– Вы все это поняли сразу?

– Нет, конечно. Сразу я решил – вполне естественно, – что у этой женщины приступ. Сердце, коронарный тромбоз, что-нибудь такое. Мысль об отравлении мне и в голову не пришла. Да и вам бы не пришла… вообще никому.

– Возможно, вы правы, – признал Дермот. – Что ж, картину вы обрисовали довольно четко, в фактах вы не сомневаетесь. И говорите, что никого конкретно не подозреваете. Тут у меня возникают сомнения.

– Уверяю вас, это чистая правда.

– Давайте зайдем с другой стороны. Есть ли люди, которым ваша жена мешает? Это звучит мелодраматично, но кто ее враги?

Джейсон Радд выразительно вскинул руку.

– Враги? Враги? Попробуй определи, что такое враг. Мир, в котором обитает моя жена и я, полон зависти и ревности. И всегда найдется желающий сказать про тебя какую-нибудь гадость, пустить слушок, при случае подставить ножку. Но это вовсе не значит, что такой человек – убийца, его даже не назовешь потенциальным убийцей. Вы согласны?

– Да. Чтобы решиться на убийство, мелочной неприязни или зависти недостаточно. Может быть, ваша жена кому-то причинила страдания в прошлом?

На сей раз категоричного «нет» не последовало. Джейсон Радд нахмурился.

– Честно говоря, думаю, таких нет, – произнес он наконец. – Могу добавить, что я уже размышлял об этом.

– Какой-нибудь роман, связь с мужчиной?

– Романы, конечно, были. Да, можно предположить, что с кем-то из мужчин Марина обошлась не лучшим образом. Но чтобы кто-то долгие годы держал камень за пазухой… Такого не было, уверен.

– Тогда женщины? Кто-нибудь мог питать к мисс Грегг стойкую ненависть?

– Женщины – существа непростые, – сказал Джейсон Радд. – И все же так сразу никого назвать не могу.

– А кому смерть вашей жены принесет материальную выгоду?

– В ее завещании указаны многие, но суммы невелики. Материальную выгоду, как вы говорите, получу я, то есть ее муж, да, пожалуй, актриса, которая заменит ее на съемках. Хотя не исключено, что фильм теперь вообще рассыплется. Тут наверняка не скажешь.

– Ладно, пока не будем заострять на этом внимание, – предложил Дермот.

– Вы обещаете, что Марине ничего не будет сказано о возможной опасности?

– А вот этим надо заняться серьезно, – сказал Дермот. – Но я хочу, чтобы вы поняли – скрывая от жены правду, вы подвергаете ее риску. Впрочем, ближайшие несколько дней, пока ваша жена находится под наблюдением врачей, опасаться нечего. У меня к вам еще одна просьба. Составьте, пожалуйста, по возможности полный список людей, находившихся на площадке у верха лестницы или поднимавшихся по ступеням в момент убийства.

– Постараюсь, хотя не уверен, припомню ли всех. Лучше попросить об этом мою секретаршу, Эллу Зелински. У нее блестящая память, у нее же должны быть списки приглашенных. Если хотите поговорить с ней сейчас…

– Хочу, и даже очень.

Глава 11

I

Элла Зелински бесстрастно взирала на Дермота Крэддока сквозь массивные очки в роговой оправе, а он думал – надо же, чтобы так повезло! Спокойно и по-деловому она выдернула из ящика стола листок с машинописным текстом и протянула его Крэддоку.

– Могу сказать почти наверняка – сверх этого списка не было никого, – сообщила она. – Но, возможно, есть двое или трое лишних – кое-кто из местной публики. То ли до них не дошло приглашение, то ли они быстро ушли. Короче, я почти уверена, что этот список точен.

– Очень квалифицированная работа, позвольте сделать вам комплимент, – сказал Дермот.

– Спасибо.

– Наверное… извините, я в этом полный профан… наверное, ваша работа требует высокой квалификации?

– Все должно быть отпечатано четко и ясно, это факт.

– А каковы ваши обязанности? Вы, если можно так выразиться, осуществляете связь между студией и Госсингтон-Холлом?

– Нет. К работе студии я не имею никакого отношения, разве что отвечаю на звонки оттуда либо звоню на студию сама. На мне – светская жизнь Марины Грегг, ее деловые и личные контакты, ну и в определенной степени я слежу за ведением хозяйства.

– Работа нравится?

– За нее щедро платят, и она достаточно интересна. Впрочем, убийство в контракте оговорено не было, – добавила она сухо.

– Вы были потрясены?

– Так сильно, что хочу спросить: вы уверены, что это убийство?

– Шестикратная доза гиэтилмексина и так далее – чем еще это может быть?

– Несчастным случаем.

– Но как, на ваш взгляд, такой несчастный случай мог произойти?

– Вам трудно себе это представить, потому что вы не знаете обстановки. Этот дом – просто склад всякого снадобья. Я вовсе не имею в виду наркотики. Речь идет о лекарствах, выписанных доктором, но, как часто бывает в медицине, так называемая смертельная доза не всегда сильно отличается от дозы лечебной.

Дермот кивнул.

– У людей театра и кино разного рода провалы в памяти – дело вполне обыкновенное. Иногда мне кажется, чем больше ты талантлив как художник, тем меньше у тебя здравого смысла в каждодневной жизни.

