Приходилось признать, что сотрудники школы осведомлены о ходе расследования куда хуже деревенских сплетников.

— Джойс в присутствии свидетелей утверждала, что была свидетелем убийства, — сказал Пуаро. — Могло ли, по-вашему, это быть убийством Джанет Уайт? Вы знаете, как она погибла?

— Ее задушили, когда она вечером возвращалась домой из школы.

— Одна?

— Видимо, нет.

— Но не с Норой Эмброуз?

— А что вы знаете о Норе Эмброуз?

— Пока ничего, — ответил Пуаро, — но был бы не прочь узнать. Что они собой представляют — Джанет Уайт и Нора Эмброуз?

— Чересчур… темпераментные, — дипломатично ответила Элизабет Уиттакер, — но каждая по-своему… И все же, как могла Джойс видеть что-то подобное или хотя бы знать об этом? Убийство произошло на тропе у Кверри Вуд, когда Джойс не было еще и одиннадцати.

— А у которой из этих двух девушек был любовник? — спросил Пуаро вместо ответа. — У Норы или Джанет?

— Не стоит ворошить прошлое.

— «У старых грехов длинные тени», — процитировал Пуаро. — Чем дольше живешь, тем лучше понимаешь, как верно это подмечено. Где сейчас Нора Эмброуз?

— Она уволилась и поступила в другую школу — где-то на севере Англии. Естественно, она страшно переживала. Они с Джанет были очень дружны.

— Полиция так ничего и не выяснила?

Мисс Уиттакер покачала головой, потом посмотрела на часы и поднялась.

— Я должна идти.

— Ну что ж. Спасибо за то, что вы мне рассказали.

Глава 11

«Дом у карьера» являл собой добротный образчик средневикторианской архитектуры. Пуаро легко мог представить себе его внутреннее убранство: массивный буфет, прямоугольный стол посередине — все из красного дерева, бильярдная, кухня с прилегающей посудомойней, каменная плитка вместо кафеля и огромная плита, которая когда-то растапливалась углем, а теперь наверняка работает от электричества или газа…

Отметив, что почти все окна верхнего этажа до сих пор задернуты занавесками, Пуаро позвонил в колокольчик у парадной двери. Ему открыла худая седоволосая женщина и сообщила, что полковник и миссис Вестон — в Лондоне, откуда вернутся не раньше следующей недели.

Осведомившись о саде в Кверри Вуд, он услышал в ответ, что сад открыт для посещения в любое время, вход бесплатный, начало осмотра — в пяти минутах ходьбы от дома, там увидите табличку на железной калитке.

Добравшись до указанного места, Пуаро вошел в калитку и начал спускаться по вьющейся между кустов и деревьев тропинке. Неожиданно он застыл на месте и погрузился в раздумье. Его взгляд невидяще скользил по раскинувшемуся у его ног пейзажу, а мысли беспрестанно крутились вокруг нескольких фраз и фактов, неожиданно выплывших из глубин сознания и заставивших его серые клеточки напряженно работать. Подложное завещание… подложное завещание и девушка. Девушка, которая исчезла, и в чью пользу было подделано завещание. Художник, нанятый для того, чтобы превратить заброшенную каменоломню в сад. Низинный сад. Пуаро наконец огляделся и одобрительно кивнул: это действительно был сад. Кверри гарден[212] — уродливое название, слишком уж ассоциирующееся с карьерными разработками. В нем звучал грохот дробящих породу взрывов и рев тяжело груженных самосвалов, увозящих груды камня на строительство дорог. «Низинный сад» звучало куда как романтичней, навевая множество приятных воспоминаний. Миссис Ллуэллин-Смайд ездила в Ирландию на экскурсию по тамошним садам, организованную Национальным трестом… Лет пять тому назад Пуаро тоже побывал в Ирландии, расследуя дело о краже старинного фамильного серебра. В той давней истории обнаружились некоторые чрезвычайно интересные моменты. После того как его миссия увенчалась блистательным («как обычно» — не преминул добавить про себя Пуаро) успехом, он посвятил несколько дней поездке по стране и осмотру ее достопримечательностей.

Он никак не мог вспомнить, какой именно сад ему довелось увидеть. Кажется, это было неподалеку от Корка[213]. Килларни[214]? Нет, не Килларни. Где-то рядом с Бэнтри Бэй.

А запомнился он ему оттого, что у него не было ничего общего с садами, которые сам Пуаро привык считать образцом совершенства, — садами средневековых французских замков, строго выверенной красотой Версаля[215]…

Он прекрасно помнил ту поездку, тем более что началась она с отвратительнейшей прогулки по озеру. Лодка была на редкость неустойчивой, и Пуаро ни за что бы в нее не забрался, если бы два дюжих сноровистых гребца не подхватили его под руки, перенесли по воздуху и бережно опустили на сиденье. Они стали грести в сторону небольшого, ничем не примечательного с виду островка, и Пуаро тут же пожалел, что согласился на эту поездку. У него промокли и закоченели ноги, под полы плаща задувал ледяной ветер, и, кроме того, он решительно отказывался верить, что на крохотном скалистом островке, поросшем редкими чахлыми деревцами, окажется строго выверенная красота и величественная симметрия. Он был уверен, что определенно дал маху, ввязавшись в эту «авантюру».

