– Вы по-прежнему приходите сюда? – спросил Нокс, подождав, пока отойдет официант.

Леди Уилдинг ответила не сразу. Сегодня она не смотрела на гавань. Взгляд ее был устремлен на бокал с золотистой жидкостью.

– Апельсиновый сок, – пояснила она.

– Понимаю. Жест.

– Да. Помогает… делать вид.

– О, несомненно.

– Вы сказали ему, что видели меня здесь? – спросила она.

– Нет.

– Почему?

– Это причинило бы ему боль. К тому же он ничего не спросил.

– А если бы спросил, сказали бы?

– Да.

– Почему?

– Потому что чем проще, тем лучше.

Она вздохнула:

– Я вот думаю, понимаете ли вы, что происходит?

– Не знаю.

– Но вы видите, что я не могу причинить ему боль? Видите, как он добр? Как верит в меня? И думает только обо мне.

– Вижу. Он хочет заслонить вас от горя и зла.

– Он слишком много на себя берет.

– Да, слишком.

– Бывает, попадаешь в положение, из которого не можешь выбраться. Приходится притворяться… изо дня в день. И тогда устаешь и хочется крикнуть: «Перестань любить меня, опекать, заботиться обо мне, следить за мной!» – Она сжала обе руки в кулаки. – Я так хочу быть счастливой с Ричардом! Так хочу! Ну почему я не могу? Почему все меня раздражает?

– «Подкрепи меня вином, освежи меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви».

– Да, именно так. Это обо мне. И в этом виновата я.

– Почему вы вышли за него замуж?

Глаза ее расширились.

– О, все очень просто. Я в него влюбилась.

– Понятно.

– Это была безрассудная страсть, мне кажется. Он обладает огромным обаянием и сексуальной притягательностью, понимаете?

– Да, понимаю.

– И в нем много романтики. Один старый человек, который знал меня всю жизнь, предостерегал меня. Он говорил: «Заведи роман с Ричардом, но не выходи за него замуж». Он был прав. Понимаете, я была в то время очень несчастна, и тут появился Ричард. Я грезила наяву. Любовь, Ричард, остров, лунный свет. Это скрашивало жизнь и никому не причиняло вреда. Теперь я получила свою мечту, но я не та, что была героиней этой мечты. Я только та, которая об этом грезила. В этом-то и беда. – Она взглянула Луэллину в глаза. – Смогу ли я стать героиней своей мечты? Мне так бы этого хотелось!

– Нет, не сможете, если не станете поистине самой собой.

– Я могла бы уехать… но куда? К прошлому возврата нет, оно ушло, рассеялось. Надо бы начать все заново, но я не знаю, как и где это сделать. Да и не могла бы я причинить Ричарду боль. Он и без того хлебнул много горя.

– Правда?

– Да, от женщины, на которой был женат. Настоящая уличная девка. Очень красивая, довольно добрая, но совершенно порочная. А Ричард ничего этого в ней не замечал.

– Да, это похоже на него.

– Она подло изменяла ему. Ричард очень страдал. Винил себя, считал, что в чем-то не оправдал ее надежд. Совершенно не осуждал ее, а только жалел.

– Он слишком всех жалеет.

– Разве можно слишком жалеть?

– Да. Жалость мешает трезвому восприятию. А кроме того, она оскорбительна.

– Что вы имеете в виду?

– То же, что имел в виду в своей молитве фарисей: «Боже! Благодарю Тебя, что я не таков».

– Разве вам никогда не бывает кого-либо жаль?

– Бывает. Я же человек. Но я боюсь этого.

– Но как может жалость навредить?

– Может повлиять на человека.

– А это плохо?

– Последствия могут оказаться пагубными.

– Для вас?

– Нет, нет, не для меня. Для другого человека.

– Тогда как же быть, если тебе кого-то жаль?

– Оставить его в руках Божьих, где ему и положено быть.

– Но это бесчеловечно… и жестоко.

– Зато не так опасно, как поддаться снисходительной жалости.

Она наклонилась к нему ближе:

– Скажите, а меня вам жаль… ну хоть сколько-нибудь?

– Стараюсь подавить в себе это чувство.

– Зачем?

– Чтобы не вызвать у вас жалость к самой себе.

– А вы считаете, что мне себя не жаль?

– А вам жаль?

– Нет, – помедлив, сказала она. – На самом деле не жаль. Я сама устроила себе такую жизнь. Это моя вина.

– Обычно так и бывает, но в вашем случае вы, возможно, и не виноваты.

– Скажите… вы – мудрый человек, читаете людям проповеди… что мне делать?

– Вы знаете сами.

Она посмотрела на него и неожиданно засмеялась, радостно, дерзко.

– Да, знаю, – сказала она. – Бороться.

