Один из всадников был молодым красивым юношей. На нем был скромный камзол и такие же штаны из тонкого синего брюссельского сукна, обрисовывающие его гибкую и статную фигуру. Изящный бархатный берет был сдвинут вперед, чтобы защитить глаза от солнца. По выражению лица сразу можно было заметить, что он чем-то сильно озабочен. Но больше всего бросалось в глаза, что, несмотря на молодые годы и скромный костюм всадника, на ногах у него звенели большие золотые шпоры. Это, безусловно, говорило о том, что юноша имел рыцарское звание, а длинный побелевший рубец на лбу и несколько шрамов на щеке придавали его нежному красивому лицу мужественный вид. Рядом с ним на большом коне ехал рыжеволосый гигант. К седлу его был приторочен большой полотняный мешок с золотом, звеневший при каждом шаге коня. Джон, – а это был именно он – очевидно, пребывал в прекрасном расположении духа, так как с лица его не сходила счастливая широкая улыбка. Да и странно было не радоваться: он возвращался в Гемпшир живым и невредимым, с пятью тысячами крон впридачу, которые он выжал-таки из пленного испанского кабальеро. Но самое главное – то, что он был теперь оруженосцем Аллена Эдриксона, молодого минстедского владельца, посвященного в рыцари самим Черным принцем.

Произошло все это следующим образом. В течение двух месяцев Аллен находился между жизнью и смертью. Но молодость и чистое сердце взяли свое, и он очнулся после долгого забытья. Война закончилась, и испанцы со своими союзниками французами были наголову разбиты при Наваретте. Принц узнал о геройском подвиге Аллена и решил, что, если Богу угодно будет призвать к себе такого храброго и мужественного юношу, то он, по крайней мере, должен умереть в рыцарском звании. Поднявшись на ноги, Аллен тотчас же бросился искать своего господина, но поиски окончились неудачно, так как никто не мог сказать, жив ли сэр Найджел или уже давно умер. С тяжелым сердцем возвращался теперь Аллен домой, так как после смерти брата не имел никаких известий из Гемпшира.

– Ну где вы увидите таких славных коров! – восклицал радостно Джон. – И таких пьяных, как этот бездельник, что лежит под забором.

– Ах, Джон, – возразил печально Аллен, – вам весело, а я никогда не думал, что мне придется возвращаться домой при таких печальных обстоятельствах. Сердце мое обливается кровью, когда я вспоминаю о дорогом милорде и Эльварде. И что я скажу леди Лоринг?

Джон лишь покачал лохматой головой и испустил такой тяжелый вздох, что даже лошади испугались.

– Действительно, это очень печальная штука, – сказал он, – но слезами горю непоможешь. Половину своих крон я отдам матери, а вторую половину присоединю к вашим деньгам. Мы купим ту желтую посудину, на которой ехали в Бордо, и поедем разыскивать сэра Найджела.

Аллен только улыбнулся и покачал головой.

– Если бы сэр Найджел был жив, он давно бы дал о себе знать. Однако, к какому это мы подъезжаем городу? – спросил он. – Да это Ромсей! – заорал во всю глотку Джон. – Вот башня старой церкви, и при ней женский монастырь.

Как раз в это время за поворотом дороги показалась большая дорожная карета, запряженная четверкой лошадей. В богатом экипаже, обитом внутри белым атласом, с гербами на дверцах и резными колесами, пожилая леди выщипывала маленькими серебряными щипчиками брови. В тот миг, когда Аллен свернул с дороги, чтобы пропустить экипаж, у того вдруг отлетело колесо. Карета накренилась набок, лошади заржали, а кучер закричал во всю глотку. Наши всадники моментально поспешили на помощь, Джон схватил за узду испугавшихся лошадей, а Аллен помог почтенной леди выбраться из экипажа.

– Надеюсь, вы не ушиблись, миледи? – спросил участливо юноша, подводя даму к камню, на который Джон успел уже положить подушку.

– Нет, я не ушиблась, только вот потеряла мои серебряные щипчики. Вы, должно быть, военные, господа?

– Мы прямо из Испании, миледи, – ответил Аллен.

– Из Испании, вы говорите? Ах, как это ужасно, что столько молодых людей полегло в этой войне, отдав Богу душу! Конечно, жалко тех, кто там погиб, но еще больше жалко тех, кто их ждал, но не дождался. Сейчас только я простилась с одной девушкой, у которой все отняла эта ужасная война.

– Как так? – спросил Аллен.

– Одна молодая особа из нашего графства с горя уходит в монастырь. Я поспешила даже уехать, чтобы не видеть, как монашеское покрывало закроет ее прекрасное личико. Слыхали ли вы, господа, что-нибудь про Белый отряд?

– Как не слыхать! – воскликнули в один голос товарищи.

– Ее отец командовал этим отрядом, а возлюбленный служил у него оруженосцем. До нас дошли слухи, что никого не осталось в живых из этого отряда, и бедная девочка…

– Вы говорите про леди Мод Лоринг? – воскликнул Аллен.

– Да, бедная девочка!

– Мод! Неужели ее так потрясло известие о смерти отца, что она решила уйти в монастырь? – воскликнул Аллен.

– Отца? – переспросила старая дама, усмехнувшись, – О нет! Она огорчена смертью молодого оруженосца.

Услышав это, Аллен с быстротою молнии вскочил на коня и исчез, подняв облако пыли. Джон едва нагнал его на повороте дороги.

