Оба были уже далеко не детьми, автоматически попадая, таким образом, в число подозреваемых — причем, одних из главных… Старый садовник, кстати, придерживался того же мнения. Оно, впрочем, и понятно, поскольку в последние годы процент убийств, совершенных малолетними преступниками, вырос далеко не в детских пропорциях. Сам Пуаро не то чтобы склонялся к версии с подростками — он просто не исключал такой возможности. Вполне вероятно, что и убийство двух-трехлетней давности, свидетельницей которого оказалась Джойс, тоже могло быть совершено подростком. Впрочем, не обязательно шестнадцати-восемнадцатилетним. Сейчас и двенадцати-четырнадцатилетние преступники, судя по сообщениям газет, давно уже не редкость.

Мысленно прокрутив в голове все эти возможности, Пуаро целиком сосредоточился на своих собеседниках, пытаясь составить о них мнение. Он приглядывался к их внешности, повадкам, прислушивался к тону голоса, причем проделывал это, как всегда, мастерски, старательно изображая из себя иностранца, рассыпаясь в льстивых речах и нещадно коверкая слова. Все эти фокусы были рассчитаны на то, чтобы юные джентльмены прониклись к нему полнейшим презрением, пусть и прикрытым вежливостью и светскими манерами. А манеры у того, и другого были не просто хорошими, они были превосходными.

Восемнадцатилетний Николас был очень хорош собой, носил бачки, почти до плеч волосы и траурного вида черный наряд. Ни о каком трауре, естественно, речи не шло — просто Николасу хотелось выглядеть романтическим и экстравагантным. У Десмонда была густая и рыжеватая вьющаяся шевелюра. Второй паренек был одет в розовый бархатный пиджак, розовато-лиловые брюки и какую-то замысловатую рубашку с оборками. Оба, по-видимому, не жалели денег на одежду, и это при том, что покупалась она явно не в местных магазинах и уж точно не на родительские деньги. Никакие родители не выкинули бы столько денег на подобные тряпки.

— Вы пришли туда утром или днем? — начал свой «небольшой частный опрос» Пуаро.

— Днем, — ответил Николас.

— И что вы делали? В общем-то, мне это уже известно, но хотелось бы уточнить некоторые детали. Свидетельства очевидцев настолько противоречивы…

— Ну мы что? Помогли, например, наладить освещение.

— Развешивали всякие украшения — со стремянок.

— Насколько я понял, фотографии тоже ваша работа?

Десмонд тут же запустил руку в карман и достал маленький альбом, из которого с гордостью извлек несколько фотокарточек.

— Ага. Сделали их заранее, — сказал он. — У них же вкусы у всех одинаковые. Им главное, чтобы парень выглядел как надо… Неплохой наборчик, правда?

Он протянул Пуаро фотографии, и тот с огромным удовольствием принялся изучать сначала довольно смазанное изображение рыжего бородача, потом обладателя густой шапки курчавых волос и, наконец, женоподобного красавца с длинными волосами. Каждый из них к тому же обязательно щеголял разной длины, пушистости и конфигурации бачками.

— Абсолютно друг на друга не похожи, правда? Ну, разве чуть-чуть…

— Вам кто-то позировал, я полагаю? — спросил Пуаро.

— Да нет, все это мы сами, — с гордостью объяснил Десмонд. — Просто в гриме, понимаете? Я и Ник. На какой-то он, на какой-то я. Просто, что называется, меняли прически.

— Удивительно! — почти искренне восхитился Пуаро.

— Мы специально немного сбивали фокус, чтобы было побольше загадочности….

В разговор вступил Ник:

— Миссис Дрейк фотографии очень понравились. Она нас даже похвалила. Ну и посмеялась, конечно. Была морока с освещением… Понимаете, нужно было, чтобы луч света падал точно на лицо, когда кто-то из нас показывался из-за ширмы. Ну а девочки, понятно, видели в зеркале лицо своих будущих мужей. Вообще-то пришлось потрудиться: нужно было нацепить определенный парик или бороду, в соответствии с опускающейся сверху фотографией.

— А они знали, что это вы и ваш друг?

— Что вы! Даже не догадывались. По крайней мере, тогда. Они, конечно, знали, что мы каким-то образом в этом участвуем, но догадаться, что это мы и есть… Куда им! Маленькие еще, глупые. И потом у нас была куча всякого грима, париков и усов, чтобы тут же поменять внешность. Показывались то я, то Николас. Девчонки визжали от восторга. Прямо умора.

— А кто еще с вами был в доме? Кто был на самом празднике, спрашивать, думаю, бесмыссленно.

— Да уж, на празднике болталось человек тридцать, не меньше. А днем… Само собой, миссис Дрейк и миссис Батлер. Потом кто-то из учительниц, по-моему миссис Уиттакер. Еще эта… миссис Флэттербат, что ли? Не то сестра, не то Жена органиста. Потом еще аптекарша — мисс Ли; у нее как раз был выходной, и она решила помочь. Ну и, конечно, куча всякой мелюзги. Принести там или подать чего. Больше мешали. А девчонки — те просто стояли без дела в стороне и хихикали.

— Понятно. А вы помните, какие там были девочки?

— Ну, Рейнольдсы были. Бедолага Джойс, конечно. Ну, которую потом грохнули. Еще ее сестра Энн. Ужасно противная девица! Вечно нос задирает. Думает, умнее ее никого нет. Совершенно уверена, что кончит школу с золотым аттестатом. Ее младший братец, Леопольд, тоже, надо сказать, не подарок. Ябеда страшный. Только и делает, что подслушивает и врет… врет и подслушивает… Просто гаденыш. Еще Беатриса Ардли и Кейти Грант — тупицы, каких свет не видывал… Ну и, конечно, пара теток на подхвате. Уборщиц то есть. Да, и еще писательница, которая вас сюда вызвала.

