— Очень мудро с вашей стороны, — сказала она.

— Правда? Я счел это разумным, но не думаю, что это мудро. Я люблю поступать как воспитанный человек, миссис Мердок. Надеюсь, даже вы это понимаете. Но совершено два убийства, и оба трупа нахожу я. И обе жертвы связаны каким-то образом с Дублоном Брашера.

— Я не понимаю. И этот второй, молодой, тоже?

— Да. Разве я не говорил вам по телефону? Мне кажется, говорил, — я нахмурился, припоминая. — Точно, говорил.

Она спокойно сказала:

— Возможно. Я не очень-то прислушивалась к вашим словам. Видите ли, дублон тогда уже был у меня. И вы, кажется, были немного пьяны.

— Я не был пьян. Я, может быть, почувствовал легкий шок, но я не был пьян. Вы все это очень спокойно принимаете.

— А что я должна делать?

Я перевел дух.

— Я уже связан с одним убийством, поскольку нашел тело и сообщил об этом. Скоро меня могут привлечь к расследованию второго, поскольку я нашел тело и не сообщил об этом. И это гораздо серьезнее. Даже при нынешнем положении я должен до полудня назвать имя моего клиента.

— Это будет, — сказала она слишком спокойно, — нарушением профессиональной тайны. Вы этого не сделаете, я уверена.

— Отставьте-ка свой портвейн и попробуйте вникнуть в ситуацию, — взорвался я.

Она была слегка удивлена и отодвинула от себя стакан — дюйма на четыре.

— Этот Филипс, — сказал я, — имел лицензию частного детектива. Почему я нашел его мертвым? Потому что он следил за мной, я заговорил с ним, и он пригласил меня к себе. А приехав туда, я нашел его мертвым. Полиции все это известно. Этому они, может быть, и верят. Но они не верят, что связь между мной и Филипсом была чистым совпадением. Они думают, что между нами есть более глубокая связь, и они настаивают, чтобы я рассказал, чем я занят сейчас и на кого работаю. Это вам ясно?

— Вы сумеете из этого выбраться, — сказала она. — Конечно, это будет стоить мне чуть дороже.

Я почувствовал, что получил по носу. Рот у меня пересох. Я задыхался. Я еще раз глубоко вздохнул и еще раз попытался окунуться в бочку жира, сидевшую напротив меня в плетеном шезлонге, глядя на меня безмятежно, как президент банка, отказывающий вам в займе.

— Я работаю на вас, — сказал я. — Сейчас, теперь, сегодня. На будущей неделе я буду работать на кого-нибудь другого. Я надеюсь. Для этого мне нужно быть в разумно хороших отношениях с полицией. Они не обязаны меня любить, но они Должны быть совершенно уверены, что я их не надую. Предположим, Филипс ничего не знал о Дублоне Брашера. Предположим даже, что он знал о нем, но его смерть не была связана с этой монетой. А полиция должна допросить тех, кого считает нужным. Неужели вы этого не понимаете?

— Разве закон не дает вам права защищать клиента? — спросила она. — Если нет, то какой вообще смысл нанимать частного детектива?

Я встал, обошел свой стул и снова сел. Наклонился вперед, положил руки на колени и так их сжал, что суставы захрустели.

— Закон, какой бы он ни был, — это вопрос взаимоотношений: ты мне, я тебе. Как и большинство вещей. Даже если бы имел право молчать, и однажды мне бы это сошло с рук, все равно это был бы конец мне как частному детективу, миссис Мердок. Я был бы просто намеченной жертвой. Так или иначе они бы взяли меня в оборот. Я ценю ваше дело, миссис Мердок, но не настолько, чтобы перерезать себе горло и умереть у вас на коленях.

— Кажется, вы превратили все это в кашу, — сказала она, дотянулась до стакана и выпила его. — Мою невестку вы не нашли, монету тоже. Зато нашли парочку трупов, к которым я не имею никакого отношения, а вы аккуратно все устроили таким образом, что я должна рассказать полиции все мои личные дела, чтобы защитить вас от вашей же некомпетентности. Вот что я вижу. Поправьте меня, если я неправа.

Она налила себе еще, слишком быстро выпила и поперхнулась. Начался приступ кашля. Трясущейся рукой она сунула стакан на стол, расплескивая густое вино. Она наклонилась вперед и налилась кровью.

Я вскочил, обошел ее и постучал по мясистой спине, которой ворота можно пробивать.

Она перестала кашлять, перевела дух и попыталась отдышаться. Я нажал какую-то клавишу на селекторе и, когда мне ответили, сказал: «Принесите миссис Мердок стакан воды, быстро!» — и отпустил клавишу.

Потом вернулся на свое место и стал смотреть, как она приходит в себя. Когда она стала дышать спокойнее, я сказал:

— Вы просто распустились. Слишком долго прожили среди людей, которые вас боятся. Подождите, скоро увидитесь с полицией. Эти ребята профессионалы. А вы просто плохой любитель.

Открылась дверь, и горничная принесла кувшин воды со льдом и стакан. Поставила все это на столик и вышла.

Я налил в стакан воды и вложил его в руку миссис Мердок.

