— Вы правы, в его книгах не происходит ничего сногсшибательного. Труп, конечно, есть. Иногда даже не один.

Однако главное у него — алиби! Он использует все: железнодорожное расписание, маршруты автобусов, сеть автодорог… Признаться, я получаю немалое удовольствие от этого искусно сплетенного и тщательно разработанного сюжета. Мне интересно поймать мистера Сирила Куэйна на ошибке.

— И вам, конечно, это удается?

Пуаро был честен.

— Не всегда, — признал он. — Нет, не всегда. Но, увы, через какое-то время начинаешь понимать, что его книги очень похожи одна на другую. Как и все его алиби: если и не точно повторяются, то во всяком случае схожи. Знаете, топ cher Колин, я представляю себе, как этот самый Сирил Куэйн сидит в своей комнате с трубкой в зубах (как обычно мы видим его на фотографиях), а вокруг него разложены АВС[56], континентальные «Брадшо»[57], проспекты разных авиалиний и расписания различных видов транспорта. Вплоть до океанских лайнеров. Можете говорить что угодно, Колин, но в книгах мистера Сирила Куэйна есть система и метод.

Он положил на стопку томик Куэйна и поднял следующую книгу.

— А теперь мистер Гарри Грегсон. Невероятно плодовитый автор. Насколько я понимаю, он написал по крайней мере шестьдесят четыре триллера! Прямая противоположность мистеру Куэйну. Если в книгах Куэйна маловато событий, у Гарри Грегсона, напротив, их слишком много, все они беспорядочны и невероятно запутаны. Все у него очень ярко. Это мелодрама, где все перемешано. Кровопролития, тела, улики, происшествия, вызывающие дрожь ужаса, — все громоздится в одну большую кучу и прямо-таки бурлит и переливается через край… Сплошные трагедии, ужасы — и ничего общего с реальной жизнью. Не в моем вкусе. Как говорят англичане: «эта чашка чаю не для меня»[58]. Да это, по правде говоря, вовсе и не чай! Скорее похоже на американский коктейль, причем из крайне подозрительных ингредиентов.

Пуаро вздохнул и после непродолжительной паузы продолжил свою лекцию:

— Теперь обратимся к Америке, — он взял книгу с левой стопки. — Флоренс Элке. Тут есть и система и метод, а события, при всей их необычности, описаны вполне убедительно, ярко, живо… Эта леди остроумна, хотя, как и многие американские писатели, слишком много места уделяет выпивке. Вы ведь знаете, mon ami[59], что я знаток и ценитель вин. И всегда получаю удовольствие, когда в романе со знанием дела упоминается кларет или бургундское, да еще с указанием выдержки. Но зачем на каждой странице сообщать, сколько виски, будь то рай или бурбон[60], детектив влил себе в глотку? Осилил он пинту[61] или вдвое меньше — на развитие событий, по-моему, влияет мало. Вообще описание всяческих возлияний в американских детективах всякий раз заставляет меня вспомнить про «голову короля Карла», которая постоянно появлялась в мемуарах бедного Дика[62]. И он никак не мог от нее избавиться!

— А что вы скажете о «черном романе»[63]? — спросил я.

Пуаро пренебрежительно махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху или комара.

— Жестокость ради жестокости? С каких пор это стало интересным? Я насмотрелся на это в начале собственной карьеры в полиции. Фи! С таким же успехом можно читать учебник по медицине. Tout de тёше[64] я ставлю американцев весьма высоко и считаю, что в них больше изобретательности и воображения, чем у английских авторов. И они не так перегружены из-за желания создать определенную обстановку, как это практикуется у французов. Возьмем, к примеру Луизу, О'Мэлли.

Он опять нагнулся за книгой.

— Какая эрудиция, сколько эмоций! В каком напряжении она держит читателя до самого финала. Эти коричневые особняки в Нью-Йорке! (Между прочим, я так толком и не знаю, что это такое!) Роскошные апартаменты, невероятный снобизм, и под сенью всей этой благопристойности зреет и расцветает жуткое в своей циничности преступление. Вот так может быть, и так бывает! Она очень хороша, эта Луиза О'Мэлли. Просто необыкновенно хороша!

Вздохнув, он откинулся на спинку кресла, потом покачал головой и допил остатки tisane.

— Ну и, наконец… всегда остаются те, кому уже с давних пор отданы наши сердца…

Пуаро в очередной раз «нырнул» за книгой.

— «Приключения Шерлока Холмса», — нежно произнес он и с благоговейным почтением добавил: — Maitre[65].

— Шерлок Холмс? — спросил я.

— О, non, non![66] Не Шерлок Холмс! Автор! Я отдаю должное Артуру Конан Дойлю[67]. Все эти рассказы о Шерлоке Холмсе надуманы, полны ошибок, ложных выводов и неестественных ухищрений. Но мастерство писателя! О! Это нечто совершенно иное. Какое колоссальное удовольствие получаешь от его языка, характеров! Взять хотя бы доктора Ватсона[68]. Какой образ! О! Это настоящий триумф автора.

