— Представьте, мне есть до этого дело.

— С какой это стати?

— Сынок, я задал тебе вопрос. Отвечай.

Он покраснел и опустил глаза, полагая, будто я могу читать его мысли. Он начал немного заикаться.

— Я... Я живу этажом ниже вот уже около двух лет. Продал несколько его картин. А почему вас это интересует?

— Я подумал, что вы можете знать, где он сейчас находится. Сестра его не знает.

— Как я могу знать, где он находится? Вы полицейский?

— Не совсем.

— Вы хотели сказать, что вовсе нет? — Уверенность вернулась к нему. — Тогда вы не имеете права так себя вести. Я ничего не знаю о Хью. И кроме того, очень занят.

Он отвернулся от меня и стал надраивать машину. Его великолепные, но никчемные мускулы перекатывались под обтягивавшим тело комбинезоном.

Я прошел по узкой тропинке в сторону улицы. Слева, в тени кипариса, заметил несколько столиков под зонтиками, напоминавшими гигантские грибы, растущие во дворе ресторана. Справа от меня тянулась стена галереи — ровная, белая, с одним зарешеченным окном на уровне моих глаз.

Фронтон галереи был выдержан в греческом стиле — с верандой и высокими колоннами. На верху лестницы с широкими цементными ступенями стояла девушка, опершись на одну из колонн.

Она повернулась ко мне, и солнце осветило ее непокрытую голову. Это была красивая, яркая девушка. Волосы — пшеничного цвета, глаза — светло-карие, кожа — смуглая. Строгой формы костюм плотно облегал фигуру.

— Доброе утро, — сказал я.

Она сделала вид, что не слышит, ногой нетерпеливо постукивая по ступеньке. Я прошел через веранду к тяжелой бронзовой двери и толкнул ее, чтобы открыть. Дверь не поддалась.

— Там пока никого нет, — сказала девушка. — Галерея открывается для посетителей в десять.

— Что же вы тогда здесь делаете?

— Я здесь работаю.

— Так откройте дверь.

— У меня нет ключа, — объяснила она. И строго добавила: — Все равно до десяти посетителей мы не впускаем.

— Я не турист. Во всяком случае, на данный момент. Я пришел повидаться с мистером Вестерном.

— С Хью? — Она впервые посмотрела мне в глаза. — Его здесь нет. Он живет за углом, на Рубио-стрит.

— Я как раз оттуда.

— Но его здесь нет. — Она произнесла эти слова с удивительной твердостью. — Здесь никого нет. Только я. Да и то скоро уйду, если не придет доктор Силлимен.

— Силлимен?

— Доктор Силлимен, наш куратор. — Она сказала это так, как будто бы он был хозяином галереи. Через некоторое время добавила более мягким тоном: — А зачем вы ищете Хью? У вас к нему дело?

— Вестерн — мой старый друг.

— Да?

Она сразу потеряла интерес к разговору. Несколько минут мы стояли молча. Она снова начала нетерпеливо постукивать ногой. А я смотрел на людей, шедших по улице в это субботнее утро: женщины в брюках, женщины в шортах, несколько мужчин в шляпах и беретах. У многих были испанские или индейские лица. Почти половина машин на дорогах — с номерами из других штатов. Сан-Маркос был единственным в своем роде западным пограничным городом на океанском побережье — эдакая помесь курорта с пристанищем множества художников.

Маленький человек в малиновом вельветовом пиджаке отделился от толпы и стал подниматься по лестнице. Он двигался быстро, как обезьяна. Его морщинистое лицо как раз чем-то напоминало обезьянье. Торчащие кудрявые седые волосы увеличивали его рост дюйма на три.

— Простите, Элис, что заставил вас ждать.

Она отмахнулась:

— Все в порядке. Этот джентльмен — друг Хью.

Он повернулся в мою сторону. На лице появилась улыбка и тут же исчезла.

— Доброе утро, сэр. Как, вы сказали, вас зовут?

Я сказал ему. Он пожал мне руку. Его пальцы напоминали тонкие железные крючки.

— Вестерн должен быть здесь с минуты на минуту. А вы были у него дома?

— Да. Его сестра полагает, что он мог провести в галерее ночь.

— Но это невозможно. Вы хотите сказать, что он не ночевал дома?

— Возможно, не ночевал.

— Вы не сказали мне этого, — вмешалась в разговор блондинка.

— Не думал, что вам это интересно.

— Элис имеет право интересоваться, где ночует Хью, — заметил Силлимен, и глаза его охотно блеснули. — Они собираются с Хью пожениться, кажется, в следующем месяце, ведь так, Элис? Кстати, вы знакомы с мисс Тернер, мистер Арчер?

— Хелло, мистер Арчер. — Голос ее звучал совсем недружелюбно. Вероятно, Силлимен разозлил ее.

— Я уверен, он сейчас явится, — Силлимен старался ее успокоить. — Мы должны были с ним еще поработать над экспозицией. Может быть, вы зайдете и подождете его?

Я ответил, что зайду.