— Выпейте, только маленькими глотками. Вкус этой штуки вам не понравится, но вреда вам от нее не будет.

Она отхлебнула, потом выпила полстакана, поставила стакан и вытерла рот.

— Подумать только, — сказала она. — Из всех нахалов в городе я выбрала такого, который не стесняется хамить мне в моем собственном доме.

— Все эти разговоры ни к чему, — сказал я. — У нас мало времени. Как будет выглядеть наша история для полиции?

— Полиция меня не касается. Совершенно. А если вы назовете им мое имя, я буду расценивать это как самое отвратительное нарушение профессиональной тайны с вашей стороны.

Я оказался там, откуда начал.

— Убийство все в корне меняет, миссис Мердок. Над ним нельзя подшучивать. Вам придется сказать им, почему вы меня наняли и для чего. В газетах публиковать они это не станут. То есть это в том случае, если они вам поверят. Разумеется, они не поверят, что вы наняли меня, чтобы я занялся персоной Элизии Моргенштерна только потому, что он позвонил вам и хотел купить монету. Может быть, они не узнают, что вы не могли тогда продать монету, даже если бы хотели. Но они не поверят, что вы наняли частного детектива просто, чтобы изучить возможного покупателя. Это ерунда.

— Это мое дело, разве нет?

— Нет. Вы не сможете отшить таким образом полицейских. Они должны быть уверены, что вы до конца откровенны и что вам нечего скрывать. Пока они считают, что вы что-то скрываете, они вас не оставят. Дайте им разумную и связную историю, и они радостно уберутся назад. А самая разумная и связная история — это всегда правда. Надеюсь, вы готовы сказать правду?

— Можете не надеяться, — сказала она. — Но, я думаю, это большого значения не имеет. Неужели я должна сказать им, что подозревала собственную невестку в краже монеты и что я оказалась неправа?

— Так было бы лучше.

— И что ее вернули и как именно это было сделано?

— Так было бы лучше.

— Это будет слишком унизительно для меня.

Я пожал плечами.

— Вы отвратительный человек, — сказала она. — Вы бессердечная рыба. Вы мне несимпатичны. Я глубоко сожалею, что вообще встретила вас.

— Взаимно, — сказал я.

Она нажала толстым пальцем на клавишу селектора и гаркнула в него:

— Мерл. Попросите моего сына быстро спуститься ко мне. Я думаю, вам тоже следует зайти.

Она опустила клавишу, сжала пальцы в кулаки и уронила руки на колени. Ее мутный взгляд поднялся к потолку.

Ее голос был тих и печален, когда она сказала:

— Монету взял мой сын, мистер Марлоу. Мой родной сын.

Я промолчал. Так мы и сидели, глядя друг на друга. Через пару минут оба они вошли в комнату, и она велела им сесть.

21

Лесли Мердок был одет в зеленоватый полотняный костюм, волосы его казались влажными, словно он только что вышел из-под Душа. Он сел, наклонясь вперед, разглядывая свои белые туфли и поигрывая перстнем на руке. Не было его длинного черного мундштука, а без него он казался чуть-чуть одиноким. Даже Усы его, кажется, висели более тоскливо, чем в моем офисе.

Мерл Дэвис выглядела так же, как и вчера. Может быть, она всегда так выглядит. Ее медно-соломенные волосы были так же туго затянуты назад, роговые очки выглядели такими же тяжелыми и ненужными, а глаза — такими же пустыми. На ней было то же гладкое полотняное платье с короткими рукавами и никаких украшений, даже серег.

Миссис Мердок отхлебнула портвейна и спокойно сказала:

— Ладно, сынок. Рассажи мистеру Марлоу о дублоне. Боюсь, нам придется рассказать ему все.

Мердок быстро поднял на меня глаза и снова опустил. Рот его дрогнул. Когда он заговорил, в голосе его не было ни выражения, ни оттенков, это был плоский усталый голос человека, делающего признание после изнурительной борьбы с собственной совестью.

— Как я сказал вам вчера в вашей конторе, я задолжал Морни большую сумму, двенадцать тысяч. Позже я отрицал это, но это правда. Я действительно должен ему. Я не хотел, чтобы об этом узнала мать, а он крепко нажал на меня, требуя денег. Может быть, я догадывался, что в конце концов придется ей сказать, но у меня не хватило храбрости. Как-то после обеда, когда она спала, я взял ее ключи и вытащил дублон. Мерл дома не было. Я отдал его Морни, и он согласился принять его в качестве обеспечения долга, потому что я объяснил ему, что он его не сможет продать, если не представит его историю и не покажет, что он был приобретен законным путем.

Он замолчал и посмотрел на меня: как я реагирую? Миссис Мердок не отрывала глаз от моего лица, просто впилась в меня глазами. Девушка смотрела на Мердока с раскрытым ртом и выражением страдания на лице.

— Морни дал мне расписку, — продолжал Мердок, — в том, что он принял монету в залог и не может ее продать без моего ведома. Что-то вроде этого. Не берусь судить, насколько она правильно написана. Когда позвонил этот Моргенштерн, я сразу заподозрил, что Морни либо продает монету, либо собирается это сделать и хочет, чтобы ее оценил знающий человек. Я очень испугался.