— А мужчины?

— Заглядывал викарий, если вас это интересует. Милый, конечно, старичок, но ужасно бестолковый. Второй священник, так тот ужасно смешной… Когда волнуется, заикается. Он здесь недавно… Вот, вроде бы, и все….

— Вы слышали, как Джойс сказала, что видела убийство?

— Лично я нет, — ответил Десмонд. — Неужели прямо так и сказала?

— Говорят, что да, — откликнулся Николас. — Сам я, правда, тоже не слышал. Наверное, вышел из комнаты. А где она была… ну, когда это говорила?

— В гостиной.

— А, ясно. Там как раз все бездельники собрались. Мы-то с Ником все больше торчали в комнате, где девчонкам устраивали смотрины. Провода тянули, светильники прилаживали, электрогирлянды развешивали — в общем, со стремянок не слезали. В гостиную нас всего-то раза два и позвали — расставить тыквы где повыше да подвесить пару со свечками. Так что, я ничего такого не слышал. Ты тоже, Ник?

— Тоже, — сказал тот и на всякий случай переспросил: — А Джойс правда сказала, что видела убийство? Это же интересно, да?

— А если и видела, что такого? — спросил Десмонд.

— Выходит, она была экстрасенсом, дурень! Ты вдумайся: она увидела убийство, а через пару часов ее грохнули. Значит, это было видение. Есть над чем поломать голову. Слышал последние новости? Видения можно вызывать самому, надо только подсоединить электрод к яремной вене. Где же я об этом читал?..

— Слыхал я про эти эксперименты, — презрительно усмехнулся Николас. — Чушь несусветная. Сажают людей по разным комнатам и дают тянуть из колоды карту. На ней слова всякие, в квадрате или треугольнике. Только все равно никто не угадывает.

— Так для этого надо быть детьми. Дети гораздо восприимчивей взрослых…

Пуаро, немного заскучав, позволил себе вмешаться:

— Значит, в вашей памяти не отложилось ничего такого, что показалось бы вам необычным или, скажем… тревожным? Ничего, что другие не заметили, а вы все-таки обратили внимание?

Николас и Десмонд старательно нахмурились, пытаясь выудить из своей памяти мало-мальски знаменательные события.

— Нет, обычная суматоха. То одно, то другое…

— А у вас лично нет никаких предположений? — неожиданно повернулся Пуаро к Николасу.

— В смысле, кто убил Джойс?

— Да. Возможно, вас что-то насторожило? Ну, вы знаете, как это бывает. На уровне интуиции…

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Возможно возможно… — согласился он и погрузился в глубокое раздумье.

— Уиттакер, вот кто ее убил! — нарушил наконец тишину Десмонд.

— Учительница? — переспросил Пуаро.

— Ну да. Типичная старая дева, понимаете? Изголодалась по сексу. И потом, все время в школе, а там одни женщины… Помнишь, года два назад удавили какую-то училку? — повернулся он к Николасу. — Тоже, говорят, была того…

— Лесбиянка, что ли? — с видом знатока уточнил его приятель.

— Возможно, — серьезно ответил Десмонд. — Помнишь Нору Эмброуз, с которой она жила? Хорошенькая… У нее, говорили, был хахаль или даже два, а эта Уиттакер ее ревновала. Говорят, она потом родила. Целых два семестра ее не было, а потом явилась как ни в чем не бывало. Правда, у нас соврут — недорого возьмут.

— И опять же, она все утро торчала в гостиной. Услышала, что сказала Джойс, тут-то у нее крыша и поехала. Могло ведь такое быть?

— Еще как могло, — поддержал его Николас, — а если учесть, что ей уже… сколько же ей лет-то? Сорок с чем-то? Да нет, скорее, под пятьдесят… А женщины в этом возрасте… если без мужика… Ну, в общем, вы понимаете…

И оба радостно уставились на Пуаро — в точности как собаки, принесшие хозяину нужную вещь.

— А мисс Эмлин наверняка ее покрывает, — добавил Николас. — Потому что уж что-что, а то, что творится в ее школе она, конечно же, знает.

— Думаешь, покрывает?

— Наверное, считает, что должна покрывать!..

— Только едва ли она стала бы держать Элизабет Уиттакер в школе, — мягко возразил Пуаро, — если бы заподозрила, что у той с головой не в порядке… Вы представляете, сколько учениц могло бы еще погибнуть?

— Значит, второй священник? — с надеждой спросил Десмонд. — Священники, они тоже со странностями. Один первородный грех[251] на уме. Ну, и еще покаяние. Опять же вода, яблоки… Слушайте, я, кажется, понял! Ну точно! Он здесь недавно, никто его особенно не знает. Наверняка у него с крышей не в порядке. Вот «цап-царап» на него так и подействовал. Адский огонь! Вздымающиеся языки пламени! Ну, и он, ясное дело, хватает Джойс и говорит: «Идем, чадо мое, сейчас я тебе кое-что покажу»… Приводит ее в библиотеку, где ведро с яблоками и велит встать на колени. Крещение, мол… И ну ее головой в воду! Понимаете? Все сходится. Адам и Ева, яблоко, адский огонь, «цап-царап» и крещение, чтобы очиститься от греха.