Агата Кристи - Знаменитые расследования Эркюля Пуаро в одном томе

– Шифон, цвета спелой кукурузы. А что, это так важно?

– Очень важно, мадам.

– Так, значит, вы настоящий детектив? – с любопытством спросила графиня.

– К вашим услугам, мадам.

– А я думала, что на поезде, пока тот идет через Югославию, нет детективов. Что они появляются только в Италии.

– Я детектив не из Югославии, мадам. Я международный детектив.

– Значит, вы работаете на Лигу Наций?

– Я работаю на весь мир, мадам. – В голосе Пуаро появились торжественные нотки. – В основном я работаю в Лондоне. Вы говорите на английском языке? – добавил он по-английски.

– Соовсем ниимного, да.

У нее был очаровательный акцент.

Пуаро еще раз поклонился.

– Мы больше не смеем вас задерживать, мадам. Как видите, это было совсем не страшно.

Женщина улыбнулась, склонила голову и вышла из вагона.

– Elle est jolie femme [49], — в восхищении произнес месье Бук. Потом он вздохнул. – И опять это мало что нам дало.

– Вы правы, – согласился Пуаро. – Эти двое спали и ничего не видели и не слышали.

– Что же, давайте приглашать итальянца?

Какое-то время Пуаро молчал. Он внимательно изучал жирное пятно на венгерском дипломатическом паспорте.

Пуаро встал и слегка потянулся. Когда он посмотрел в нетерпеливые глаза месье Бука, то в его глазах появился блеск.

– Мой дорогой старый друг, – произнес он. – Понимаете, я превратился в сноба! И полагаю, что с первым классом надо разобраться в первую очередь. Поэтому, думаю, теперь мы поговорим с красавчиком полковником Арбэтнотом.

Выяснив, что французский полковника сильно ограничен, Пуаро беседовал с ним на английском. Сначала были уточнены полное имя полковника, его возраст, домашний адрес и занимаемая им должность. После этого Пуаро продолжил:

– Так вы едете домой из Индии на побывку, или, как это у нас называется, en permission? [50]

Полковник Арбэтнот, которого совсем не интересовало, что и как называет эта кучка иностранцев, ответил ему с истинно британской краткостью:

– Да.

– Но вы не стали пользоваться кораблем пароходной компании «Пи энд О»?

– Нет.

– А почему нет?

– По причинам личного характера я предпочел возвращаться наземным путем.

«Ну что, получил, выскочка несчастный?» – казалось, говорил весь его внешний вид.

– И вы приехали прямо из Индии?

– На один день я остановился, чтобы осмотреть Ур Халдейский [51], и три дня провел в Багдаде, у своего старого друга, который служит там начальником артиллерийско-технической службы, – сухо ответил полковник.

– Три дня вы провели в Багдаде, а насколько я понимаю, молодая английская леди, мисс Дебенхэм, тоже едет из Багдада. Вы там с нею не встречались?

– Нет, не встречался. Впервые я увидел мисс Дебенхэм, когда мы следовали в охраняемом железнодорожном вагоне из Киркука в Ниссибин.

Пуаро подался вперед. Сейчас он предпочел напустить на себя вид упрямого, туповатого иностранца.

– Месье, я хочу обратиться к вам с большой просьбой. Вы с мисс Дебенхэм – единственные англичанине на этом поезде. И мне необходимо узнать ваше мнение друг о друге.

– Звучит довольно необычно, – холодно заявил полковник Арбэтнот.

– Не совсем так. Понимаете, это преступление, скорее всего, было совершено женщиной. Убитого ударили ножом не менее двенадцати раз. Даже chef de train немедленно сказал, что это была женщина. И как вы думаете, что я должен сделать в первую очередь? Я должен в первую очередь «оценить», как говорят американцы, всех присутствующих в вагоне Стамбул – Кале женщин. Но оценить англичанку очень сложно. Они все такие закрытые, эти англичанки… Поэтому я умоляю вас, месье, в интересах правосудия рассказать, что за человек мисс Дебенхэм? Что вы о ней знаете?

– Мисс Дебенхэм, – в голосе полковника послышалась теплота, – настоящая леди.

– Ах вот как, – заявил Пуаро с напускной благодарностью. – Значит, вы не думаете, что она может быть замешана в преступлении?

– Подобная идея абсурдна сама по себе, – сказал Арбэтнот. – Этот человек был ей абсолютно незнаком – она никогда его раньше не видела.

– Это она вам так сказала?

– Сказала. Она сразу же сделала замечание по поводу его вызывающе неприятной внешности. И если, как вы считаете, в этом замешана женщина – хотя мне кажется, что у вас нет никаких доказательств, лишь досужие домыслы, – то, смею вас заверить, мисс Дебенхэм совсем не та, кого вы ищете.

– А для вас это, по-видимому, весьма важно, – улыбнулся Пуаро.

Полковник Арбэтнот ответил на его слова ледяным взглядом.

– Я даже не представляю себе, что вы хотите этим сказать.

Казалось, что его взгляд смутил сыщика. Тот опустил глаза и стал бесцельно перебирать бумаги на столе.

