Она умолкла, переводя дыхание.

Хори вздохнул.

– Ты не понимаешь, Ренисенб, – мягко возразил он. – Есть зло, которое приходит извне и нападает открыто, так, что все это видят; но существует и другая разновидность зла, порча, которая разъедает изнутри – без всяких внешних признаков. Болезнь развивается медленно, день за днем, пока не сгниет последний плод.

Ренисенб широко раскрыла глаза.

– Что ты имеешь в виду, Хори? – вскрикнула она. – Ты меня пугаешь.

– Я сам боюсь.

– Но что именно ты имеешь в виду? О каком зле ты говоришь?

Хори внимательно посмотрел на нее и вдруг улыбнулся:

– Забудь о моих словах, Ренисенб. Я говорил о болезнях, которые поражают зерно.

– Хорошо, – с облегчением вздохнула Ренисенб. – А то я уж подумала… Сама не знаю, что я подумала.

Глава 2

Третий месяц разлива, 4‑й день

I

Сатипи бранила Яхмоса. Ее высокий голос звучал резко и пронзительно – как всегда.

– Ты должен постоять за себя. Послушай, что я тебе говорю! Тебя никогда не будут ценить, если ты не умеешь за себя постоять. Твой отец все время раздает указания: сделай одно, сделай другое, почему ты не сделал того или этого? А ты покорно слушаешь, киваешь и извиняешься, что не исполнил его приказов, хотя – боги свидетели – это почти невозможно! Отец обращается с тобой как с ребенком – маленьким, безответственным мальчишкой! Будто тебе столько лет, сколько Ипи…

– Отец относится ко мне совсем не так, как к Ипи, – спокойно ответил Яхмос.

– Конечно, нет. – Новая тема вызвала у Сатипи очередной приступ злобы. – Он глупо ведет себя с этим испорченным, ленивым мальчишкой. Ипи просто невозможен и с каждым днем становится все хуже. Слоняется без дела, отлынивает от работы и на любую просьбу отвечает, что она ему не по силам! Это позор. И все потому, что он знает: отец всегда простит его и встанет на его сторону. Вы с Себеком тут должны проявить твердость.

Яхмос пожал плечами:

– Зачем?

– Ты просто сводишь меня с ума, Яхмос, это так на тебя похоже! У тебя нет мужества. Покорный, как женщина! Сразу соглашаешься со всем, что говорит твой отец!

– Я очень люблю отца.

– Да, и он этим пользуется! Ты безропотно принимаешь упреки и извиняешься за то, в чем не виноват! Ты должен возражать ему, отвечать – как Себек. Твой брат Себек никого не боится!

– Да, но ты не должна забывать, Сатипи, что отец доверяет именно мне, а не Себеку. Решения в отсутствие отца принимаю я, а не он.

– Вот поэтому ты должен стать совладельцем поместья. Ты заменяешь отца, когда он уезжает, выполняешь в его отсутствие обязанности жреца Ка, и все хозяйство оставляется на тебя – и при этом у тебя нет официальной власти. Это неправильно, что с тобою все еще обращаются как с ребенком.

– Отец предпочитает не выпускать бразды правления из рук, – с сомнением произнес Яхмос.

– Именно. Ему нравится, когда все домочадцы зависят от него – и от его капризов. Это плохо, и становится все хуже. Когда он в этот раз вернется домой, ты должен набраться храбрости и сказать, что требуешь письменного договора, настаиваешь, чтобы твое положение было официальным.

– Он и слушать не станет.

– Тогда ты должен заставить его слушать. Если бы я была мужчиной! На твоем месте я бы знала, что делать! Иногда мне кажется, что я вышла замуж за червя!

Яхмос вспыхнул:

– Я попробую что-нибудь сделать… Да, я, наверное, могу поговорить с отцом… попросить его…

– Не попросить – ты должен потребовать. В конце концов, ты его главный помощник. Никого, кроме тебя, он не может оставить тут, на хозяйстве. Себек слишком необуздан, и твой отец ему не доверяет, а Ипи слишком молод.

– Есть еще Хори.

– Хори – не член семьи. Твой отец прислушивается к его мнению, но бразды правления передаст только родственнику. Но я вижу, что происходит. Ты слишком послушен и мягок – в твоих жилах течет молоко, а не кровь! Ты не думаешь ни обо мне, ни о наших детях. Пока твой отец жив, мы не получим того, что нам причитается по праву.

– Ты меня презираешь, Сатипи? – мрачно спросил Яхмос.

– Я на тебя злюсь.

– Послушай, я обещаю поговорить с отцом, когда он вернется. Даю слово.

– Да, вопрос только, как ты будешь с ним говорить? – пробормотала Сатипи. – Как мужчина или как мышь?

II

Кайт играла со своей младшей дочерью, маленькой Анх. Ребенок только начал ходить, и Кайт со смехом подбадривала девочку, встав пред нею на колени и протянув руки навстречу малышке, которая на слабых ножках неуклюже ковыляла к матери.

Эту демонстрацию успехов дочери Кайт специально устроила для Себека. Внезапно она поняла, что мысли мужа заняты чем-то другим – он сидел неподвижно, нахмурив свой красивый лоб.

– О, Себек, ты не смотришь. Не видишь. Малышка, скажи папе, что он поступает плохо, когда на тебя не смотрит.

