— Если не ошибаюсь, она вас сюда и привела?

— Так вы знаете, кто я? — немного кокетливо спросил Пуаро.

Пуаро обожал, когда его узнавали. К сожалению, теперь это случалось все реже и реже.

— Вы идете по кровавому следу… Здесь это знает каждый. Городок маленький, новости разносятся мгновенно. А заманила вас сюда другая знаменитость.

— Вы имеете в виду миссис Оливер?

— Ариадну Оливер. Ее, популярного автора. Все так и рвутся получить у нее интервью и спросить какую-нибудь глупость. Что она думает по поводу студенческих беспорядков, как ей, собственно, социализм, какой, по ее мнению, должна быть одежда для девочек и участвует ли она в сексуальной революции. В общем, полная чушь.

— Да-да, — согласился Пуаро, — чудовищная бестактность. Тем более что, как я заметил, они практически ничего не знают о миссис Оливер. Вот разве только, что она очень любит яблоки. Впрочем, оно и понятно, поскольку это единственное, что она уже лет двадцать рассказывает газетчикам. Только, боюсь, яблоки она теперь разлюбила.

— Вы сюда приехали из-за яблок?

— Да. Из-за тех, что были на всесвяточном празднике. Вы присутствовали?

— Нет.

— Вам повезло.

— Повезло? — переспросил Майкл с едва заметным удивлением.

— Присутствовать в качестве гостя на празднике, где происходит убийство, — развлечение не из приятных. Вам, полагаю, ничего подобного испытывать не доводилось. Считайте, вам крупно повезло, ибо… — Пуаро вдруг вспомнил, что он, как-никак, иностранец и по-французски добавил: — il у a des ennuis, vous comprenez[228]. Возникает столько вопросов… Где вы были такого-то числа? А часом раньше? А после? Кстати, — продолжал он, — а вы знали эту девочку?

— О да. Рейнольдсов здесь знают все. Я знаком с большинством местных жителей. Впрочем, в той или иной степени здесь все друг с другом знакомы. Или друзья, или приятели, или, на худой конец, соседи.

— Какой она была?

— Как бы вам это сказать… неприметной. Довольно неприятный голос. Визгливый. Честно говоря, это почти все, что я могу о ней вспомнить. Я не очень люблю детей. Обычно мне с ними скучно, а Джойс вообще не умела говорить ни 6 чем, кроме как о себе.

— В общем, вам она была неинтересна?

На лице Майкла Гарфилда отразилось легкое недоумение.

— Ну да. Вас это удивляет?

— В общем, да. Никому не интересные люди редко становятся жертвами убийства. Чтобы убить человека, нужна очень веская причина. Корысть, страх… любовь, наконец…

Сказав это, Пуаро посмотрел на часы.

— О, мне пора идти. У меня назначена встреча. Еще раз примите мои поздравления.

Он начал осторожно спускаться по дорожке, от всей души радуясь, что не надел сегодня своих любимых, но до ужаса тесных лакированных туфель. На самом дне лощины его ждала еще одна непредвиденная встреча. У развилки, от которой отходили три тропки, на поваленном дереве сидела девочка и кого-то ждала. Как выяснилось, ждала она именно его, о чем сразу же и объявила.

— Мистер Эркюль Пуаро, если не ошибаюсь? — светским тоном осведомилась она.

Девочка была настолько хрупкой, что казалась сказочным созданием, какие и должны были населять этот волшебный сад — феей или древесной нимфой. Голос у нее был чистый и звонкий — ни дать ни взять колокольчик.

— К вашим услугам, мисс, — учтиво ответил Пуаро.

— Меня послали вас встретить, — сообщила девочка. — Вы ведь идете к нам пить чай?

— К миссис Батлер и миссис Оливер? Да.

— Правильно. Это мама и тетя Ариадна, — согласилась девочка и укоризненно добавила: — Вы опаздываете.

— Прошу прощения. Я остановился кое с кем поговорить.

— Я видела. С Майклом, да?

— А ты его знаешь?

— Конечно. Мы здесь давно живем. Я всех знаю.

Пуаро спросил, сколько ей лет.

— Уже целых двенадцать. На следующий год поеду учиться в интернат.

— Тебя это радует или наоборот — не хочется уезжать?

— Пока не знаю. Вот приеду туда, тогда посмотрим. А здесь мне уже не очень нравится, не то что раньше. А сейчас, думаю, вам лучше пойти со мной. — И спохватившись, добавила: — Пожалуйста.

— Ну конечно. И приношу свои извинения за опоздание.

— Ничего страшного, не волнуйтесь.

— Как тебя зовут?

— Миранда.

— Тебе очень идет это имя.

— Из-за Шекспира, что ли?[229]

— Да. Вы проходили его в школе?

— Угу. Мисс Эмлин нам читала. А потом еще мама. Мне понравилось. Здорово. «И как хорош тот новый мир…»[230]В жизни, конечно, ничего такого не бывает, правда?

— Ты в это не веришь?

— А вы?

— Лучший мир есть всегда, — отозвался Пуаро, — только, знаешь ли, для совсем особых людей. Для счастливчиков. Для тех, в ком уже есть ростки этого мира.

— А, ясно, — сказала Миранда, и Пуаро замолчал, хотя у него были на этот счет очень большие сомнения.

Миранда прошла несколько шагов по тропинке и, чуть обернувшись, сказала:

— Нам сюда. Если пролезть через изгородь, это совсем рядом.

