Безумие, но безумие конструктивное. В потрясенном, расколотом и распадающемся мире такое могло случиться.

– Но подумай, – сказала Виктория, – сколько людей должно прежде погибнуть.

– Ты не понимаешь – это все совершенно неважно. Они ничего не значат. НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮТ НИКАКОЙ ЦЕННОСТИ.

Они ничего не значат – Эдвард руководствовался этим кредо. И внезапно, без всякой на то причины, перед мысленным взором Виктории возникла грубая глиняная миска, склеенная битумом и пролежавшая в земле три тысячи лет. Мелкие предметы повседневной жизни, семья, четыре составляющих дом стены, пара почитаемых, дорогих сердцу вещей – вот что имело значение, вот что было ценно. Тысячи простых, самых обычных людей, занятых своими делами, работающих на земле, делающих горшки, растящих детей, радующихся и горюющих, поднимающихся со светом и ложащихся спать вечером – это они имели значение, а не Ангелы со злобными лицами, возжелавшие построить новый мир и не замечающие тех, кто пострадает от их планов.

Осторожно, подбирая каждое слово – потому что здесь, в Девоншире, смерть могла быть рядом, – она сказала:

– Ты – чудо, Эдвард. Но как же я… Что я могу сделать?

– Ты хочешь… помочь? Ты веришь в это?

Ей достало благоразумия не бросаться в омут с головой. Внезапное обращение было бы подозрительным.

– Думаю, я верю в тебя! Все, что ты скажешь, я сделаю.

– Молодчина, – похвалил он.

– Для начала, зачем я вообще понадобилась тебе здесь? Наверняка же была какая-то причина?

– Разумеется, была. Помнишь, в тот день я тебя сфотографировал?

– Помню.

(Ну и дуреха, мысленно обругала себя Виктория. Как возгордилась! Только что не растаяла от счастья.)

– Меня поразил твой профиль. Поразил сходством кое с кем. Вот я тебя и щелкнул, чтобы удостовериться.

– И кого же я напоминаю?

– Женщину, доставившую нам кучу неприятностей. Ее имя – Анна Шееле.

– Анна Шееле… – Виктория уставилась на него в полном недоумении. Чего-чего, а этого она точно не ожидала. – Ты хочешь сказать… По-твоему, она похожа на меня?

– Сбоку, в профиль, так просто не отличишь. Черты практически одни и те же. И уж что совершенно невероятно, у тебя над верхней губой, слева, есть крохотный шрам…

– Знаю. У меня в детстве была оловянная лошадка с острыми ушками. Я на нее упала и поранилась. Вообще-то, он почти и не заметен, особенно под пудрой.

– Так вот, у Анны Шееле отметина на том же самом месте. Это и сыграло решающую роль. Вы примерно одного роста, фигурой схожи. Она на три или четыре года старше. Единственное заметное отличие – цвет волос. Ты – брюнетка, она – блондинка. У тебя другая прическа. Глаза темнее, но за тонированными стеклами этого не видно.

– И поэтому тебе было нужно, чтобы я приехала в Багдад? Из-за того, что я похожа на нее?

– Я подумал, что это сходство может оказаться полезным.

– И ты все организовал… А Клиппы? Кто такие Клиппы?

– Они – никто. Просто делают, что им говорят.

Молодой человек произнес это таким тоном, что по спине у Виктории пробежал холодок. Словно изрек с нечеловеческой отстраненностью: «Их долг – повиноваться».

В этом безумном проекте определенно ощущался некий религиозный привкус. Эдвард, подумала она, сам себе Бог. Вот что самое страшное.

– Ты сказал, что Анна Шееле – руководительница, царица пчел?

– Надо же было сказать что-нибудь, чтобы сбить тебя со следа. Уж слишком много ты знала.

«Если б не случайное сходство с Анной Шееле, меня бы уже не было», – подумала Виктория, а вслух сказала:

– Так кто же она на самом деле?

– Анна Шееле – доверенный секретарь Отто Моргенталя, американского и международного банкира. Но не только. Она превосходно разбирается в финансах. У нас имеются основания предполагать, что Анна Шееле отслеживает наши финансовые операции. Три человека представляли для нас наибольшую опасность, и двое из них, Руперт Крофтон Ли и Кармайкл, уничтожены. Остается Анна Шееле. По нашим сведениям, в Багдаде ее следует ждать через три дня. Но сейчас она исчезла.

– Исчезла? Где?

– В Лондоне. Как будто в воздухе растаяла.

– И никто не знает, где она?

– Возможно, Дэйкин знает.

В том-то и дело, что Дэйкин не знает, подумала Виктория. Так где же Анна Шееле?

– И что, у тебя даже догадок никаких нет?

– Кое-что есть, – протянул Эдвард.

– Что?

– Анна Шееле обязательно должна приехать в Багдад на конференцию, которая, как тебе известно, начнется через пять дней.

– Так скоро? Я и не знала…

– Мы держим под наблюдением все пункты въезда в страну. Разумеется, она появится здесь не под своей фамилией. И не прилетит на правительственном самолете. Мы установили это по своим каналам. Мы также проверили списки предварительного бронирования частных лиц. Среди пассажиров БОАК значится некая Грета Харден. Мы провели расследование, и оказалось, что никакой Греты Харден в действительности не существует. Имя и фамилия – вымышленные. Адрес – фальшивый. Мы считаем, что Грета Харден и есть Анна Шееле. – Эдвард помолчал, потом добавил: – Ее самолет прибудет в дамасский аэропорт послезавтра.

