Агата Кристи - Часы

— Да, вы правы. Мы проверили. Вы поженились пятнадцатого мая тысяча девятьсот сорок восьмого года.

— Майские свадьбы всегда несчастливы, во всяком случае, так говорят, — угрюмо сказала миссис Райвл. — Мне она счастья не принесла.

— Но несмотря на прошедшие годы, вы сумели довольно легко опознать своего мужа.

Миссис Райвл, слегка смутившись, заерзала на стуле.

— Он почти не изменился, — сказала она, — он, то есть Гарри, всегда следил за собой.

— И вы смогли вспомнить особые приметы. Вы, кажется, написали мне о шраме.

— Верно. Был шрам за левым ухом. Вот здесь. — Миссис Райвл подняла руку и показала пальцем, где именно.

— За левым ухом? — Хардкасл сделал ударение на слове «левый».

— Э-э… — На мгновение она засомневалась. — Да. Кажется так. Да, я уверена. Конечно, в спешке можно ведь и запутаться. Но нет, шрам был слева. Вот здесь. — Она снова приложила палец к тому же месту.

— Вы сказали, что он порезался, когда брился?

— Совершенно верно. На него кинулась собака. Очень резвый у нас был пес. Все время прыгал — очень был веселый. Он-то и толкнул Гарри как раз, когда тот держал в руке бритву, и Гарри здорово порезался. Крови было! Порез зажил быстро, но метка осталась навсегда. — Теперь она говорила уже с большей уверенностью.

— Вот этот момент очень важен, миссис Райвл. В конце концов, люди иногда оказываются очень похожими друг на друга — прошло столько лет. Но если человек очень похож на вашего мужа, да к тому же у него шрам на том же месте — это уже делает ваши показания очень убедительными, не так ли? Кажется, мы и в самом деле сдвинулись с места.

— Очень рада быть вам полезной, — сказала миссис Райвл.

— А когда случилась эта история с бритвой?

Миссис Райвл с минуту подумала.

— Должно быть… наверное, месяцев через шесть после нашей свадьбы. Да, именно. Помню, собаку мы купили летом.

— Значит, примерно в октябре-ноябре тысяча девятьсот сорок восьмого года. Правильно?

— Правильно.

— И после того, как ваш муж оставил вас в тысяча девятьсот пятьдесят первом…

— Не столько он оставил меня, сколько я выгнала его, — с достоинством произнесла миссис Райвл.

— Да, конечно. Как вам угодно. Но как бы то ни было, с тех пор как в тысяча девятьсот пятьдесят первом году вы выгнали своего мужа, вы не видели его ни разу до тех пор, пока вам не попалась его фотография в газете?

— Да. Именно так я вам и сказала.

— И вы совершенно в этом уверены, миссис Райвл?

— Конечно, уверена. С того дня и до тех пор, пока я не увидела его мертвым, я ни разу не встречалась с Гарри Каслтоном.

— Видите ли, это очень странно, — сказал инспектор Хардкасл, — очень странно.

— Что?.. Что вы хотите этим сказать?

— Очень любопытная история с этим шрамом. Конечно, для вас, и для меня, это мелочь. Шрам и шрам. Но вот медики могут о нем кое-что рассказать. И знаете, они могут примерно определить, когда у убитого появился шрам.

— Не понимаю, к чему вы клоните.

— Все очень просто, миссис Райвл. Согласно заключению полицейского врача и еще одного консультанта, совершенно очевидно, что шрам за ухом вашего бывшего мужа появился лет пять-шесть тому назад, не раньше.

— Чушь, — сказала миссис Райвл. — Не верю. Я… Никто, кроме меня, не знает. Во всяком случае, когда…

— Итак, вам понятно, — продолжал Хардкасл ровным голосом, — что если шрам появился у вашего мужа — если этот человек ваш муж, — пять-шесть лет назад, то в тысяча девятьсот пятьдесят первом году, когда вы расстались, его никак не могло быть.

— Может, и не было. Но все равно это Гарри.

— Но вы с ним ни разу с тех пор не виделись, миссис Райвл. А так как вы с ним не виделись, откуда же вы узнали, что пять или шесть лет назад у него появился шрам?

— Вы хотите сбить меня с толку, — сказала миссис Райвл, — вы совсем уже сбили меня с толку. Может, это случилось и не в сорок восьмом. Нельзя же запомнить все. Во всяком случае, у Гарри был шрам, и я это знаю.

— Понятно, — сказал инспектор Хардкасл и поднялся на ноги. — Мне кажется, вам следует хорошенько обдумать свои слова, миссис Райвл. Вы же не хотите попасть в неприятную историю.

— В какую еще историю?

— Ну, — сказал инспектор почти извиняющимся голосом, — вас могут обвинить в лжесвидетельстве.

— В лжесвидетельстве? Меня!

— Да. Вы ведь знаете, что в глазах закона это довольно серьезное преступление. У вас могут быть неприятности, вплоть до тюрьмы. Конечно, вы не давали присяги перед коронером, но в суде перед дачей показаний вам это сделать придется. Тогда… знаете, мне хотелось бы, чтобы вы хорошенько все обдумали, миссис Райвл. Вполне вероятно, что некто предложил вам придумать для нас эту историю со шрамом.

Мисс Райвл встала. Она выпрямилась в полный рост, глаза ее засверкали. В этот момент она выглядела почти величественно.

