— Ее брат, — ответила миссис Дрейк. — Леопольд.

— Леопольд Рейнольдс?

— Да. Его тело нашли на тропинке в поле. Он, должно быть, шел домой из школы и забрел поиграть у ручья — там неподалеку. И кто-то утопил его в ручье — сунул головой в воду и держал, пока тот не захлебнулся.

— То же самое, что с Джойс?

— Да, да. Конечно же это маньяк. И опять никаких следов, опять неизвестно кто — вот что ужасно… Ни малейших подозрений. А я… я-то думала, что знаю. Я действительно думала… какой же я была дурой…

— Рассказывайте, мадам.

— Да-да, непременно. Я затем сюда и пришла, чтобы все-все рассказать… без утайки… Помните недавний наш разговор? После того как вы поговорили с мисс Уиттакер? Она тогда сказала вам, будто меня что-то испугало. Будто я что-то видела — в передней, у меня дома. А я… я сказала вам, что ей показалось… и ничего такого я не видела… Понимаете, я думала… — она запнулась.

— Так, значит, вы что-то видели?

— Надо было сказать вам тогда. Я увидела, как открылась дверь библиотеки… очень медленно и он… он оттуда вышел. То есть, не то чтобы вышел. Просто постоял в дверях, а потом быстро прикрыл дверь и снова скрылся в библиотеке.

— Да кто же?

— Леопольд. Мальчик, которого убили. И понимаете, я подумала… ох, как я ошибалась, как я страшно ошибалась! Ведь расскажи я вам все тогда, может быть… может быть, вы бы уже нашли убийцу…

— Значит, вы думали, что Леопольд убил свою сестру? — изумился Пуаро.

— Да. Не в тот момент, конечно: я ведь еще не знала, что ее убили. Но у него было такое странное выражение… Он всегда был странноватым ребенком. Признаться, некоторые тут у нас его даже побаивались, потому что чувствовали, что он не… немного не в себе. Очень, конечно, смышленый, все схватывал на лету… но все равно… вроде как со сдвигом. Бедный мальчик…

Я спросила себя: «А почему это Леопольд забрел в библиотеку, когда ему положено играть в „цап-царап“ — вместе со всеми?» И тут же подумала: «Интересно, что же он там делал — у него такой странный вид?» А потом… ну, потом, естественно, забыла об этом, но его вид, видимо, так меня озадачил, что я выронила вазу… Элизабет помогла мне собрать осколки, я пошла в столовую и больше об этом не вспоминала… Пока не нашли Джойс. Вот тут я и подумала…

— …что это сделал Леопольд.

— Именно так. Я подумала: «теперь ясно, почему у него был такой странный вид». И у меня больше не было никаких сомнений. У меня вообще редко возникают сомнения… я всегда была уверена в том, что все знаю и всегда во всем права. Теперь я поняла, что могу ошибаться, и так страшно ошибаться. Ведь его гибель означает, что все было совсем не так. Он зашел в библиотеку и увидел там свою сестру… мертвую. Бедный мальчик испытал страшное потрясение; он, безусловно, был крайне напуган, и решил потихоньку сбежать. Стал выходить и, заметив меня, тут же юркнул назад и захлопнул дверь. А потом дождался, когда опустеет передняя, и только тогда вышел. Скорее всего, никого не хотел видеть. Но, как оказалось, не потому, что убил ее. Нет. Просто он был в шоке. Еще бы, увидеть такое! Ему хотелось спрятаться от всех и вся.

— И вы ничего мне не сказали? Даже после того, как было найдено тело?

— Нет. Я… ох, я не могла. Он… понимаете, ведь он был совсем ребенок. Всего десять… нет, одиннадцать лет. И я… я чувствовала, что он сам не ведал, что натворил, что это, в сущности, не его вина. Что он, видимо, не понимал что такое хорошо, а что плохо. Говорю же, он всегда был странным ребенком. И я… я подумала, что его надо лечить, а не привлекать к ответственности. Что ему необходима не исправительная колония, а опытный психиатр. Я… я хотела как лучше. Поверьте, я хотела как лучше.

Горькие слова, подумал Пуаро, пожалуй самые горькие, какие он мог услышать. Миссис Дрейк как будто прочла его мысли:

— Да, — сказала она. — «Я действовала из лучших побуждений». «Я хотела, как лучше». Говорить можно что угодно. Всегда почему-то кажется, что тебе известно, что для других лучше. А на самом-то деле — ничегошеньки тебе не известно. Ведь этот его ошеломленный вид мог означать и другое: что он либо видел убийцу, либо что-то, связанное с ним и дающее ключ к его поискам. Что-то, от чего убийца уже не мог чувствовать себя в безопасности. И… и… он выжидал удобного момента и… и выждал-таки — утопил мальчика в ручье. Ну почему, почему я не рассказала… вам… или полиции… никому… Но я была уверена, что поступаю правильно!

Пуаро пристально на нее посмотрел и заметил, что она едва сдерживает слезы. Чуть выждав, он мягко произнес:

— Не далее как сегодня мне сказали, что у Леопольда в последнее время водились деньги. Вероятно, кто-то платил ему за молчание.

— Но кто?

— Мы это узнаем, — пообещал Пуаро. — Теперь уже скоро.