– Мне не до вас, – раздраженно ответил Себек. – Хватает других забот.

Кайт села на корточки, откинула пряди волос, которые закрывали ее густые черные брови и за которые хватались пальчики Анх.

– В чем дело? Случилось что-нибудь?

Внимание Кайт было сосредоточено на дочери, и вопрос она задала автоматически.

– Дело в том, что мне не доверяют, – сердито сказал Себек. – Мой отец – старый человек, со старомодными взглядами, и он желает командовать всем, что тут происходит. Имхотеп не станет прислушиваться к моему мнению.

– Да, да, это очень плохо, – рассеянно ответила Кайт, качая головой.

– Будь у Яхмоса чуть больше мужества, он поддержал бы меня, и мы вместе могли бы образумить отца. Но брат слишком робок. Он выполняет все указания, которые отец передает ему в письмах.

Кайт встряхнула бусами, привлекая внимание ребенка.

– Да, это правда.

– Когда отец вернется, я скажу ему, что в сделке с лесом поступил по-своему. Взять плату льном было гораздо выгоднее, чем маслом.

– Я не сомневаюсь в твоей правоте.

– Но отец всегда хочет делать все по-своему. Он поднимет шум, станет кричать: «Я же сказал тебе взять плату маслом. Когда меня нет, все делается не так. Ты глупый мальчишка, который ни в чем не разбирается!» Сколько, он думает, мне лет? Отец не понимает, что я мужчина в расцвете лет, а его время уже ушло. Его указания и отказ от любых непривычных сделок приводят к тому, что дела у нас идут не так хорошо, как могли бы. Чтобы разбогатеть, нужно иногда идти на риск. У меня есть воображение и смелость. В отличие от отца.

– Ты такой храбрый и умный, Себек, – прошептала Кайт, не отрывая взгляда от ребенка.

– Но на этот раз он услышит правду – если посмеет снова найти недостатки и кричать на меня! Если мне не предоставят свободу действий, я уйду. Уйду.

Кайт, протянувшая руку к дочери, замерла, а затем резко повернулась к мужу:

– Уйдешь? Куда?

– Куда угодно! Я больше не буду терпеть придирки капризного и самодовольного старика, который ни во что меня не ставит и не дает показать, на что я способен.

– Нет, – решительно заявила Кайт. – Я говорю, нет, Себек.

Он удивленно посмотрел на жену, словно ее тон вдруг заставил его вспомнить о ее присутствии. Себек настолько привык к ее неизменному поддакиванию, что нередко забывал о том, что она живая, думающая женщина.

– Что ты имеешь в виду, Кайт?

– Я имею в виду, что не позволю тебе делать глупости. Все поместье принадлежит твоему отцу. Земли, пашня, скот, лес, поля льна – всё! После смерти Имхотепа все это будет нашим – твоим, Яхмоса и наших детей. Если ты поссоришься с отцом, он может разделить твою долю между Яхмосом и Ипи – он и так слишком сильно любит младшего сына. Ипи знает это и пользуется слабостью отца. Ты не должен лить воду на мельницу Ипи. Если поссоришься с отцом и уйдешь, Ипи будет только рад. Мы должны думать о наших детях.

Себек с изумлением смотрел на жену. Потом недоверчиво усмехнулся:

– Женщины непредсказуемы… Не знал, что ты можешь быть такой, Кайт. Такой решительной…

– Не ссорься с отцом, – настаивала Кайт. – Не перечь ему. Не теряй мудрости.

– Наверное, ты права… но это может тянуться еще много лет. Отец должен признать нас совладельцами.

– Он этого не сделает. – Кайт покачала головой. – Имхотеп слишком любит повторять, что все мы едим его хлеб, что все мы зависим от него, а без него мы пропадем.

Себек бросил на нее удивленный взгляд:

– Ты не очень любишь моего отца, Кайт.

Но Кайт снова повернулась к неуверенно стоящему на ногах ребенку:

– Давая, милая… смотри, вот твоя кукла. Иди сюда… иди…

Себек посмотрел на ее склоненную голову, затем вышел из комнаты. Лицо у него было озадаченным.

III

Иса послала за своим внуком Ипи.

Красивый подросток с недовольным выражением лица переминался с ноги на ногу, пока она отчитывала его своим визгливым голосом, устремив на него взгляд темных глаз – проницательных, хотя и затянутых мутной пленкой.

– Это правда, что мне рассказывали? Ты отказываешься делать то одно, то другое? Не хочешь смотреть за быками, не помогаешь Яхмосу, не присматриваешь за пахотой? К чему это приведет, если такой ребенок, как ты, будет решать, что ему делать, а что нет?

– Я не ребенок, – огрызнулся Ипи. – Я уже вырос – почему со мной обращаются, как с ребенком? Поручают работу, не спрашивая моего желания и не давая самостоятельности. Почему я всегда должен слушаться указаний Яхмоса? Кем он себя возомнил, этот Яхмос?

– Он твой старший брат, и в отсутствие моего сына Имхотепа он тут отвечает за все.

– Яхмос – тупой, медлительный и тупой. Я гораздо умнее его. А Себек тоже тупой, хотя все время рассуждает и хвастается, какой он умный! Отец написал в письме, что я должен делать только ту работу, которую сам выберу…

– Ничего подобного, – возразила старая Иса.