— Нет, уж лучше считать деньги! Я же говорил, что военные операции — не моя область, — вздохнул Квори.

— Предлагаю всем двадцать минут молча подумать, потом обсудить возникшие идеи, — предложил Ричардс.

Его предложение было принято, и дискуссия возобновилась двадцать минут спустя.

— Итак, господа, какие есть идеи? — обратился к собравшимся Хегенбах.

Наступило молчание.

— В таком случае я предлагаю начать обсуждение наиболее приемлемых предложений Ревсона.

Машина «скорой помощи» вернулась на мост около шести часов вечера. Встретили ее очень доброжелательно и с интересом. Брэнсону нечем было заняться, кроме организации телешоу, делать ему было абсолютно нечего. Сейчас его не слишком радовала даже возможность появиться на телеэкранах всего мира, а середина моста сама по себе не слишком веселое место.

Когда бледная Эйприл нетвердой походкой вышла из машины, первым ее приветствовал Брэнсон.

— Как вы себя чувствуете?

— Полной идиоткой, — девушка закатала рукав и показала следы от уколов, которые ей сделал О'Хара несколько часов назад. — Два укола, и я готова прыгать, как зайчик.

Чуть покачиваясь, девушка прошла и тяжело опустилась на один из многочисленных стульев. Ее тут же окружили коллеги.

— На мой взгляд, здоровой она не выглядит, — заметил Брэнсон, обращаясь к доктору.

— Ну, полностью выздоровевшей ее считать нельзя, — согласился доктор. — При одинаковых симптомах причины нередко оказываются различными. Мои догадки подтвердились: у девушки эмоциональная травма. Ей ввели успокаивающее, и последние два часа она спала. Сейчас Эйприл все еще под действием лекарства. Наш психиатр, доктор Герон, не хотел, чтобы она возвращалась, но малышка подняла такой шум! Заявила, что это единственная в ее жизни возможность наблюдать чрезвычайную ситуацию и что она ни за что ее не упустит. Доктору пришлось уступить. Не волнуйтесь, я привез столько лекарств, что нам хватит на неделю, если не больше.

— Будем надеяться, что мы не останемся здесь больше двух суток.

Ревсон подождал, пока коллеги пообщаются с Эйприл и отправятся смотреть телевизор. В этот момент как раз повторяли утренний репортаж с моста. Ревсон ничуть не удивился тому, что именно Брэнсон больше всех заинтересовался передачей. Других развлечений, кроме телевизора, на мосту не было. Единственным занятым человеком в этой компании был Крайслер, который периодически навещал третий автобус. Его регулярные визиты очень заинтересовали Пола, и ему захотелось узнать их причину.

Наконец Эйприл осталась одна. Ревсон подошел к ней и сел рядом. Девушка холодно посмотрела на него.

— Что с вами? — спросил он.

Она не ответила.

— Можете ничего мне не говорить. Я и так вижу — кто-то настроил вас против меня.

— Да. Вы сами. Не люблю убийц. Особенно таких, которые хладнокровно планируют свои убийства.

— Ну-ну! Вам не кажется, что вы несколько сгущаете краски?

— Разве? А пули с цианистым калием? А ручки, убивающие людей? Нетрудно представить, как вы стреляете человеку в спину.

— Ну-ну, бедная девочка! Зачем же так горько! Во-первых, я пускаю в ход оружие только в случае крайней необходимости. Во-вторых, использую его, чтобы спасти жизни других людей, предотвратить убийство ни в чем не повинных, хотя вы, возможно, думаете иначе. В-третьих, мертвому все равно, куда ему выстрелили. В-четвертых, вы подслушивали.

— Я присутствовала при чтении шифровки.

— Людям свойственно ошибаться. Им не следовало этого делать. Можно было бы наговорить банальностей вроде того, что я выполняю свой долг перед налогоплательщиками, но что-то сейчас не в настроении.

Эйприл внимательно посмотрела на Пола. Судя по его голосу и суровому выражению лица, он действительно был не в настроении.

— Я должен делать свое дело и делаю его. Вы же просто не понимаете, о чем говорите, так что лучше воздержитесь от критики. Надеюсь, вы привезли то, что я просил? Где оно?

— Не знаю. Спросите у доктора. Он опасался, что по возвращении нас могут допросить, а машину обыскать, поэтому решил мне не говорить.

— Здравая мысль! О'Хара не глуп.

Девушка вспыхнула, но Ревсон сделал вид, что ничего не заметил.

— Вы все привезли?

— Думаю, да.

— Нечего обижаться. Не забудьте, вы и так увязли в этом деле по уши. Хегенбах передал мне какие-нибудь указания?

— Да. Но я ничего не знаю. Спросите у доктора, — с горечью повторила она. — Видимо, это лишний раз подтверждает, что мистер Хегенбах тоже далеко не глуп.

— Не принимайте все это близко к сердцу, — Пол ласково улыбнулся и похлопал девушку по руке. — Вы прекрасно справились со своей задачей. Большое спасибо!

Эйприл нерешительно улыбнулась.

— Кто знает, может быть, я — тоже человек, мистер Ревсон.

— Зовите меня Полом. Все может быть, — он еще раз улыбнулся и ушел.

