное, думаю, лучше отправить прямиком на аукцион.

— Так что тебе совсем необязательно туда ехать, — сказал Томми.

— А мне хочется…

— Ты серьезно? Но почему? Не боишься, что будет скучно?

— Просматривать ее вещи? Нет, не боюсь. Наверное, я еще не утратила любопытства. И потом, старые письма, антиквариат — это всегда интересно. Кроме того, я считаю, что нужно просмотреть их, прежде чем отправлять на аукцион. Так что я еду с тобой. Посмотрим ее вещи, может, действительно что-то оставим себе. Ну и вообще, все уладим.

Нет, правда, Тапенс, зачем тебе это? У тебя ведь есть и какая-то другая причина, верно?

— О Боже, — вздохнула Тапенс, — это ужасно — быть замужем за человеком, который столько о тебе знает.

— Значит, есть причина…

— Да нет же.

— Брось, Тапенс! Не настолько уж ты любишь копаться в чужом барахле.

— Я считаю это своим долгом, — твердо заявила Тапенс. — А кроме того…

— Ладно уж, выкладывай.

— Мне очень хочется повидать ту старушку. Ну… ту, другую.

— Что?! Которой мерещится мертвый ребенок за камином?

— Да, — ответила Тапенс. — Хочу с ней поговорить. Мне интересно, что творилось в ее голове, когда она мне все это говорила. Действительно она что-то вспомнила, или ей это только показалось? Понимаешь, чем больше я об этом думаю, тем более странным мне все это кажется. Почему она вдруг решила, что это мой ребенок? Разве я похожа на мать, у которой был мертвый ребенок?

— Интересно, а как, по-твоему, такая женщина должна выглядеть? — заинтересовался Томми. — В любом случае, на тебя это не похоже. И как бы там ни было, Тапенс, наш долг туда съездить. Сегодня же напишу мисс Паккард. Так что скоро ты всласть насладишься кошмарными историями про мертвых младенцев…

Тапенс глубоко вздохнула.

— Все как прежде, — сказала она.

Они с Томми стояли на ступеньках «Солнечного кряжа».

— А почему бы и нет? — отозвался Томми.

— Не знаю. Просто мне иногда кажется, что в разных местах время идет по-разному. Иной раз возвращаешься куда-нибудь, и такое чувство, будто время в твое отсутствие летело там со страшной силой и все очень сильно изменилось. А здесь… Томми, ты помнишь Остенде[129]?

— Остенде? Мы же ездили туда на медовый месяц! Конечно помню.

— А помнишь ту нелепую надпись на трамвайной остановке? ТРАМВАЙ СТОЙ — то-то мы тогда смеялись.

— Помню, только, по-моему, это было в Кноке.

— Не важно. Так вот, к этим местам очень бы подошла надпись ВРЕМЯ СТОЙ. Оно здесь как будто остановилось. Похоже на историю с привидениями, только наоборот.

— Что-то, Тапенс, я перестаю тебя понимать. Ты позвонишь наконец или так и будешь торчать на пороге, рассуждая о времени? И потом… теперь здесь нет тети Ады. Значит, что-то изменилось.

Он позвонил в дверь.

— Это единственное, что изменилось. А моя старушка все так же будет пить молоко и говорить о каминах, а миссис… как ее там… проглотит наперсток или чайную ложку, а смешная маленькая женщина выскочит из комнаты и писклявым голосом потребует свое какао, а мисс Паккард спустится по лестнице и…

Дверь отворилась, и молодая женщина в белом медицинском халате произнесла:

— Мистер и миссис Бересфорд? Мисс Паккард ждет вас.

Она уже собралась было, как и в прошлый раз, провести их в гостиную, но тут на лестнице появилась сама мисс Паккард, которая сочла необходимым встретить гостей лично. Держалась она, сообразно обстоятельствам, чуть менее оживленно, чем обычно. Мисс Паккард привыкла раздавать соболезнования и точно знала, кому и какую дозу следует выдать, чтобы не привести гостя в замешательство. Ее постояльцы редко покидали этот мир раньше срока, отпущенного человеку на земле Библией, то есть семидесяти[130].