Пуаро снова вздохнул и покачал головой. Упоминание о докторе Ватсоне невольно заставило его вспомнить и другой, уже вполне реальный образ:

— Се cher[69] Гастингс[70]! Мой дорогой Гастингс, о котором я вам столько рассказывал… От него уже так давно не было никаких вестей. Как это глупо — похоронить себя в Южной Америке, средоточии непрекращающихся революций!

— К сожалению, — заметил я, — революции происходят не только в Южной Америке. В наши дни они случаются во всем мире.

— Только давайте не будем говорить обо всех этих ракетах, атомных бомбах, противопехотных минах, — сказал Пуаро. — Чему быть, того не миновать. И не стоит этой темы касаться.

— Откровенно говоря, я пришел, чтобы обсудить с вами нечто иное.

— О! Вы собираетесь жениться, да?.. Я в восторге, mon cher, в восторге!

— Боже мой! Пуаро, как это могло прийти вам в голову? Ничего подобного!

— Такое случается, — заметил Пуаро. — И случается каждый день.

— Возможно! Но не со мной! И вообще, я пришел рассказать, что недавно столкнулся с загадочной историей, имеющей отношение к убийству. С весьма необычной историей.

— В самом деле? Весьма необычной, вы говорите? И вы пришли с ней ко мне. Почему?

— Гм, видите ли, — я немного смутился. — Мне показалось, вас это заинтересует.

Пуаро задумчиво посмотрел на меня и любовно погладил свои усы.

— Хозяин, — сказал он наконец, — часто бывает добр к своей собаке. Играет с ней, бросает ей мячик… Собака, между прочим, все это понимает и, убив кролика или крысу, приносит добычу хозяину и кладет у его ног. И что она при этом делает? Виляет хвостом!

Я невольно рассмеялся.

— Значит, по-вашему, я виляю хвостом?

— По-моему, mon ami, да! По-моему, да!

— Ну хорошо! А что скажет хозяин? Хочет ли он взглянуть на добытую мной крысу? Намерен ли он выслушать эту историю?

— Ну конечно! Естественно! Ведь, по-вашему, это может меня заинтересовать, не так ли?

— Все дело в том, — сказал я, — что в этой истории нет ни малейшего смысла.

— Такого не бывает! — возразил Пуаро. — Все имеет смысл.

— Хорошо, пусть так! Тогда попытайтесь его найти. Лично мне это не удалось. В общем, я по чистой случайности оказался на месте преступления. И еще одно: мне кажется, если убитого опознают, вся интрига лопнет как мыльный пузырь.

— В том, что вы говорите, нет ни системы, ни метода, — строго сказал Пуаро. — Прошу вас, излагайте факты. Вы говорите, что это убийство. Да?

— Без сомнения, — заверил я Пуаро. — Итак, слушайте!

Я подробно изложил все, что мне было на данный момент известно. Эркюль Пуаро слушал, откинувшись на спинку кресла. Он закрыл глаза и тихонько постукивал указательным пальцем по подлокотнику. Когда я остановился, Пуаро какое-то время молчал. Затем, не открывая глаз, спросил:

— Sans blaque?[71]

— Абсолютно!

— Epatant![72] — произнес Пуаро и, смакуя это слово, повторил: —Epa-tant! — и, покачав головой, принялся снова постукивать пальцем.

— Ну что? — нетерпеливо спросил я, немного подождав. — Что вы скажете?

— А что вы хотели бы услышать?

— Как что? Объяснение, конечно! Ведь вы не раз говорили, что достаточно сесть в кресло, хорошенько все обдумать — и правильный ответ у вас в руках. Совершенно не обязательно идти на место преступления, расспрашивать возможных свидетелей, рыскать по окрестностям в поисках улик…

— Да, я всегда это утверждал.

— Ну так тогда вам и карты в руки! Я изложил вам факты — жду ответа.

— Вы полагаете, все так просто? Нам еще многое надо узнать, mon ami! Мы еще факты-то толком не собрали, не так ли?

— И все же мне хотелось бы услышать ваше мнение.

— Понятно, — Пуаро немного помолчал. — Совершенно очевидно, что преступление это очень простое.

— Простое? — изумился я.

— Разумеется.

— Почему вы так думаете?

— Потому что кажется таким сложным. Раз нужно, чтобы оно выглядело сложным, значит, в действительности оно было совсем простым. Вы меня понимаете?

— Пожалуй, не совсем.

— Интересно… То, что вы мне рассказали, — размышлял вслух Пуаро. — Мне кажется… Да, это мне что-то напоминает. Где-то раньше… с чем-то подобным я уже встречался.

Он задумался.

— Ваша память, — сказал я, — наверное, хранит уйму всяческих преступлений. Но все, конечно, запомнить невозможно!

— К сожалению, вы правы, — произнес Пуаро. — Но время от времени воспоминания помогают. Я, например, помню одного мыловара из Льежа[73]. Он отравил свою жену, чтобы жениться на блондинке-стенографистке. Преступления совершаются по определенному шаблону. И вот, прошло довольно много лет, и я столкнулся все с той же льежской моделью. Теперь это был случай с похищением собаки-пекинеса[74], но он укладывался в тот же шаблон. Мне оставалось только найти тех, кто играл здесь роль стенографистки и роль мыловара… Все тогда сошлось идеально! Вот и сейчас в том, что вы мне рассказали, я чувствую что-то знакомое.