— Вы, я вижу, собрали все местные сплетни, — сухо заметила Ровена Дрейк. — Да, была. Но она уехала, и довольно внезапно, вскоре после тетиной кончины.

— И, кажется, не без причины.

— Называйте это как хотите, но, по-моему, совершенно очевидно, что она подделала распоряжение к тетиному завещанию. Или кто-то помог ей его подделать, что, в общем-то, одно и то же.

— Кто-то?

— Она водила дружбу с каким-то клерком из юридической конторы в Медчестере. Его и прежде ловили на подобных деяниях… Впрочем, в этом случае до суда дело так и не дошло… она исчезла… Хватило, видно, ума понять, что дело может кончиться судебным разбирательством. В общем, исчезла, и больше о ней никто не слышал.

— Она, вроде бы, тоже из неблагополучной семьи, — небрежно заметил Пуаро.

Ровена Дрейк одарила его ледяным взглядом. Пуаро поклонился.

— Спасибо, что уделили мне столько времени, мадам, — сказал он.

Выйдя из дома Ровены Дрейк, Пуаро двинулся по дороге, ведущей, согласно указателю, к кладбищу в Хелпсли. Минут через десять он оказался у его ворот. Судя по всему, кладбище возникло сравнительно недавно, когда население Вудли Коммон увеличилось настолько, что старинный погост за оградой внушительной церкви, построенной два-три века назад, уже не мог вместить новых постояльцев. У кладбища был очень современный и немного деловой вид. На мраморных и гранитных плитах были выбиты стандартные эпитафии, всюду виднелись декоративные каменные урны, мощенные камнем дорожки и аккуратные оградки вокруг усаженных цветами и кустарниками могил. Ни одной запоминающейся эпитафии или надписи Пуаро не обнаружил. Для любителей старины здесь не было ровным счетом ничего интересного. Чистенько и опрятно, надписи скорбные, но весьма сдержанные, и ни единого всплеска живого чувства.

У одной из табличек Пуаро ненадолго остановился.

Светлой памяти ХЬЮГО ЭДМУНДА ДРЕЙКА,

любимого супруга Ровены Арабеллы Дрейк, скончавшегося 20 марта 1967 года.

Возлюбленным своим

Он сладкий сон дарует.

Пуаро, все еще пребывавшему под впечатлением от встречи с напористой Ровеной Дрейк, вдруг пришло в голову, что вечный сон вполне мог стать для покойного Хьюго Дрейка желанным избавлением.

Надгробие украшала алебастровая урна, хранившая остатки засохшего букета. К Пуаро приблизился пожилой садовник, нанятый, вероятно, ухаживать за могилами. По его лицу было видно, что он совсем даже не прочь поболтать минуту-другую с незнакомцем и отдохнуть от трудов праведных.

— Никак, впервые в наших краях, сэр? — обратился он к Пуаро.

— Совершенно верно, — ответил тот. — Я вам чужой, а пращуры тем боле.

— Во-во. Точно. Где-то у нас такой стишок есть. Или почти такой. Кажись, вон там, в углу. — Он помолчал. — Славный был барин, мистер Дрейк. Калека, знаете ли. А еще говорят, детская болезнь! Тетка моей жены подцепила эту штуку в Испании. Во как бывает. Поехала, знаете, отдохнуть… Искупалась в какой-то речке и подцепила. Врачи ей потом объяснили, что в воде-то, мол, зараза и была, только много они понимают, эти врачи… Нынче, конечно, дело другое. Прививки всякие и вообще. Так что, теперь вроде, с этим полегче. А барин был славный, никогда не жаловался, хотя скрутило его не дай Бог кому-нибудь. А ведь знатный спортсмен был в свое время. В деревенской команде играл. Сколько голов заколотил. Да, славный был барин.

— Он, кажется, погиб в дорожном происшествии?

— Точно. Переходил через дорогу, а дело шло к вечеру… И тут вдруг машина, а в ней пара молодчиков с бородами до ушей. Так мне рассказывали. И хоть бы остановились. Куда там. Даже не оглянулись. Потом бросили машину где-то на стоянке миль за двадцать отсюда, и с концами. Машина-то не их была, во как. Угнали с другой стоянки. Страх, да и только, что творится. А полиция и поделать ничего не может. Жена его очень убивалась. До сих пор каждую неделю ходит, цветы носит. Вон, и сейчас стоят. Да, сильно друг дружку любили. Только, если хотите знать, долго она у нас тут теперь не задержится.

— Почему? У нее ведь здесь дом.

— Да, дом хороший. И для деревни она много делает. Курсы там всякие женские, чаепития, общества разные… Только, ей-Богу, невмоготу уже всем. Больно уж любит она командовать. Всеми-то помыкает, во все лезет. Викарий, правда, за нее горой. Ведь тут все только на ней и держится. Ну а потом, кружки эти женские. Поездки, опять же, экскурсии, все она организовывает. Шустрая, да… А нет-нет, да и подумаешь: хорошо, старуха моя не слышит, как ты, милая, на такой работе ни надрывайся, любить тебя от этого все равно не будут. И все-то она лучше других знает. И вечно-то она учит, чего тебе надо делать, а чего не надо. Никакого спокойствия. Правда, спокойствия нынче вообще маловато.

— Значит, по-вашему, миссис Дрейк скоро может уехать?

