— Однако он совершенно не похож на пройдоху, — сказал я, припоминая, как выглядел убитый.

— Да, вид у него вполне респектабельный! Должно быть, это и обеспечивало ему успех.

— И неужто ни разу не угодил под суд?

— Нет. Мы наводили справки, однако собрать информацию нелегко. Он часто менял имена и фамилии. И, хотя в Скотланд-Ярде полагают, что Гарри Каслтон, Раймонд Блэйр, Лоуренс Далтонь и Роджер Байрон — одно и то же лицо, доказать ничего нельзя. Женщины, как ты понимаешь, заявлений в полицию не пишут, предпочитая скорее потерять деньги, чем признавать себя облапошенными. И этот человек этим пользовался — действовал в разных местах, хотя по одному и тому же шаблону. Скажем, Роджер Байрон исчезал из Саутэнда, и почти сразу в Ньюкасле, что на реке Тайн, появлялся некто Лоуренс Далтон. Он очень не любил фотографироваться и всегда под разными предлогами отказывал дамам, мечтавшим его запечатлеть. Его похождения начались довольно давно — лет пятнадцать-двадцать тому назад. Примерно тогда же он и исчез. Ходили слухи, что умер… или уехал за границу…

— В общем, об этом сердцееде ничего не было слышно до тех самых пор, пока его не нашли мертвым в гостиной мисс Пэбмарш? — уточнил я.

— Совершенно верно!

— Это открывает некоторые перспективы.

— Разумеется.

— Оскорбленная женщина, не сумевшая простить обиду? — предположил я.

— Возможно. Есть женщины, которые ничего не забывают, сколько бы времени ни прошло.

— И если такая женщина в довершение ко всем своим несчастьям потеряет еще и зрение… Взрывоопасный, знаешь ли, коктейль…

— Предполагать можно все что угодно. Доказательств все равно никаких…

— А что представляет собой жена? Миссис — как ее? — Мерлина Райвел. Странное все-таки имя!

— Настоящее — Флосси Гэпп. Другое она придумала себе сама. Считает, что оно больше подходит к ее образу жизни.

— Кто она? Проститутка?

— Не совсем.

— То, что раньше деликатно называли «женщиной легкого поведения»?

— Я бы сказал, что у миссис Райвел широкая душа и ей трудно отказывать своим друзьям. Говорит, что была актрисой. При случае играет роль «хозяйки» вечеринок. Довольно приятная женщина.

— На ее показания можно положиться?

— В той же степени, что и на показания других. Убитого она опознала сразу и без колебаний.

— Уже хорошо!

— Да. А то я было начал потихоньку отчаиваться. Столько жен объявилось! Мне теперь даже кажется, что если женщина способна узнать своего мужа по фотографии, это свидетельствует о ее исключительном уме. Между прочим, по-моему, миссис Райвел знает о своем муже больше, чем говорит.

— Думаешь, она и сама не без греха?

— В картотеке не числится. А вот среди ее друзей были — да, наверное, и сейчас есть — довольно сомнительные личности. Ничего серьезного. Мелкое мошенничество.

— А как насчет часов?

— Говорит, что абсолютно ничего не знает. Думаю, это правда. Нам удалось выяснить, откуда эти часы. Портобелло Маркет[88]. Оттуда и позолоченные часы, и часы дрезденского фарфора. Только нам это ничего не дает. Ты же знаешь, что там делается по субботам. Хозяин лавки утверждает, будто их купила американская леди, но я в этом сомневаюсь. По-моему, он так сказал потому, что Портобелло Маркет полон американских туристов. Его жена говорит, будто часы купил мужчина. Как он выглядел, конечно не помнит. Серебряные часы, как выяснилось, куплены в Борнмуте[89] у серебряных дел мастера. Их купила высокая леди в подарок своей маленькой дочери. Единственное, что помнит мастер, — на леди была зеленая шляпка.

— А четвертые часы? Те, что исчезли?

— Без комментариев!

Я знал, что он имел в виду.

Глава 23

(Рассказ Колина Лэма)

Гостиница, где я остановился, небольшая и довольно убогая, находилась около станции. Здесь подавали вполне сносное жаркое, и это, пожалуй, было единственным достоинством этого заведения. Если, конечно, не считать главного — гостиница была дешевая.

Наутро в десять часов я позвонил в бюро «Кавэндиш» и попросил прислать машинистку-стенографистку, чтобы написать несколько писем и перепечатать деловые соглашения. Я сказал, что мое имя Дуглас Уэзерби и что я остановился в отеле «Кларендон» (захудалые гостиницы почему-то всегда носят громкие названия)[90]. И еще спросил, нельзя ли прислать Шилу Уэбб, которую мне рекомендовал знакомый.

Мне повезло: Шила была свободна и могла приехать прямо сейчас. Но меня предупредили, что на двенадцать часов у нее уже есть другой вызов. Я пообещал управиться до указанного срока, тем более что у меня самого назначена деловая встреча.

Я ждал возле вращающейся двери «Кларендона» и, увидев Шилу, шагнул ей навстречу.

— Мистер Дуглас Уэзерби к вашим услугам, — поклонился я.

— Так это вы звонили?

— Да.

— Вы не должны были этого делать! — возмутилась Шила.

