Он был мертв — глаз выбит, горло раскромсано ножом под самым подбородком. Мне даже не нужно было закрывать глаза, чтобы представить себе это убийство. На верхней площадке лестницы убийца левой рукой хватает филиппинца за лицо, воткнув большой палец ему в глаз, закидывает его голову назад, обнажая смуглое горло для ножа, и сталкивает беднягу со ступенек.

Я чиркнул второй спичкой и разыскал выключатель, после чего зажег свет, застегнул плащ и поднялся по лестнице. То там, то здесь виднелись пятна засохшей крови, на площадке второго этажа она темнела и на обоях. Я щелкнул вторым выключателем, вошел в переднюю, заглянул в два помещения, которые показались мне нетронутыми, повернул в сторону и отпрянул, чуть не наступив на лежавшую передо мной женщину.

Она лежала на полу, скорчившись, лицом вниз с подогнутыми коленями и прижатыми к животу руками. На ней был халат; волосы заплетены в косу.

Я приложил палец к ее шее. Холодная как лед.

Присев на корточки, чтобы не переворачивать труп, я глянул на лицо женщины. Это оказалась служанка четыре дня назад впустившая нас с Ричмондом в дом.

Поднявшись, я огляделся. Голова служанки почти касалась закрытой двери, я обошел труп и отворил дверь. За ней была спальня, изысканно и дорого обставленная комната в серо-кремовых тонах, с французскими репродукциями на стенах. Только постель была в беспорядке. Белье было скомкано посреди кровати, образуя неестественную груду…

Простыня оказалась испачканной кровью. Я отбросил в сторону белье.

На кровати лежала мертвая миссис Эшкрафт.

Тело ее как-то съежилось, голова криво висела на шее, разрезанной до самых позвонков. На лице виднелись четыре глубокие царапины, тянувшиеся от виска к подбородку. Один рукав голубой шелковой пижамы был оторван. Матрас и пижама пропитались кровью, не успевшей засохнуть под толстым слоем постельного белья.

Я прикрыл покойную одеялом, протиснулся мимо лежавшего в передней трупа служанки и спустился вниз, включая по дороге свет. Телефон был внизу. Вначале я позвонил в полицию, затем в контору Вэнса Ричмонда.

— Сообщите мистеру Ричмонду, что миссис Эшкрафт убита, — сказал я стенографистке. — Я нахожусь в ее доме, он может найти меня здесь.

Затем я вышел через парадную дверь, сел на верхнюю ступеньку и, покуривая, стал поджидать полицию.

Чувствовал я себя отвратительно. Мне случалось видеть и больше трех трупов одновременно, но это обрушилось на меня в тот момент, когда мои нервы были на взводе после трехдневной попойки.

Прежде чем я успел докурить сигарету, из-за угла выскочила полицейская машина, из нее высыпались люди. О’Гар, сержант из отдела по расследованию убийств, вышел первым.

— Здорово! — приветствовал он меня. — Что на этот раз на тебя свалилось?

— Я обнаружил три трупа и отказался от дальнейших поисков, — сообщил я, провожая его. — Может, ты, как профессиональный сыщик, найдешь больше.

— Ты неплохо себя проявил… для молодого парня.

Моя минутная слабость миновала. Я снова загорелся жаждой деятельности.

Вначале я показал О’Гару филиппинца, затем двух женщин. Больше трупов мы не нашли. Подробный осмотр места происшествия и предварительное расследование заняло у всех нас — О’Гара, восьмерых его помощников и меня — несколько часов. Нужно было перетряхнуть весь дом от подвала до чердака, расспросить соседей и навести справки в посреднической конторе, через которую были наняты слуги. Кроме того, требовалось еще расспросить родственников и друзей филиппинца и служанки, а также газетчиков, почтальонов и рассыльных.

Собрав большую часть рапортов и протоколов, мы заперлись в библиотеке.

— Думаю, это случилось позавчера ночью, а? Со среды на четверг? — обратился ко мне О’Гар, когда мы удобно устроились в кожаных креслах и закурили.

Я молча кивнул. Заключение врача, осматривавшего трупы, наличие двух газет у двери, а также тот факт, что ни один из соседей, лавочников и мясников не видел никого из обитателей дома с четверга, позволяли предполагать, что все произошло в ночь со среды на четверг.

— По моему мнению, убийца проник в дом через кухонную дверь, — продолжал О’Гар, глядя на облачко под потолком. — Взял кухонный нож и пошел наверх. Возможно, он отправился прямо в комнату миссис Эшкрафт, но может, и нет. Как бы там ни было, спустя некоторое время он туда вошел.

Оторванный рукав и царапины на ее лице свидетельствуют о том, что не обошлось без сопротивления. Филиппинец и служанка услышали шум, может быть, крик и помчались в комнату хозяйки посмотреть, что случилось. Скорее всего, служанка оказалась там в тот момент, когда убийца уже выходил, и он тут же ее прикончил. Потом спустился вниз, в кухню, умыл руки, оставил нож и смылся.

— Все это очень хорошо, — согласился я, — но ты оставляешь в стороне вопрос о том, кто он и зачем ему понадобилось убивать.