Ревсон не желал обижать Эйприл, но все же не стал объяснять ей, что последние несколько минут были чистой воды спектаклем, рассчитанным на одного-единственного зрителя — Брэнсона, который некоторое время наблюдал за молодыми людьми. К счастью, он быстро утратил интерес к происходящему, поскольку рядом не было телекамеры. Нельзя сказать, что Питер в чем-то подозревал Пола и Эйприл, просто он на всех смотрел с подозрением. К тому же мисс Венсди была красивой девушкой, и, вполне возможно, Брэнсон просто не прочь был с ней пообщаться.

Ревсон сел на стул недалеко от Брэнсона и просмотрел последние двадцать минут повтора утренней пресс-конференции. Ему понравилось умело поданное полное драматизма противопоставление группы президента и двух мужчин, закладывающих взрывчатку на Южной башне.

Питер Брэнсон внимательно смотрел этот повтор, по-видимому, о большем он не мог и мечтать. Трудно было понять, о чем думает этот человек. Лицо его всегда отражало только то, что ему хотелось, но не истинные мысли и чувства. По окончании передачи Брэнсон подошел к Полу.

— Вы ведь Ревсон, не так ли?

Ревсон кивнул.

— Как вам понравилась передача?

— Так же, как и миллионам других телезрителей, — Ревсон подумал о том, что тщеславие — ахиллесова пята его собеседника. Брэнсон, вероятно, считал себя гением и был не прочь услышать об этом от других. Этот репортаж оставляет ощущение нереальности происходящего. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

— Но ведь все это правда" не так ли? Вам не кажется, что это многообещающее начало?

— Я могу процитировать эту вашу фразу в печати?

— Конечно. Если хотите, можете считать наш разговор эксклюзивным интервью. Что вы думаете, как дальше будут развиваться события?

— Так, как вы их запрограммировали. Не вижу ничего, что могло бы вам помешать. К сожалению, вы поставили наше правительство в очень трудное положение.

— Вы об этом сожалеете?

— Разумеется. Вы, видимо, гениальный преступник, но все же преступник, а значит, негодяй. И вы никогда не сможете заставить меня поверить, что белое — это черное, а черное — это белое.

— Мне нравится ваша мысль. Могу я, в свою очередь, процитировать вас при необходимости? — Казалось, Брэнсон был очень доволен разговором. Тонкокожим его вряд ли можно было назвать.

— Увы, у нас нет защиты авторских прав на устные высказывания.

— Да, это серьезная недоработка, вызывающая всеобщее недовольство. — Подобное обстоятельство не слишком огорчило Брэнсона. — У вас необычный фотоаппарат.

— Верно, хотя его нельзя назвать уникальным.

— Могу я взглянуть?

— Пожалуйста. Но если он вас интересует не как фотолюбителя, а по другим причинам, то вы опоздали часа на четыре.

— Что вы хотите этим сказать?

— У вас достойный помощник, мистер ван Эффен. У него такой же, как у вас, подозрительный склад ума. Он уже осматривал мой аппарат.

— В нем нет радиопередатчика или оружия?

— Посмотрите сами.

— Похоже, в этом нет необходимости.

— У меня вопрос. Я не хочу преуменьшать достоинств вашей разносторонней личности, но...

— Вы рискуете, Ревсон.

— Вовсе нет. У вас репутация преступника, не склонного к насилию, — Пол махнул рукой. — Так вот, мне хотелось понять, зачем вам все это? Вы могли бы сделать любую карьеру, ну, например, в бизнесе.

— Пробовал, — вздохнул Брэнсон. — Вам не кажется, что бизнес скучноват? Моя нынешняя деятельность требует разнообразных способностей и не надоедает, — он немного помолчал. — Да вы и сам странный человек. Утверждаете, что фотограф, а разговариваете и ведете себя не как фотограф.

— А как, по-вашему, должны себя вести люди нашей профессии? И как они должны разговаривать? Вот вы смотрите на себя в зеркало, когда бреетесь. Разве вы выглядите, как преступник? Вы смотритесь, как вице-президент компании с Уолл-Стрит.

— Счет равный: один-один. А как называется ваша газета или журнал?

— Вообще-то я вольный художник, но сейчас представляю лондонскую «Таймс».

— Но вы же американец?

— Новости не знают границ. Во всяком случае, в наше время. Я предпочитаю работать за рубежом, в тех местах, где чувствуется, что жизнь кипит, — Ревсон еле заметно улыбнулся. — Так было до сегодняшнего дня. Дольше всего я работал в Юго-Восточной Азии, но теперь мне чаще приходится работать в Европе и на Ближнем Востоке.

— В таком случае, что вы здесь делаете?

— Здесь я оказался совершенно случайно, по пути из Нью-Йорка в Китай. Еду в очередную командировку.

— И когда вы должны туда отправиться?

— Завтра.

— Завтра? В таком случае, вам нужно уехать с моста сегодня вечером. Я же говорил, что представители средств массовой информации вольны покинуть мост, когда им заблагорассудится.

— Да вы с ума сошли!

— Значит, Китай подождет?

— Конечно. Если только вы не надумаете похитить председателя Мао.

На губах Брэнсона снова появилась дежурная улыбка, никогда не затрагивающая его глаз. Он ушел довольный собой.