Глава 22

Эркюля Пуаро редко интересовало чужое мнение. Обычно его вполне устраивало и собственное. Но все же иной раз он делал исключения. Сейчас был именно такой случай.

Но прежде у него состоялся разговор со Спенсом — очень короткий, после чего Пуаро связался по телефону с пунктом проката легковых автомобилей. Потом, еще раз переговорив со своим другом и с инспектором Регланом, он покинул Вудли Коммон. По дороге в Лондон он сделал одну остановку. У школы. Сказав водителю, что будет отсутствовать не более пятнадцати минут, он прошел прямиком в кабинет мисс Эмлин.

— Простите, что побеспокоил в столь неурочный час. Вы же в это время обедаете…

— Не сочтите за лесть, мосье Пуаро, но я думаю, что вы вряд ли бы потревожили меня без достаточных на то причин.

— Вы очень любезны. Откровенно говоря, мне нужен совет.

— Неужели? — На лице мисс Эмлин отразилось легкое удивление. Точнее даже недоверие. — Мне показалось, не в ваших привычках просить чьих-либо советов, мосье Пуаро. Думаю, вы привыкли полагаться исключительно на собственное мнение.

— Да, вы правы, но если бы мои выводы совпали с выводами тех, чьим мнением я дорожу, это явилось бы для меня великим утешением и поддержкой.

Мисс Эмлин промолчала в ответ на эту цветистую тираду и только вопрошающе на него посмотрела.

— Я знаю, кто убил Джойс Рейнольдс, — сказал Пуаро. — И не сомневаюсь, что вам это тоже известно.

— Я этого не говорила, — заметила мисс Эмлин.

— Да. Не говорили. Поэтому я и сказал, что с вашей стороны это не более чем мнение.

— Или подозрение? — спросила мисс Эмлин чуть более холодным тоном.

— Я предпочел бы не пользоваться этим словом. Давайте скажем так: у вас сложилось определенное мнение.

— Ну хорошо. Признаться, оно у меня действительно сложилось. Только это не значит, что я выложу его вам.

— Вот что я сейчас сделаю, мадемуазель. Я напишу на листочке четыре слова. И спрошу вас, согласны ли вы с тем, что я написал.

Мисс Эмлин встала со стула и направилась в другой конец комнаты к своему столу, чтобы взять листок бумаги.

— Вы меня заинтриговали, — сказала она, протягивая ему листок. — Четыре слова.

Пуаро достал из кармана ручку, быстро что-то написал и, сложив листок, отдал его мисс Эмлин. Та нетерпеливо его развернула и прочла.

— Ну что? — спросил Пуаро.

— Насчет первых двух — да, согласна. С остальными сложнее. У меня нет никаких улик, и, если честно, мне это просто не приходило в голову.

— Стало быть, в отношении первых двух у вас есть определенные улики?

— Полагаю, что да.

— Вода, — сказал Пуаро задумчиво. — Вы все поняли, как только услышали про воду. И я все понял, когда услышал. Вы уверены, и я уверен. А теперь утопили мальчика, — продолжал он, — на этот раз в ручье. Вам уже сообщили?

— Да. Кто-то позвонил сюда и сказал. Альберт, брат Джойс. Но его-то за что?

— Он хотел денег, — ответил Пуаро. — И он их получал. Но при первой же возможности его утопили в ручье.

Его голос был по-прежнему ровным, но в нем послышались жесткие нотки, обычно ему не свойственные.

— Человека, который мне это рассказал, — продолжал он, — обуревало сострадание. Настолько, что он едва сдерживал слезы. Признаться, я куда менее сентиментален. Он действительно был еще очень мал, этот мальчик, но его смерть не случайна. Как очень многое в нашей жизни, она была следствием его собственных поступков. Он жаждал денег и начал свою игру. Несмотря на свой нежный возраст, он прекрасно понимал, чем рискует. Он просто хотел много денег. Ему было только десять лет, но причины поступков в этом возрасте, в сущности, те же, что и в тридцать, и в пятьдесят, и в девяносто, а соответственно — и следствия. Знаете, о чем я прежде всего думаю в подобных случаях?

— Как я поняла, — ответила мисс Эмлин, — для вас превыше всего истина, а не сострадание.

— Леопольду мое сострадание уже не поможет, — сказал Пуаро. — Ему теперь уже ничто не поможет. Даже истина… если, конечно, мы ее докажем, — а я считаю, что в данном случае мы с вами единомышленники. Но, возможно, эта истина спасет жизнь еще одному ребенку. Но нужно спешить. Сейчас я еду в Лондон, где кое с кем увижусь. Мы обсудим, как лучше к этому подступиться. Главное, убедить их в том, что я прав.

— Вероятно, это будет непросто, — сказала мисс Эмлин.

— Не думаю. Возможно, и придется немного поломать копья, но, скорее всего, я сумею им доказать, что мои выводы — единственно верные. Они прекрасно разбираются в психологии преступников. И еще одна просьба. Мне нужно ваше мнение. На этот раз действительно только мнение. Что вы можете сказать о Николасе Рэнсоме и Десмонде Холланде? На них можно было бы положиться?

— Конечно. Хорошие ребята. Конечно, не паиньки, но, в общем, добрые и чистые ребята. Без червоточины. Как хорошее яблоко.