– А потом?

Он вдруг посмотрел ей в глаза.

– А потом придет твоя очередь.

– Моя?

– Ты займешь ее место.

– Как в случае с Рупертом Крофтоном Ли? – осторожно, почти шепотом, спросила она.

В ходе той замены Руперт Крофтон Ли погиб. И когда Виктория займет место Греты Харден, кто-то – предположительно Анна Шееле – тоже погибнет.

Эдвард ждал, и Виктория знала, что если он на секунду усомнится в ее преданности, то и она погибнет, не успев никого предупредить.

Нет, нужно согласиться и доложить обо всем мистеру Дэйкину.

Она вздохнула:

– Я… я… ох… Я не смогу, Эдвард. Меня же раскроют. Я не могу говорить с американским акцентом.

– У Анны Шееле практически нет никакого акцента. Кроме того, у тебя все равно будет ларингит. Это подтвердит один из лучших в данной части света врачей.

У них повсюду свои люди, подумала Виктория.

– Что мне нужно будет делать?

– Ты прилетишь из Дамаска в Багдад под именем Греты Харден и сразу сляжешь. Наш врач разрешит тебе подняться перед самой конференцией. И там, на конференции, ты выложишь перед ними документы, которые будешь иметь при себе.

– Подлинные документы? – спросила Виктория.

– Разумеется, нет. Мы заменим их нашими.

– И что будет в этих документах?

Эдвард улыбнулся:

– Убедительные доказательства масштабного коммунистического заговора в Америке.

У них все спланировано, подумала Виктория. Все предусмотрено.

– И ты действительно думаешь, что у меня получится?

Теперь, войдя в роль, ей уже не составляло особого труда произнести это с искренним волнением.

– Уверен, что получится. Ты играешь с таким удовольствием и так убедительно, что не поверить тебе практически невозможно. Это я уже заметил.

– Вот думаю о Клиппах, – задумчиво произнесла она, – И чувствую себя такой дурочкой…

Эдвард самодовольно рассмеялся.

«Но и ты изрядный болван, – злорадно подумала Виктория, удерживая на лице маску обожания. – Был бы поумней, не проболтался бы тогда в Басре. И тогда бы я тебя ни за что не раскусила».

– А что доктор Рэтбоун? – спросила вдруг она.

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

– Какая у него роль? Просто прикрытие?

По губам Эдварда скользнула жестокая усмешка.

– Рэтбоуну ничего не оставалось, как только принять наши условия. Знаешь, чем он занимался все последние годы? Клал себе в карман три четверти пожертвований, поступавших со всего света. Использовал деньги на собственные нужды. Самое ловкое мошенничество со времен Горацио Боттомли[20]. Так что Рэтбоун полностью в наших руках. Мы можем разоблачить его в любую минуту, и он прекрасно отдает себе в этом отчет.

В душе Виктории шевельнулось теплое чувство благодарности к старику с благородным высоким лбом и жадной низкой душой. Пусть и мошенник, но ему ведома жалость, и он пытался предупредить ее.

– Все складывается на пользу нашему Новому порядку, – продолжал Эдвард.

С виду нормальный, в своем уме, подумала Виктория, а на самом деле – настоящий безумец. Да и кто не рехнется, беря на себя роль Бога? Правы те, кто говорит, что смирение – христианская добродетель. Именно смирение помогает сохранять здравомыслие и оставаться человеком…

Эдвард поднялся.

– Нам пора. Тебя еще нужно переправить в Дамаск, а там наши планы уже разработаны до послезавтра.

Виктория не заставила просить себя дважды. Теперь бы только выбраться из Девоншира, вернуться в Багдад, в отель «Тио», под опеку шумного, жизнерадостного Маркуса, и тогда Эдварда можно будет не опасаться. Ей предстоит сыграть двойную роль: дурача Эдварда слепой, противной преданностью, одновременно втайне противодействовать его планам.

– Думаешь, мистер Дэйкин знает, где сейчас Анна Шееле? Может быть, мне удастся это выведать? Может, он и намекнет…

– Вряд ли. И в любом случае Дэйкина ты больше не увидишь.

– Мы условились встретиться сегодня вечером, – на ходу придумала Виктория. От слов Эдварда по спине у нее пробежал холодок. – Ему может показаться странным, если я не приду.

– На данном этапе операции это уже неважно. Наши планы определены. В Багдаде тебя никто уже не увидит.

– Но, послушай, в отеле остались мои вещи! Я сняла комнату…

Шарф. Бесценный шарф Кармайкла.

– Твои вещи в ближайшее время тебе не понадобятся. Я уже приготовил для тебя новое платье. Идем.

Они вернулись к машине. «Могла бы и сообразить, что Эдвард, после того как ты его раскрыла, ни за что не позволит тебе повидаться с Дэйкиным, – укорила себя Виктория. – Не такой уж и глупец. Да, он верит, что я от него без ума, но рисковать все равно не станет».

– Если я не появлюсь, меня будут искать? – спросила она.