— Не торопи меня, — недовольно буркнул сержант. — Я еще скажу об этом. Видимо, есть только три варианта из которых следует выбрать. Убийца мог быть маньяком’ совершившим преступление ради собственного удовольствия, взломщиком, которого застали на месте преступления, так что ему пришлось уничтожить свидетелей или человеком, имевшим особые причины прикончить миссис Эшкрафт, а затем и двоих слуг, застигших его на месте преступления. Лично я склонен думать, что этот человек намеревался убить миссис Эшкрафт.

— Недурно, — похвалил я его. — А теперь послушай, что я скажу. У миссис Эшкрафт есть муж, проживающий в Тихуане, наркоман, вращающийся в бандитской среде. Жена пыталась уговорить его вернуться к ней. У него там девушка, очень юная и помешанная на нем, довольно дрянная актриса, но весьма крепкий орешек. Он намеревался бросить ее и вернуться домой.

— Следовательно? — тихо спросил О’Гар.

— Однако я находился позавчера в Тихуане вместе с ним и с той девушкой в момент совершения убийства.

— Следовательно? — повторил сержант.

Наш разговор прервал стук в дверь. Пришел полицейский, чтобы позвать меня к телефону.

Я спустился вниз и услышал в трубке голос Ричмонда:

— Что случилось? Мисс Генри передала мне твое сообщение, но не могла ничего объяснить.

Я все ему рассказал.

— Сегодня вечером я возвращаюсь, — сказал он выслушав меня. — Поступай, как сочтешь нужным. Я предоставляю тебе полную свободу действий.

— Ладно, — отозвался я. — Когда вернешься, меня наверное, уже не будет здесь. Ты сможешь связаться со мной через агентство. Я отправлю телеграмму Эшкрафту чтобы приехал… Разумеется, от твоего имени.

После этого я позвонил в городскую тюрьму и спросил начальника, там ли еще Джон Райен, он же Фред Руни он же Такса.

— Нет. Федеральная полиция переправила его вчера утром в Ливенпорт.

Вернувшись наверх, в библиотеку, я поспешно сказал О’Гару:

— Я хочу успеть на вечерний поезд на юг. Сдается мне, что все это дело спланировано в Тихуане. Я отправлю Эшкрафту телеграмму, чтобы он приехал. Мне хотелось бы выманить его из этого мексиканского городка на пару дней, а когда он приедет, не спускай с него глаз. Я опишу тебе его внешность, и ты сможешь накрыть его в конторе Вэнса Ричмонда.

Оставшиеся до отхода поезда полчаса, я потратил на составление и отправку телеграмм. Первая была адресована Эшкрафту: «Эдуарду Бохэннону Бар «Золотая подкова» Тихуана Мексика Миссис Эшкрафт умерла Прошу вас немедленно приехать. Вэнс Ричмонд».

Две другие были зашифрованы. Одна предназначалась для отделения Континентального детективного агентства в Канзас-Сити и содержала просьбу допросить Таксу в Ливенпорте. В другой я просил, чтобы кто-нибудь из лос-анджелесского отделения встретился со мной на другой день в Сан-Диего.

Потом я помчался домой за сумкой с чистым бельем и, снова сев на поезд, следовавший в южном направлении, заснул.

Сан-Диего показался мне веселым и шумным, когда я ранним утром следующего дня сошел с поезда; многолюдство объяснялось тем, что была первая суббота сезона на скачек по ту сторону границы. Город наводнили киношники из Лос-Анджелеса, фермеры из Империал — Велли, матросы тихоокеанского флота, шулеры, туристы всевозможные бродяги и просто обыкновенные люди со всех близлежащих штатов. Я пообедал, снял номер в гостинице, оставил там вещи, а сам отправился в отель «Ю. С. Грэнт» к агенту Лос-Анджелесского отделения которому я телеграфировал.

Я нашел его в холле — это был веснушчатый молодой человек лет двадцати двух, внимательно изучавший быстрыми серыми глазами программку скачек. Он держал ее рукой с пластырем на пальце. Пройдя мимо него, я остановился у табачного киоска, купил пачку сигарет и поправил свою шляпу. Потом вновь вышел на улицу. Залепленный пластырем палец и манипуляции со шляпой были нашими условными знаками. Все эти фокусы изобретены еще до войны между Севером и Югом, но по-прежнему полезны, поэтому нет смысла отказываться от них.

Я как раз сворачивал на Четвертую, ответвлявшуюся от главной улицы Сан-Диего, когда агент нагнал меня. Его звали Горманом. Я представил ему свой план.

— Ты поедешь в Тихуану и возьмешь под наблюдение бар «Золотая подкова». Там обитает одна деваха пристающая к клиентам, чтоб угостили, — невысокого роста, с вьющимися каштановыми волосами, карими глазами, круглым лицом, довольно толстыми красными губами и широкими плечами. Ты наверняка ее узнаешь. Этакое милое создание лет восемнадцати. Зовут Лэйла. Именно она нас интересует. Держись от нее подальше, не пытайся сближаться. Я хочу, чтобы ты явился туда часом раньше меня. Потом приеду я и поговорю с ней. Мне хочется знать, что она сделает сразу после моего отъезда и как поведет себя в последующие несколько дней.

Ты найдешь меня в гостинице, — я сообщил ее название и номер, в котором остановился, — каждый вечер. Больше нигде не показывай виду, что мы знакомы.