— Замечательно, что вы так быстро приехали. Я уже все подготовила. Понимаете, на эту комнату уже образовалась очередь из трех-четырех желающих… Не подумайте, будто я вас подгоняю…

— Ну что вы, мы прекрасно все понимаем, — заверил ее Томми.

— Все ее вещи здесь, — проговорила мисс Паккард, открывая дверь комнаты, в которой они видели тетю Аду в последний раз. У комнаты был тот заброшенный вид, который сразу же появляется, стоит прикрыть аккуратно заправленную кровать с подушками и одеялами чехлом от пыли. Двери платяного шкафа были открыты, а вся одежда аккуратно сложена на кровати.

— А что вы обычно делаете… я хочу сказать, что в подобных случаях делают с одеждой и вещами? — спросила Тапенс.

Вопрос не вызвал у мисс Паккард ни малейшего затруднения.

— Могу сообщить вам названия двух-трех обществ, которые с радостью примут у вас эти вещи. У мисс Фэншо была весьма приличная меховая накидка и добротное пальто. Не думаю, впрочем, что вы станете их носить. Но, возможно, вы и сами знаете благотворительные общества, которым можно передать эти вещи?

Тапенс покачала головой.

— У нее были кое-какие драгоценности, — продолжала мисс Паккард. — Их я на всякий случай убрала подальше. Они в правом ящичке туалетного столика. Я положила их туда перед самым вашим приездом.

— Большое вам спасибо, — сказал Томми.

Тапенс тем временем завороженно рассматривала висевшую над каминной полкой картину. На небольшом холсте был изображен маслом бледно-розовый дом у реки. Через реку был переброшен горбатый мостик, под которым притулилась лодка. Вдали высились два тополя. Пейзаж был довольно милый, но Томми решительно не понимал, чем это он так заинтересовал Тапенс.

— Забавно, — сказала та.

Томми, который прекрасно знал, что это определение не стоит воспринимать буквально, вопросительно на нее посмотрел.

— Что ты имеешь в виду, Тапенс?

— Забавно. В прошлый раз я этой картины не видела. А самое забавное, что дом почему-то помню. Или очень на него похожий. И довольно хорошо помню… Забавно, что никак не могу вспомнить, когда и где…

— Думаю, на самом деле ты еще тогда заметила картину, даже не заметив, что заметила, — сказал Томми, с неудовольствием чувствуя, что начинает повторяться — совсем как Тапенс со своим «забавно».

— А ты ее видел, когда был здесь в прошлый раз?

— Нет, но мне тогда было не до этого.

— Вы про картину? — вмешалась мисс Паккард. — Нет, не думаю, что вы могли видеть ее раньше: я почти уверена, что тогда ее еще тут не было. Вообще-то, она принадлежала одной из наших постоялиц, и та подарила ее вашей тете. Мисс Фэншо несколько раз интересовалась картиной, и эта леди решила сделать ей подарок.

— А, понятно, — сказала Тапенс, — значит, раньше я ее видеть не могла. И, однако, я уверена, что знаю этот дом. А ты, Томми?

— Нет.

— Ну а теперь я вас оставляю, — бодро сказала мисс Паккард. — Если возникнут вопросы, обращайтесь ко мне в любое время.

Она улыбнулась и, кивнув, вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Что-то не нравятся мне ее зубы, — заметила Тапенс.

— А что с ними такое?

— Да уж больно их много. Или они слишком большие. Как в Красной Шапочке: «Чтобы съесть тебя, дитя мое».

— Ты сегодня сама не своя, Тапенс.

— Да, пожалуй. Мисс Паккард мне всегда нравилась. А сегодня почему-то кажется едва ли не зловещей. С тобой так никогда не было?

— Нет. Ладно, давай займемся тем, ради чего приехали, — посмотрим, как выражаются законники, «движимое имущество» тети Ады. Кстати, вот об этом письменном столе я тебе говорил. Стол дядюшки Уильяма. Он тебе нравится?