Он вспомнил, как они высадились на маленький причал. Гребцы с той же привычной сноровкой выгрузили Пуаро из лодки. Остальные члены группы, смеясь и болтая, сразу ушли вперед, и Пуаро, который провозился на причале, поправляя плащ и потуже завязывая шнурки, пришлось спешно их догонять, карабкаясь в гору по довольно унылой тропинке, зажатой между кустами и деревьями. Пуаро как раз уже начал проклинать всех и вся, когда кусты вдруг расступились, и он очутился на открытой площадке, с которой лесенка вела вниз. То, что он увидел там, внизу, сразу же поразило его своей нереальностью. Казалось, духи стихий из древних ирландских баллад покинули свои уютные жилища-холмы, чтобы создать здесь необыкновенно красивый сказочный парк. Создать не тяжким трудом, а одним взмахом своего волшебного посоха. От этого парка невозможно было оторвать взгляд. От всех этих цветов и кустарников, от струй фонтана, от дорожки вокруг него — от всего этого колдовского, прекрасного и совершенно неожиданного мира… Невозможно было представить, что на месте этого сада прежде находилась каменоломня — настолько все здесь было исполнено гармонии. Посреди самой высокой части острова пролегала глубокая лощина с ровными склонами, за ней мерцала серебристая гладь залива, а еще дальше синели подернутые дымкой вершины холмов…

Пуаро вдруг очень захотелось, чтобы именно тот ирландский сад настолько запал в душу миссис Ллуэллин-Смайд, что ей захотелось создать точно такой же, и она, не скупясь на расходы, купила старый забытый карьер в этом спокойном и безыскусном, поистине старозаветном уголке сельской Англии. А потом принялась подыскивать подходящего, пусть и дорогостоящего раба, который сумел бы выполнить ее повеление. И нашла — замечательного молодого человека по имени Майкл Гарфилд. Привезла его сюда, щедро оплатила работу, а со временем даже построила ему дом… И Майкл Гарфилд, подумал Пуаро, восхищенно осматриваясь вокруг, полностью оправдал ее надежды.

Пуаро подошел к скамейке, предусмотрительно установленной в месте, откуда сад был виден лучше всего, и попытался представить, как все это будет смотреться весной. Вдалеке тянулись ввысь молодые деревца бука и белели, тронутые черным узором, тонкие стволы березок. Всюду кусты терновника, белой дикой розы, конусы можжевельника… Впрочем, Майкл Гарфилд позаботился и об осеннем убранстве сада, нарядив его в золото и багрянец кленов и высадив пару клиантусов. Извилистая тропинка вела в цветущие заросли то ли утесника, то ли метельника — Пуаро никогда не был силен в ботанике. Из всего невероятного разнообразия флоры он благоволил только тюльпанам и розам. Их он распознавал сразу.

Создавалась полная иллюзия, что все это выросло само по себе и без малейшего вмешательства человека. И, однако, это было совсем не так. Каждому растению отвели строго определенное место, просчитанное до дюйма[216], — и Этой крохотной былинке, и вон тому кусту, который так яростно взметает вверх свои золотисто-багряные ветви. О да! Каждому кустику, каждому цветку заранее предназначался именно тот кусочек пространства, куда их поместили. И что самое удивительное, растения… подчинились.

Интересно только, кому: миссис Ллуэллин-Смайд или Майклу Гарфилду? Пуаро был уверен, что это далеко не одно и то же. Миссис Ллуэллин-Смайд, спору нет, была умудренным человеком. Она занималась садоводством всю свою жизнь, кажется была членом Королевского общества садоводов[217], ходила на выставки, тщательно изучала каталоги и посещала сады. Она даже специально для этого ездила за границу — посмотреть на ботанические сады, парки и оранжереи. Она знала, чего хочет, и, безусловно, умела объяснить это другим. Но разве этого достаточно? Пуаро так не думал. Одно дело — отдавать распоряжения и следить за их выполнением, и совсем другое — чувствовать каким-то шестым чувством, во что превратятся ее замыслы после их воплощения. Пуаро был уверен, что ни в первый год, ни во второй, ни даже через семь лет совместной работы с Гарфилдом владелица сада не представляла, каким будет конечный результат. Это знал только Майкл Гарфилд, и, главное, он точно знал, как это сделать — как превратить бесплодные камни и унылую пустыню в настоящий рай на земле. Он задумал этот парк и воплотил свой замысел в жизнь. Вероятно, для одержимого творчеством художника не может быть большей радости. Но далеко не каждому художнику удается найти заказчика с такими финансовыми возможностями. Значит, вот какой представлял себе Майкл Гарфилд сказочную страну, упрятанную в недрах самого обыкновенного холма. И теперь с каждым годом эта страна будет становиться все краше. Одетая в драгоценные кустарники, которые стоят очень больших денег, украшенная редкостными растениями, каких нигде не сыщешь, кроме как у истинных знатоков… Впрочем, здесь не забыли и скромных обитателей полян и лужаек, которые, хоть ничего и не стоят, незаменимы в качестве оправы для драгоценных реликвий. Весной вон на той насыпи, что слева, распустятся первоцветы[218] — Пуаро вгляделся в их неприметные, сложенные вместе листочки.