– Вполне возможно.

– А сколько они таскают с собой всяких бутылочек, облаток, порошков, капсул и всяких коробочек! Успокоительное в кармашке, тоник в сумочке, таблетка для поднятия духа еще бог знает где – мудрено ли перепутать?

– Но все это едва ли применимо к нашему случаю.

– Как сказать. Допустим, кому-то из гостей потребовалось успокоиться или взбодриться, он (или она) достал свою бутылочку и то ли потому, что с кем-то в эту секунду разговаривал, то ли потому, что забыл дозу – давно это средство не принимал, – положил себе в бокал больше, чем полагается. Потом отвлекся и куда-нибудь отошел, а в это время появляется миссис, запамятовала ее фамилию, думает, что это бокал ее, хватает его и выпивает. По мне, такая версия куда правдоподобнее всего остального.

– Надеюсь, вы понимаете, что подобные варианты мы тоже рассматривали.

– Понимаю. И все же там бродило столько людей, столько бокалов с напитками повсюду стояло! Берешь чужой и выпиваешь из него – это не такая уж редкость.

– То есть вы не думаете, что кто-то намеренно отравил Хитер Бэдкок? По-вашему, она просто выпила из чужого бокала?

– Мне кажется, что это – самое вероятное.

– В таком случае, – сказал Дермот, тщательно подбирая слова, – это был бокал Марины Грегг. Понимаете? Ведь Марина передала умершей свой бокал.

– Может, она только думала, что это ее бокал, – поправила его Элла Зелински. – Вы ведь с Мариной еще не разговаривали? Она рассеянна до крайности. Она может взять любой бокал, похожий на тот, что был у нее, и выпить из него. Я не раз видела, как она это делала.

– А «Калмо» она принимает?

– О да, как все мы.

– И вы тоже, мисс Зелински?

– Бывает. В таких делах люди склонны обезьянничать.

– Я бы очень хотел поговорить с мисс Грегг, – сказал Дермот. – Она… на удивление долго не может прийти в себя.

– Это просто каприз, истерика, – объяснила Элла Зелински. – Она же все время себя заводит. А тут – убийство! Оно не может не выбить ее из колеи.

– А вас, мисс Зелински, не может выбить?

– Когда вокруг тебя целыми днями все только ахают да хватаются за сердце, – сухо ответила Элла, – поневоле впадаешь в другую крайность.

– Вы гордитесь тем, что и бровью не ведете, когда рядом разыгрывается трагедия?

Она обдумала его слова.

– Возможно, это не самая милая черта. Но мне кажется, если такой иммунитет у себя не разовьешь, сама живо чокнешься.

– А у мисс Грегг было… у мисс Грегг трудно работать?

Это был в некотором роде интимный вопрос, но Дермот Крэддок решил провести легкий эксперимент. Если Элла Зелински вскинет голову и глазами спросит его, какое отношение это имеет к убийству миссис Бэдкок, придется признать, что миссис Бэдкок тут действительно ни при чем. Но вдруг Элла Зелински захочет рассказать, что она думает о Марине Грегг?

– Она прекрасная актриса. Ее личное обаяние беспредельно, и оно необыкновенным образом ощущается на экране. Работать у такого человека – большая честь. Ну а в личном плане это, конечно же, чистый кошмар!

– Aгa… – пробормотал Дермот.

– Промежуточных состояний она не знает. Либо на седьмом небе от счастья, либо на дне бездны, эмоции все время через край, а на неделе у нее обязательно семь пятниц, да не дай бог упомянуть при ней третье, пятое и десятое, потому что она обязательно расстроится.

– Например?

– Ни в коем случае – про нервные срывы, про лечебницы для нервных больных. Понятно, к таким темам она особо чувствительна. Ни слова – про детей.

– А чем не угодили дети?

– Представьте, не может видеть детей, слышать о ком-то, кто счастлив с детьми. Стоит ей узнать, что у кого-то появился или вот-вот появится ребенок, она тут же становится несчастной. Ведь рожать она больше не может, а тот ребенок, что все-таки родился, оказался недоразвитым. Вы, наверное, про это слышали?

– Слышал. Печальная история, большое несчастье. Но ведь прошло столько лет, казалось бы, это должно как-то забыться.

– Не забылось. У нее это прямо болезнь. Дети наводят ее на горькие мысли.

– А как к этому относится мистер Радд?

– Ну, ребенок-то был не его. Отец – ее прежний муж, Изидор Райт.

– Прежний муж. Интересно, а где он сейчас?

– Снова женился и живет во Флориде, – без раздумья ответила Элла Зелински.

– Как вы считаете, у Марины Грегг за ее жизнь набралось много врагов?

– Не сказала бы, что сверх меры. Как у всех. Разумеется, враги возникают: из-за другого мужчины, из-за другой женщины, из-за выгодного контракта или зависти. Обычное дело.

– Вам не казалось, что она кого-то боится?

– Марина? Кого-то боится? Не казалось. Боится? С какой стати?

– Не знаю, – признался Дермот. Он взял лист с перечнем фамилий. – Большое спасибо, мисс Зелински. Появятся вопросы – я к вам снова обращусь, если не возражаете.