Между тем трудно описать радость ромсейских монахинь, когда они узнали, что леди Мод Лоринг изъявила желание поступить к ним в монастырь. Она была единственной дочерью старого рыцаря и наследовала все его владения, фермы, что впоследствии перешло бы к монастырю. Сколько было волнений, хлопот и забот, прежде чем старой аббатисе удалось привлечь девушку в свой монастырь. Но все устроилось, и мать-аббатиса со старшей монахиней делали последние приготовления к торжественному обряду пострижения.

В городе Ромсее царило необычайное оживление. Все жители высыпали на улицу, чтобы хоть издали взглянуть на Христову невесту в белом облачении с венком из белых цветов на поникшей голове. Рядом с ней шла ее камеристка Агата с большим золотым распятием в руках и двадцать две монахини, которые бросали перед невестой цветы и стройно пели священные гимны. Шествие замыкала мать-аббатиса, окруженная своим советом, состоявшим из старших монахинь, всю дорогу размышлявших, справятся ли они одни с управлением туингемскими владениями и не придется ли им нанять управляющего.

Но, увы! Как ничтожны все расчеты перед любовью и всепобеждающей молодостью! Кто этот статный загорелый юноша, бесцеремонно протискивающийся сквозь ряды изумленных монахинь? Он устремляется вперед, неуклюже отталкивает в сторону Агату и монахинь, которые так красиво пели, и останавливается перед Христовой невестой, простирая к ней свои руки! Забыты мудрые советы матери-аббатисы и ее напутственные речи, невеста вскрикивает и падает в объятия своего якобы умершего жениха. Хороший урок для матери-аббатисы и двадцати двух непорочных дев, которым всегда внушали, что путь мира – путь греха! Но Мод и Аллен совсем об этом не заботились. Перед ними зияло черное отверстие старой церковной арки, откуда веяло сыростью и холодом, но снаружи так ярко светило солнце, так весело щебетали птички на развесистых ветвях деревьев, что молодая пара, не задумываясь, сделала свой выбор. Рука об руку они пошли от мрака к свету.

Венчание, как и следовало предполагать, было очень скромным. Оно состоялось в старой Кристчёрчской церкви. Молодых венчал отец Христофор. На свадьбе, кроме леди Лоринг, которая сильно осунулась за последнее время и сделалась еще более некрасивой, Джона и двадцати туингемских лучников, никого не было. Бедная леди Лоринг не хотела верить в то, что ее муж, вышедший целым и невредимым из стольких битв и опасных приключений, вдруг погиб в полной неизвестности, и никто даже не знал, где находится его тело. Она собралась было сама ехать на поиски, но этот труд взял на себя Аллен, поручив ее попечениям свою молодую жену.

Он нанял желтый корабль, которым по-прежнему управлял Гудвин Хаутейн, и через месяц после свадьбы уехал в Баклерсхард узнать, не вышло ли судно из Саутгемптона. По дороге ему пришлось проезжать небольшую рыбачью деревню Питс-Дип, как раз в то время к берегу собиралось пристать небольшое суденышко очень странной формы. В Саутгемптоне Аллен навел справки и, проезжая на обратном пути мимо, увидел, что судно действительно пристало к берегу и начало уже разгружаться.

Невдалеке от Питс-Дипа, немного в стороне от дороги, находился трактир, из слухового окна которого торчала большая зеленая ветвь ели. Подъезжая, Аллен заметил какого-то господина, внимательно следившего за рабочими, разгружавшими судно. В это время из открытой двери трактира с громким смехом выбежала какая-то женщина, а за ней другая, помоложе. Обе они заливались смехом и оглядывались назад, очевидно, ожидая за собой погоню. Действительно, следом за ними появился дюжий загорелый мужчина, который, схватившись за бока, прислонился к дверному косяку и так же громко захохотал.

– Ах, mes belles![84] Так-то вы меня принимаете?

– Эльвард! – вскричал Аллен, и через секунду оба приятеля бросились друг другу в объятия.

Но Аллена ожидала еще бо`льшая радость. Внезапно открылось верхнее окно, и послышался голос человека, которого Аллен заметил еще раньше.

– Сейчас по дороге, Эльвард, проехал какой-то джентльмен, только мои глаза слишком плохи, чтобы рассмотреть, есть ли у него герб. Скажите ему, пожалуйста, что в этом трактире остановился смиреннейший английский рыцарь и если он желает отличиться или стремится заслужить благосклонность какой-нибудь прекрасной леди, то я готов помочь ему в этом.

Услышав во дворе возню, сэр Найджел, не дождавшись ответа, выскочил из трактира с обнаженным мечом, решив, что на них напали, и тотчас же попал в объятия своего бывшего оруженосца, после чего все трое даже охрипли от расспросов и рассказов о своих приключениях.

Всю дорогу до самого дома, которая тянулась через сплошные леса, Аллен слушал удивительную историю. Сэр Найджел, захваченный испанцами в бесчувственном состоянии, вскоре был отправлен с Эльвардом на морское побережье, в замок какого-то испанца, взявшего их в плен. По дороге на них напал берберийский пират и сделал их гребцами своей разбойничьей галеры. Но недолго ему пришлось издеваться над английскими воинами. Последние, улучив удобный момент, убили морского пирата, завладели его каботажным судном и вернулись в Англию с богатой добычей.