Часть четвертая

Как это было вначале – 1956

Глава 1

Луэллин оглядел здание перед тем, как войти. Оно было таким же неприглядным, как и сама улица, на которой стояло. В этом районе Лондона все еще царили разруха и запустение, оставшиеся после военных лет. Зрелище удручало, да и сам Луэллин пребывал в подавленном состоянии. Он приехал сюда с печальной миссией. Нельзя сказать, что он пытался от нее уклониться, но понимал, что вздохнет с облегчением, когда ее исполнит.

Он расправил плечи и, поднявшись по ступенькам, миновал вращающуюся дверь.

Внутри шла напряженная деловая жизнь. Во всем чувствовался порядок и дисциплина. По коридору со сдержанной торопливостью проходили сотрудники. Перед Луэллином задержалась молодая женщина в светло-голубой форменной одежде:

– Чем могу вам помочь?

– Мне нужна мисс Фрэнклин.

– К сожалению, мисс Фрэнклин сегодня утром не сможет никого принять. Я отведу вас к секретарю.

Луэллин вежливо, но настойчиво повторил, что ему необходимо увидеться с мисс Фрэнклин.

– У меня к ней важное дело… Будьте любезны, передайте ей это письмо.

Молодая женщина привела его в маленькую приемную и торопливо ушла. Минут через пять к нему вышла полная женщина с добрым лицом:

– Я мисс Хэррисон, секретарь мисс Фрэнклин. Боюсь, вам придется немного подождать. Мисс Фрэнклин сейчас с ребенком, который перенес операцию и просыпается после наркоза.

Луэллин поблагодарил ее и стал расспрашивать о фонде. Она сразу оживилась и принялась увлеченно рассказывать:

– Это довольно старый фонд. Он был основан в 1840 году Натаниэлем Уорли, владельцем металлургического завода, для помощи умственно отсталым детям. К сожалению – продолжал журчать ее голос, – денежные поступления стали сокращаться, инвестиции приносили все меньше прибыли… цены росли… ну и просчеты администрации сыграли роль. Однако с тех пор, как мисс Фрэнклин стала директором…

Лицо ее просветлело, и она заговорила еще быстрее. Было очевидно, что мисс Фрэнклин для нее что солнце на небе. Мисс Фрэнклин расчистила авгиевы конюшни, мисс Фрэнклин реорганизовала и то, и это, мисс Фрэнклин сражалась с властями и победила, и теперь мисс Фрэнклин взяла бразды правления в свои руки, и все идет наилучшим образом в этом лучшем из миров. Луэллин удивлялся, почему восторги женщины по отношению к другой выглядят такими жалкими. Он усомнился, понравится ли ему эта деловая мисс Фрэнклин. Она, наверное, принадлежит к категории пчелиных маток. Вокруг них трудятся другие женщины, а они лишь пожинают плоды, пользуясь вверенной им властью.

Наконец Луэллина провели наверх. Они прошли по коридору и остановились перед какой-то дверью. Мисс Хэррисон постучала и отступила, сделав знак Луэллину войти в святая святых – кабинет мисс Фрэнклин.

За столом сидела хрупкая усталая женщина.

Она встала и пошла ему навстречу. Луэллин, потрясенный, смотрел на нее в благоговении.

– Вы… – выдохнул он едва слышно.

Она озадаченно сдвинула брови, тонкие изящные брови, так хорошо ему знакомые. Это было то самое лицо – бледное, тонкое, с большим печальным ртом, необычно посаженными темными глазами, с поднятыми над висками волосами, как торжествующий взмах крыльев. Трагичное лицо, подумал он, но этот щедрый рот создан для улыбки, а строгое гордое лицо может преобразиться от нежности.

– Доктор Луэллин? – тихо спросила она. – Зять мне писал, что вы приедете. Очень любезно с вашей стороны.

– Весть о смерти сестры, наверное, была для вас тяжелым ударом.

– Да. Ширли была так молода.

Голос ее дрогнул, но она быстро собой овладела. «Умеет держать себя в руках», – подумал Луэллин.

Одежда ее чем-то напоминала монашескую – черная с небольшой белой отделкой у ворота.

– Я бы хотела умереть вместо нее, – спокойно сказала она. – Но так всегда, наверное, говорят.

– Не всегда. Только если очень кого-то любишь или если жизнь невыносима.

Ее темные глаза расширились. Она взглянула на него вопрошающе:

– Вы действительно Луэллин Нокс?

– Был. Сейчас я называю себя доктором Мюрреем Лоуэллином. Это избавляет от бесконечных соболезнований и чувства неловкости как меня, так и других.

– Я видела в газетах ваши фотографии, но вряд ли бы вас узнала.

– Да, верно. Многие меня теперь не узнают. В прессе мелькают уже другие лица. К тому же я, наверное, поубавился в размерах.

– Поубавились?

Луэллин улыбнулся:

– Не в физическом отношении, а в смысле значимости. – Он сделал паузу и продолжал: – Вы, очевидно, знаете, что я привез вам личные вещи вашей сестры. Ваш зять думает, что они будут для вас очень дороги. Они у меня в отеле. Может быть, вы пообедаете там со мной? Или, если хотите, я принесу их сюда?