— Почему? Я готов оплатить бюро «Кавэндиш» указанные в заявке работы, а до остального им нет никакого дела. Мы проведем ваше дорогостоящее время в кафе «Лютик» (это через дорогу) вместо того, чтобы диктовать нудные письма, которые начинаются словами: «Третий образец вашего переводного векселя находится в распоряжении…» и так далее и тому подобное. Давайте выпьем по чашке скверного кофе в спокойной обстановке.

Владельцы кафе «Лютик» считали, похоже, что название накладывает на них определенные обязательства. Стены, пластиковые покрытия столиков и табуреток, чашки, блюдца — абсолютно все резало глаз ядовитым канареечным цветом.

Я заказал кофе и ячменные лепешки. Кроме нас в кафе не было ни души.

Когда официантка приняла заказ и ушла, мы с Шилой посмотрели через стол друг на друга.

— У вас все в порядке? — спросил я.

— Что вы имеете в виду?

Под глазами Шилы были такие темные круги, что глаза казались не синими, а фиолетовыми.

— У вас какие-то неприятности?

— Да… нет… не знаю… Я думала, вы уехали.

— Уезжал. Но вернулся.

— Почему?

— Вы знаете почему.

Она опустила глаза и молчала почти целую минуту, которая показалась мне вечностью.

— Я его боюсь, — сказала наконец Шила.

— Кого?

— Вашего друга… инспектора. Он думает… он думает, что это я убила того человека… и Эдну тоже.

— Да нет же! Просто у него такая манера! — мне хотелось ее успокоить. — И такой вид, будто он всех подозревает.

— Нет, Колин! Это совсем не так. Не нужно меня успокаивать. Он с самого начала решил, что я… как-то причастна…

— Но, дорогая моя, против вас нет никаких улик! И только потому, что вы оказались там… потому, что кто-то умышленно поставил вас в такое положение…

— Он думает, — перебила Шила, — что я сама туда пришла. Что я все подстроила, а Эдне каким-то образом стало об этом известно. Он также считает, что она узнала мой голос, когда я будто бы выдавала себя по телефону за мисс Пэбмарш.

— А это был ваш голос?

— Нет! Конечно нет! Я не звонила.

— Послушайте, Шила! Что бы вы ни говорили другим, мне вы можете сказать правду.

— Значит, вы мне не верите!

— Я вам верю, но вы могли позвонить в тот день по какой-нибудь другой причине. Кто-то мог попросить вас… Может, сказал, что это шутка, а потом вы испугались и, начав обманывать, не могли уже остановиться. Ведь все было именно так, правда?

— Нет, нет и нет! Сколько раз можно вам повторять?!

— Ну хорошо, Шила. И все-таки вы что-то скрываете, и это меня сильно огорчает. Хардкасл имеет что-то против вас, но не говорит мне, что именно…

— А почему, — опять перебила она, — он должен вам все рассказывать?

— У него нет причин что-то скрывать от меня. Мы с ним, можно сказать, коллеги.

В этот момент официантка принесла заказ. Кофе был бледен, как самый модный оттенок меха норки.

— Я не знала, что вы полицейский, — сказала Шила, медленно помешивая ложечкой кофе.

— Это не совсем полиция. Другой департамент. Я хотел только сказать, что Дик не говорит со мной о вас по вполне понятной причине. Он полагает, что вы мне небезразличны. Что ж, так оно и есть. Более того: я на вашей стороне, что бы вы ни сделали. Когда вы в тот день выскочили из дома мисс Пэбмарш, то были перепуганы до смерти. Вы не притворялись. Вы просто не могли бы все так разыграть!

— Я действительно страшно испугалась. Я была просто в ужасе.

— Вы испугались только потому, что внезапно наткнулись на труп или… было что-то еще?

— Что же там могло быть еще?

Стараясь говорить спокойно, я спросил:

— Зачем же вы взяли часы, на которых было написано «Розмари»?

— Что вы хотите сказать? Зачем мне их было брать?

— Я первый спросил.

— Да не трогала я никаких часов!

— Вы вернулись в дом под предлогом, что забыли перчатки. Но, как я заметил, вы их вообще не носите. В любом случае, день был слишком для них теплым. Так вот, вы вернулись в гостиную и взяли часы. Пожалуйста, не лгите мне! Зачем вы это сделали?

Шила молча крошила лепешку на своей тарелке.

— Хорошо… — наконец произнесла она почти шепотом. — Да, я это сделала. Я положила часы в сумку и вышла.

— Зачем?

— На них было написано «Розмари». Это мое имя.

— Вас зовут Розмари? Не Шила?

— У меня два имени: Розмари-Шила.

— И только потому, что на них было написано «Розмари», вы решились их взять?

Она чувствовала, что я ей не верю, но упрямо продолжала твердить свое:

— Говорю вам, я испугалась…

Я пристально ее рассматривал. Шила мне нравилась… очень нравилась. Я хотел, чтобы она была моей… навсегда. Я не питал на ее счет иллюзий. Шила была лгуньей и, очевидно, такой и останется. Это было ее оружие в борьбе за выживание — как можно убедительнее отрицать все и ни в чем не признаваться. Чисто ребяческая черта, но она, вероятно, никогда от нее не избавится. Я должен был принимать Шилу такой, какая она есть, и всегда быть рядом, чтобы поддержать в минуту слабости. А слабости, разумеется, есть у каждого. В том числе и у меня — пусть не такие, как у Шилы, но ведь есть же…