– Но это все так, кстати… – заметил он. – Давайте вернемся к фактам. Мы имеем основания полагать, что преступление было совершено в четверть второго ночи. Долг заставляет меня поинтересоваться у каждого пассажира вагона, что он или она делали в это время.

– Очень хорошо. Насколько мне помнится, в четверть второго я беседовал с молодым американцем, секретарем убитого.

– Ах вот как! Это было в вашем купе или в его?

– Я был у него в купе.

– Вы говорите сейчас о молодом Маккуине?

– Да.

– Он ваш друг или просто знакомый?

– Я никогда не встречался с ним до этой поездки. Мы заговорили с ним вчера совершенно случайно, и беседа показалась нам интересной. Обычно я не очень уважаю американцев – пустые и никчемные людишки…

Пуаро улыбнулся, вспомнив мнение Маккуина о британцах.

– Но этот парень мне понравился. У него было несколько совершенно идиотских идей по поводу того, что сейчас происходит в Индии… На мой взгляд, самыми худшими чертами американцев являются их излишняя сентиментальность и идеализм. Так вот, он заинтересовался моим мнением – я ведь провел в этой стране почти тридцать лет. Меня, в свою очередь, интересовало то, что он мог рассказать мне об экономической ситуации в Америке. А потом мы разговорились о мировой политике. Когда я взглянул на часы, то с удивлением увидел, что времени было уже без четверти два.

– То есть в это время вы прервали вашу беседу?

– Да.

– А что вы делали после этого?

– Прошел в свое купе и завалился спать.

– Ваша кровать была уже расстелена?

– Да.

– Вы у нас располагаетесь в купе… дайте-ка я посмотрю… номер пятнадцать. Второе от того конца вагона, который ближе к вагону-ресторану.

– Да.

– А где был проводник, когда вы возвращались в ваше купе?

– Сидел в конце вагона за маленьким столиком. Более того, Маккуин позвал его еще до того, как я вошел в свое купе.

– А зачем он его звал?

– Наверное, чтобы тот расстелил ему постель. Его купе еще не было приготовлено к ночи.

– А теперь, полковник Арбэтнот, я хочу, чтобы вы хорошо подумали. Никто не проходил по коридору, пока вы общались с мистером Маккуином?

– Полагаю, довольно много людей. Я не обращал на это внимания.

– Ах вот как! Я сейчас говорю о последних полутора часах вашей беседы. Вы ведь выходили в Винковцах, правильно?

– Да, но только на одну минуту. Мела настоящая пурга, холод был просто ужасающий. В этой ситуации душный вагон показался нам настоящим спасением, хотя обычно я считаю, что то, как они топят в этих вагонах, совершенно недопустимо.

Месье Бук вздохнул.

– Очень трудно угодить всем и каждому, – заметил он. – Англичане – они вообще любители все открывать, а вот другие – те все плотно закрывают. Все это очень сложно.

Ни Пуаро, ни полковник не обратили на это замечание никакого внимания.

– А теперь, месье, попробуйте вспомнить, – голос сыщика звучал ободряюще. – На улице стужа. Вы возвращаетесь в вагон, садитесь и закуриваете – может быть, сигарету, а может, и трубку… – Он замолчал буквально на одно мгновение.

– Я любитель трубки. Маккуин курил сигареты.

– Поезд вновь трогается. Вы курите вашу трубку, обсуждаете европейскую и мировую политику. Уже поздно, и большинство пассажиров отошли ко сну. Кто-нибудь проходил мимо двери? Постарайтесь вспомнить…

Напряженный мыслительный процесс заставил полковника нахмуриться.

– Сложно сказать, – ответил он. – Понимаете, я совсем не обращал на это внимания.

– Но у вас должна быть военная привычка все замечать. Как говорится, все видеть, ничего не видя.

Арбэтнот опять задумался, но покачал головой:

– Не могу сказать. Никого, кроме проводника, я не помню. Хотя подождите-ка… мне кажется, что была еще женщина.

– Вы видели ее? Она была молодая или старая?

– Я ее не видел. Даже не смотрел в ее сторону. Помню просто шуршание материала и аромат.

– Аромат? Приятный?

– Такой… довольно насыщенный, если вы меня понимаете. То есть я хочу сказать, что вы почувствуете его и за сотню ярдов. Хотя, – тут полковник заторопился, – это могло произойти и раньше. Понимаете, как вы сами только что сказали, это была одна из тех вещей, которые замечаешь не замечая. В какой-то момент вчера вечером я сказал себе: «Женщина – запах – какой сильный». Но когда это случилось, я совсем не уверен; помню только, что… ну да, это должно было быть после Винковцев.

– А почему вы так думаете?

– Да потому, что почувствовал я этот запах именно в тот момент, когда говорил о том, что сталинский пятилетний план полностью провалился. Я еще помню, что этот запах напомнил мне о положении женщин в России. А до России мы добрались почти в самом конце разговора.

– Точнее вы не можете вспомнить?

– Н-нет. Это произошло где-то в последние полчаса.

– Это было уже после того, как поезд остановился?

– Да, я почти в этом уверен, – кивнул полковник.

– Ну что ж, на том и порешим. Вы когда-нибудь были в Америке, полковник Арбэтнот?