— Не удивлюсь, особенно если за границу. Они с мужем любили путешествовать, часто отдыхать ездили.

— А почему вы думаете, что она хочет уехать?

Лицо старика неожиданно расплылось в плутоватой улыбке.

— А здесь она уже все переделала. Как говорится в Библии, ей теперь надобен новый виноградник для новых трудов. Ей ведь жизнь не в жизнь без общественной работы. А тут она уж все переделала, и даже больше, чем нужно, как считают многие… Ага.

— Ей требуется новое поле деятельности? — предположил Пуаро.

— Вот-вот, прямо в точку. Поселиться на новом месте, развернуться и всласть покомандовать. А то здесь она уже всех построила и, видать, заскучала.

— Может быть, — сказал Пуаро.

— Ей ведь теперь даже за мужем не приходится ухаживать. А ведь она за ним долго ходила… Этим, считай, и жила. То при нем, то общественные заботы — глядишь, чем-то все время и занята. Она ведь из тех, кому сидеть сложа руки что нож к сердцу. А детишек-то ей, бедняжке, Господь не дал. Так что, чует мое сердце, уедет она наводить свои порядки на новых местах.

— Может быть, вы и правы. Только куда же она поедет?

— А кто ж ее знает. Может, на Ривьеру, а может в Испанию или Португалию. Или вообще в Грецию… Я слыхал, она как-то про нее рассказывала. Миссис Батлер, вот та была в Греции. Вроде бы эллинский тур называлось. А по мне, так там одна жарища и ничего больше.

Пуаро улыбнулся.

— Греция, — задумчиво пробормотал он. — А вам миссис Дрейк нравится?

— Да не сказать чтобы уж очень. Женщина она, слов нет, хорошая. Блюдет свой долг перед ближним и все такое. Только ей бы малость передохнуть, а то ведь тех, кто только о долге и думает, никто по-настоящему и не любит. Верно? Учит меня, как розы обрезать. А то я сам не знаю. Все пристает, чтоб я посадил какой-то заморский овощ. А по мне и капуста хороша. Что мне с ним делать-то, с заморским?

Пуаро улыбнулся.

— Ну, мне пора. Не подскажете, где живут Николас Рэнсом и Десмонд Холланд?

— Сразу за церковью, третий дом слева. Снимают комнату у миссис Брэнд. Каждый день ездят в Медчестер на занятия, но сейчас уже должны быть дома.

Он с интересом посмотрел на Пуаро.

— Вон, значит, куда ветер дует? Да, впрочем, вы уж не первый, кто на них думает.

— Да нет, я пока еще ничего не думаю. Просто они тоже были на том празднике. Только и всего.

Он попрощался со стариком и зашагал прочь, бормоча себе под нос:

— Тоже были… А список-то заканчивается…

Глава 15

На Пуаро с опаской смотрели две пары глаз.

— Даже и не знаю, что мы еще можем вам рассказать. Полиция нас уже допрашивала, мосье Пуаро.

Пуаро окинул обоих мальчиков пытливым взглядом. Правда, сами они себя мальчиками уж точно бы не назвали. Напротив, они так старательно пытались подражать бывалым джентльменам, что их разговор напоминал скорее чинную беседу двух престарелых завсегдатаев английского клуба. Николасу было восемнадцать, Десмонду — шестнадцать.

— Видите ли, по просьбе одной моей знакомой я провожу небольшой опрос всех, кто там присутствовал. Не на самом празднике, а во время подготовки. Вы оба, как я понял, были чуть ли не главными помощниками.

— Ну не сказать чтобы главными, но побегать, в общем, пришлось.

— Пока что, — сказал Пуаро, — я опросил уборщиц, выяснил мнение полиции и поговорил с врачом, который первым осмотрел тело. Кроме того, я побеседовал с учительницей, присутствовавшей на празднике, с директором школы и с родственниками Джойс. Разумеется, услышал изрядное количество деревенских сплетен… Кстати, правильно ли я понял, что у вас здесь имеется своя ведьма?

Его юные собеседники дружно расхохотались.

— Это вы о мамаше Гудбоди? Да, она действительно изображала на празднике ведьму.

— А теперь, как видите, я добрался и до молодого поколения, у которого, как известно, и глаз острее, и слух лучше, которое не чуждо высокой философии и привыкло полагаться не на заклинания, а на современную науку. В общем, мне очень бы хотелось услышать, что вы думаете об убийстве в «Яблонях».

Восемнадцать и шестнадцать, думал он, глядя на цветущие юные лица. Для полиции — подростки, для газетных репортеров — юноши, для него же вообще мальчишки. Называйте как хотите. Продукт нынешней эпохи. И тот, и другой явно не глупы, даже если и не обладают теми обширными познаниями, которые он так щедро им только что приписал. Лесть — удобный повод, чтобы завязать разговор. Оба присутствовали и на самом празднике, и на его подготовке, выполняя поручения миссис Дрейк. Это они взбирались на стремянки, расставляли на верхотуре тыквы и развешивали под потолком электрические гирлянды. Один из них, вдобавок, весьма хороший фотограф, отснявший целую стопку фотографий с «сужеными» для местных девочек. Говорят, он даже исхитрился придать портретам те черты, которые хотелось бы увидеть юным мечтательницам.