Она оглянулась и показала пальцем назад:

— А вон там, прямо посередине, был фонтан.

— Фонтан?

— Ну да. Много лет назад. Наверно, он и сейчас там — под кустами, только весь уже развалился. Люди приходят, и каждый уносит с собой камушек, а назад никто ничего не кладет.

— Жалко, наверное?

— Не знаю. Не уверена. А вам нравятся фонтаны?

— Lа depend[231], — ответил Пуаро.

— А я немного знаю по-французски, — похвасталась Миранда. — Вы сказали: «Как посмотреть», да?

— Совершенно верно. Ты, я вижу, неплохо образованна.

— Все говорят, что миссис Эмлин — замечательная учительница. Она у нас директор. Она ужасно строгая и немного сердитая, но иногда рассказывает жутко интересные вещи.

— Тогда она действительно хорошая учительница, — сказал Эркюль Пуаро. — Ты, я смотрю, здорово здесь ориентируется: все тропинки знаешь. Ты сюда часто ходишь?

— Очень. Я здесь больше всего люблю гулять. Прихожу сюда тайком от всех, залезаю на дерево и смотрю. Мне нравится наблюдать за ними.

— За кем?

— Ну, в основном, за птицами и белками. Оказывается, птицы постоянно ссорятся. Знаете стишок: «Птички в гнездышках воркуют»[232]? Так вот на самом деле, ничего подобного. А еще я наблюдаю за белками.

— А за людьми?

— Реже. Сюда мало кто ходит.

— Интересно почему?

— Наверно, боятся.

— Чего?

— Так ведь здесь кого-то убили. Только очень уже давно. Еще до того, как тут появился сад. Раньше ведь на его месте была каменоломня. Сплошной песок и щебень. Там-то ее и нашли, в песке. А как вы думаете, правду пословица говорит, что кому суждено быть повешенным, тот не утонет?

— Теперь уже вряд ли. В Англии больше не вешают.

— А в других странах все еще продолжают. И прямо на улицах. Я в газете читала.

— В самом деле? И как ты к этому относишься?

Миранда ответила на вопрос, следуя своей, только ей одной понятной логике.

— Джойс ведь утопили, — сказала она. — Мама не хотела мне говорить. Довольно глупо с ее стороны, вам не кажется? Мне все-таки двенадцать лет.

— Джойс была твоей подружкой?

— Да. Мы очень дружили. Иногда она рассказывала мне всякие интересные вещи. Про слонов и раджей. Она ведь бывала в Индии. Вот бы и мне туда съездить! А мне особенно и не о чем было ей рассказать. Вот мама — мама ей бы рассказала. Она, знаете, была в Греции. А меня с собой не взяла. Она как раз там с тетей Ариадной и познакомилась. А еще мы с Джойс рассказывали друг дружке всякие секреты.

— Откуда же ты узнала о том, что с ней случилось?

— От миссис Перринг. Это наша кухарка. Подслушала, как она разговаривала с миссис Минден, которая приходит к нам убираться. Кто-то сунул Джойс головой в ведро с водой.

— И ты не догадываешься кто?

— He-а. Кухарка с миссис Минден тоже, как я поняла, не знают. Впрочем, чего с них взять-то? Обе глупые какие-то…

— Значит, не догадываешься?

— Меня же там не было. Как назло заболело горло и поднялась температура. Так что мама меня с собой не взяла. Иначе я бы хоть что-то узнала. Ну, про то, как ее утопили. Я потому и спросила у вас о людях, которым суждено утонуть. Приготовьтесь, сейчас полезем через изгородь. Смотрите не порвите костюм.

Пуаро последовал за ней. Проход в живой изгороди на границе с «Садом в карьере» показался Пуаро, мягко говоря, тесноватым, хотя его тоненькой, как эльф[233], провожатой он, должно быть, представлялся просторным тоннелем. Впрочем, она заботливо опекала своего спутника, предупреждая его о близости торчащих шипов и отводя в сторону самые колючие ветки. Они выбрались наконец на небольшую вытоптанную площадку, затем миновали компостную кучу, обогнули заброшенный огуречный парник и оказались у двух больших контейнеров для мусора. Дальше начинался маленький ухоженный садик, засаженный в основном розами, по которому они очень скоро дошли до стоявшего в глубине бунгало[234]. Миранда провела Пуаро сквозь открытую застекленную дверь и с гордостью коллекционера, только что поймавшего редкого жука, объявила:

— Смотрите, кто у меня тут!

— Миранда, ты что, заставила мосье Пуаро лезть через изгородь? Я же тебя просила!

— Через изгородь лучше, — ответила Миранда, — и гораздо короче.

— И больнее, я полагаю.

— Не помню, — вмешалась миссис Оливер, — я вас уже представляла моей подруге миссис Батлер?

— Разумеется. На почте.

Упомянутое знакомство длилось несколько секунд, отделявших миссис Батлер от заветного окошка кассы. Теперь у Пуаро появилась возможность разглядеть ее получше. Тогда, на почте, ее стройную фигуру скрывал просторный плащ, а большую часть лица — низко повязанный платок. Теперь выяснилось, что если ее дочь походила на древесную нимфу, то сама Джудит Батлер в свои тридцать пять удивительно напоминала речную фею. Ни дать ни взять Рейнская дева. Хрупкая до прозрачности, с узким бледным лицом, совершенно речными огромными зелеными глазами в обрамлении длинных ресниц и тонкими белокурыми волосами, ручейками спускающимися на плечи.