— В жизни не слышала подобной чепухи, — сказала она. — Совершеннейшая чушь. Я стараюсь, я исполняю свой долг. Я прихожу к вам, чтобы помочь. Я рассказываю все, что помню. Если я ошиблась, мне кажется, в этом нет ничего особенного. В конце концов, среди моих друзей много мужчин, и можно было чуть-чуть перепутать. Но я не думаю, что ошиблась я. Этот человек — Гарри, а у Гарри за левым ухом был шрам, в этом я уверена. А теперь, инспектор, хватит обвинять меня во лжи и клеветать на меня, я прошу вас уйти.

Инспектор Хардкасл тотчас же встал.

— Доброй ночи, миссис Райвл, — сказал он. — Вы просто подумайте. Рот и все.

Миссис Райвл тряхнула головой. Хардкасл ушел. С его уходом миссис Райвл переменилась в лице. Выражение оскорбленного достоинства исчезло. Лицо стало встревоженным и испуганным.

— Втянуть меня в такое, — пробормотала она, — втянуть меня в такое. Я… хватит с меня. Я… я не… я никому не хочу зла. Наболтать мне с три короба, обмануть, обвести меня вокруг пальца. Ужасно. Совершенно ужасно. Я так и скажу.

Покачиваясь, она ходила взад и вперед, потом, наконец решившись, взяла из угла свой зонтик и снова вышла на улицу. Она прошла до угла, постояла у телефона-автомата и пошла на почту. Она вошла внутрь, попросила разменять деньги и вошла в одну из телефонных кабин.

Она позвонила в справочное и попросила выяснить номер. Там она и стояла, пока не зазвонил телефон.

— Пройдите, пожалуйста. Ваш абонент на линии.

Она заговорила:

— Алло… ах, это вы. Это Фло. Нет, я помню, о чем вы просили, но мне нужно с вами поговорить. Вы поступили со мной нечестно. Вы даже не объяснили, во что вы меня втянули. Вы только сказали, что если его опознают, вы окажетесь в очень неловком положении. Я ни на минуту не могла предположить, что вы втянете меня в историю с убийством… Конечно, вам следовало это сказать, но так или иначе вы сказали мне совсем другое… Да. Я думаю, что вы имеете к нему отношение… Да, и предупреждаю, я не собираюсь молчать… Вы, похоже, соч… соч… ну, вы поняли, что я хочу сказать… соучастники, или как там это. Я сразу поняла, что все это ширма: но так или иначе дело сделано, и говорю вам, мне страшно… заставить меня написать им про шрам. А теперь, оказывается, шраму этому всего год или два, а я тут клялась, что он был у него сто лет назад… А то, что это лжесвидетельство, и меня посадят в тюрьму. И не пытайтесь обвести меня вокруг пальца… Нет… Обязательства это одно… Да, я знаю… Я знаю, что вы заплатили. И между прочим, немного… Хорошо, я вас выслушаю, но я не собираюсь… Хорошо, хорошо… я помолчу… Как вы сказали?.. Сколько?.. О, это огромная сумма. Как я узнаю, есть они у вас… Да, хорошо, конечно, это меняет дело. И вы клянетесь, что не имеете к этому никакого отношения? Я имею в виду убийство… Нет, хорошо, я верю, что вы не станете… Конечно, я понимаю… Бывает, смешаешься с толпой, она тебя несет, и не твоя вина… Вы умеете говорить приятные вещи…

Вы это умеете… Хорошо, я обдумаю, но мне нужно быстро… Завтра? Во сколько?.. Да… да, я приду, но никаких чеков. Чек может оказаться фальшивым… Не знаю, я не уверена, что стоит вмешиваться в такие дела… хорошо. Что ж, раз вы так говорите… Хорошо, раз вам неприятно… Тогда все.

Она вышла из почтового отделения и пошла, раскачиваясь из стороны в сторону и улыбаясь своим мыслям.

За такую сумму можно решиться нажить неприятности с полицией. Зато она устроит свои дела. А риск и в самом деле небольшой. Нужно только сказать, что она забыла, что не может вспомнить. Сотни женщин не могут вспомнить, что было год назад. Она скажет, что спутала Гарри с кем-нибудь. Ей ничего не стоит придумать хоть сотню историй.

Характер у миссис Райвл был переменчивый. Теперь она веселилась не меньше, чем только что горевала. Со всей тщательностью и серьезностью принялась она обдумывать, на что сначала потратить эти деньги…

— Не похоже, чтобы ты много выяснил у этой миссис Рамзи, — недовольно сказал полковник Бекк.

— У нее нечего выяснять.

— Ты в этом уверен?

— Да.

— Она больше не член партии?

— Нет.

Полковник бросил на меня изучающий взгляд.

— Ты доволен?

— Не очень.

— Надеялся на что-то большее?

— Ничего это не даст.

— Что же, надо еще где-нибудь поискать, отбросить полумесяцы, а?

— Конечно.

— Ты что такой вялый сегодня? Никак с похмелья?

— Я не гожусь для этой работы, — медленно сказал я.

— Хочешь, чтобы я потрепал тебя по головке и сказал: «молодец, молодец»?

Против воли я рассмеялся.

— Так-то лучше, — сказал Бекк. — А теперь выкладывай, что там у тебя. Я полагаю, что-то неладно с девицей?

Я покачал головой.

— Нет, здесь дело давнее.

— Я, собственно говоря, успел заметить, — неожиданно сказал Бекк — Все на свете перемешалось. И все уже вовсе не так ясно, как раньше. Начинаешь киснуть и угрызаться. И сидишь, как плесень. Если так, то для нас ты кончен. Мальчик мой, ты выполнил первоклассную работу. Радуйся этому. И ступай занимайся своими чертовыми водорослями.