Он вынул тяжелую связку ключей из кармана пиджака и отпер бронзовую дверь, и когда мы вошли, снова запер ее. Элис дотронулась до выключателя. Яркий свет залил просторный вестибюль с греческими статуями, стоявшими словно застывшие часовые. Среди них было несколько мраморных нимф и Венера, но меня больше интересовала Элис. У нее было все, что было у мраморных Венер, но плюс к тому она была живая женщина. Ко всему прочему, у нее был еще Хью Вестерн. И это меня удивило. Он был довольно староват для нее и несколько потрепан. Элис не была похожа на тех девушек, которым могли нравиться старые холостяки. Но у Хью Вестерна был талант.

Она вынула из почтового ящика пачку писем и понесла в офис, дверь которого выходила в вестибюль. Силлимен повернулся ко мне и скорчил рожу:

— Шикарная девушка, не правда ли? Хью такой: самая хорошенькая девушка в городе — его девушка. И она из очень хорошей семьи, прекрасной семьи. Ее отец, адмирал, — один из наших попечителей. Элис унаследовала его любовь к искусству. Теперь, конечно, у нее более личный интерес. Вы знали, что они обручены?

— Я не видел Хью несколько лет, с войны.

— Значит, я должен был молчать. Он сам бы вам все рассказал.

Беседуя, мы обошли вкруговую всю центральную часть галереи, которая проходила через все здание. Слева и справа от нее находилось множество зальчиков с невысокими потолками, в половину высоты галереи, над этими выставочными залами возвышались антресоли, куда можно было подняться по железной лестнице.

Подымаясь на антресоли, Силлимен продолжал:

— Если вы не виделись с Хью с войны, вам будет интересно познакомиться с его последними работами.

Мне действительно это было интересно, но не как ценителю искусства. Стены антресолей были увешаны картинами. Их оказалось больше двадцати: ландшафты, портреты, полу абстрактные фигуры и более абстрактные натюрморты. Я узнал некоторые вещи, которые он набрасывал, будучи на Филиппинах, в джунглях. Теперь это были картины, написанные маслом. В центре висел портрет бородатого мужчины, которого я вряд ли узнал бы, если бы не надпись под ним: «Автопортрет».

Хью очень изменился. Обрюзг, постарел, лоб прорезали поперечные морщины. В волосах и бороде появилась седина, светлые глаза сардонически улыбались. При взгляде же сбоку глаза с автопортрета глядели мрачно и лицо изменило выражение и будто опухло от пьянки.

Я повернулся к куратору, который вертелся рядом.

— Когда это он отрастил бороду?

— Года два назад. Вскоре после того, как постоянно поселился среди нас.

— Он что, помешался на бородах?

— Не совсем хорошо вас понимаю...

— Я тоже. Сегодня утром увидел странную вещь в его студии. Эскиз женщины. Голой женщины. С длинной черной бородой. Вам это о чем-нибудь говорит?

Пожилой человек улыбнулся:

— Я уже давно перестал пытаться понять Хью. Думаю, у него своя эстетическая логика. Но нужно посмотреть этот эскиз, прежде чем делать заключение. Возможно, он просто занимался мазней.

— Сомневаюсь. Эскиз больших размеров и сделан очень аккуратно. — И я задал ему вопрос, который все время волновал меня: — С ним ничего не произошло? Я имею в виду психику. Он случайно не рехнулся?

— Конечно, нет, — ответил куратор решительно. — Он просто весь в работе. Очень импульсивен. Никогда не приходит вовремя. — Он посмотрел на часы. — Вчера вечером мы договорились с ним встретиться здесь в девять, а сейчас уже половина десятого.

— А где вы виделись с ним вчера вечером?

— Я оставил ему ключи от галереи, когда пошел домой обедать. Он хотел перевесить некоторые свои картины. Около восьми или немного позже он пришел ко мне домой и вернул ключи. У нас всего одни ключи, потому что нет денег платить сторожу.

— А он не говорил, куда собирается идти?

— У него было свидание. Он не сказал, с кем. Кажется, это было важное свидание. Он торопился. Не согласился даже что-нибудь выпить. Вот так, — он опять посмотрел на часы. — Но нужно начинать работать независимо от того, явился Вестерн или нет.

Элис ждала нас внизу у лестницы, обеими руками держась за чугунные перила.

— Доктор Силлимен, пропал Шарден!

Она сказала это почти шепотом, но акустика галереи перевела шепот в крик.

Он остановился так внезапно, что я чуть не сбил его с ног.

— Это невозможно.

— Я знаю. Но картины нет. Она исчезла вместе с рамой.

Он спустился с лестницы и исчез в одном из малых залов под антресолью. Элис медленно пошла за ним. Я нагнал ее.

— Пропала картина?

— Лучшая картина из коллекции моего отца. Одно из самых прекрасных полотен Шардена в нашей стране. Он одолжил ее галерее на месяц.

— Картина очень дорогая?

— Да, очень. Но для отца она значит больше, чем деньги... — Она осеклась и посмотрела мне в глаза, осознавая, что доверяет семейные тайны незнакомцу.

Силлимен стоял к нам спиной, уставившись на пустое место на стене. Когда он повернулся к нам, я не узнал его — такое у него было потрясенное лицо.

— Я говорил дирекции, что необходимо установить охрану. Страховая компания рекомендовала нам это сделать. Но поддержал меня только адмирал Тернер. А теперь, конечно, они будут обвинять меня. — Его взволнованный взгляд остановился на Элис. — А что скажет на это ваш отец?