– Ну, боюсь, не так уж я и известен, – со смехом произнес молодой человек.

– Лучше сказать – неизвестен тем, кому не следует о вас знать, – уточнил Пуаро. – Большинство знакомых капитана Харви считают его очень милым, но довольно безмозглым молодым человеком, который интересуется только травлей лисиц да танцами.

Тут уж и я рассмеялся.

– Ну ладно, перейдем к делу, – сказал Пуаро. – Значит, вы считаете, что время настало?

– Мы уверены в этом, сэр. Китай сейчас оказался в политической изоляции. Что там происходит, никому не известно. Никаких новостей оттуда нет, ни по телеграфу, ни иными путями… После социального взрыва – полное молчание!

– Ли Чанг Йен проявил себя. А остальные?

– Эйб Райланд неделю назад прибыл в Англию, а вчера отправился на континент.

– А мадам Оливер?

– Мадам Оливер прошлой ночью выехала из Парижа.

– В Италию?

– Да, сэр, в Италию. Насколько мы понимаем, они оба направляются именно в то место, которое вы назвали… хотя откуда вам стало известно…

– Ах, мне тут как раз и нечем особо похвастать! Это работа Гастингса. Он, видите ли, скрывает свой ум, но его ум глубок!

Харви посмотрел на меня с уважением, и я ощутил некоторую неловкость.

– Итак, все на ходу, – сказал Пуаро. Он теперь был абсолютно серьезен и даже слегка побледнел. – Время пришло. Вы все подготовили?

– Все ваши приказы в точности выполнены. Правительства Италии, Франции и Англии поддерживают вас, и мы работаем синхронно со всеми разведслужбами.

– Это, по сути, что-то вроде новой Антанты, – сухо заметил Пуаро. – Я рад, что наконец сумели убедить Дежардо. Что ж, начнем… точнее, я начну. Вы, Гастингс, останетесь здесь – да, прошу вас! Поверьте, друг мой, так будет лучше… я не шучу.

Я верил, но вовсе не собирался оставаться в тылу. Короткий спор с Пуаро завершился в мою пользу.

Лишь когда мы очутились в поезде, мчащем нас к Парижу, мой друг признал, что вообще-то доволен моей настойчивостью.

– Потому что вы – часть игры, Гастингс. Важная часть! Без вас я могу и проиграть. Тем не менее я чувствовал, что моя обязанность – попытаться избавить вас от опасности.

– Так, значит, нас ждет опасность?

– Mon ami, там, где Большая Четверка, всегда опасно!

Прибыв в Париж, мы тут же отправились на другой вокзал, и только тогда Пуаро сообщил о конечной цели нашего путешествия. Мы ехали в Больцано, итальянский Тироль.

Когда Харви зачем-то вышел из экипажа, я, воспользовавшись случаем, спросил Пуаро, почему он сказал, будто это я разведал место встречи Большой Четверки.

– Потому что так оно и было, друг мой. Я не знаю, как Инглзу удалось раздобыть такие сведения, но он это сделал, и он послал к нам своего слугу. Мы направляемся, mon ami, в Карерси, хотя теперь итальянцы называют это место Лаго ди Карецца. Теперь вы понимаете, чем обернулась ваша «Кара Зия», а также «карроза» и «ларго»… Генделя приплело сюда ваше неуемное воображение.

– Карерси? – переспросил я. – Никогда о нем не слышал!

– Я всегда говорил вам, что англичане не знают географии. А ведь это хорошо известный, прекрасный курорт, в четырех тысячах футов над уровнем моря, в самом сердце Доломитовых Альп.

– И это и есть тихий уголок, который Большая Четверка избрала для сбора?

– Скорее там их штаб-квартира. Знак сбора подан, и они намерены теперь исчезнуть с глаз всего мира и отдавать приказы из своей горной цитадели. Там уже провели разведку. Вокруг городка – множество каменных карьеров и разработок минералов, и практически все компании (а в основном там представлены небольшие итальянские фирмы) на самом деле принадлежат Эйбу Райланду. Готов поклясться, что там есть огромные подземные пещеры, вход в которые найти практически невозможно. И оттуда руководители организации могут по радио отдавать приказы своим последователям, которых уже тысячи в каждой стране. А потом из-под скал в Доломитах восстанут над миром новые диктаторы. То есть я хочу сказать, восстали бы, если бы не Эркюль Пуаро.

– Вы в это действительно верите, Пуаро? А как насчет армий и всего государственного аппарата цивилизованных стран?

– А как насчет России, Гастингс? Это будет новая Россия, только в необозримо бóльших масштабах… К тому же у нас возникает дополнительная угроза: в своих экспериментах мадам Оливер зашла даже дальше, чем рассчитывала. Я уверен, что она довольно преуспела в освобождении энергии атома и может использовать ее в своих целях. Успешными были и ее опыты с атмосферным азотом, а еще она работала над передачей энергии без проводов – и в результате получен луч огромной разрушающей силы, который можно направить на любой желаемый объект. Вообще-то никому в точности не известно, что еще может эта леди, но можно не сомневаться: может она куда больше, чем предполагает ученый мир. Она гений, эта женщина, – мадам Кюри ничто рядом с ней. Добавьте к ее гениальности практически неограниченные средства Эйба Райланда и мозги Ли Чанг Йена, величайшего из всех известных в истории преступного ума, создающего планы, – и пожалуйста, цивилизации конец!

Слова Пуаро заставили меня глубоко задуматься. Хотя мой друг любил использовать в своей речи преувеличения, он при этом вовсе не был паникером. И я впервые осознал, в какую отчаянную и безнадежную борьбу мы ввязались.

Харви вскоре вернулся, и мы поехали дальше.

В середине дня мы добрались до Больцано. Оттуда мы должны были ехать на машинах. Несколько больших синих автомобилей стояли на центральной площади города, и мы втроем сели в один из них. Пуаро, несмотря на дневную жару, поднял воротник пальто и закутался в шарф. Только и видно было, что глаза да кончики ушей.

Я не знал, было ли это попыткой маскировки, или же просто Пуаро боялся схватить простуду. Мы ехали около двух часов. Это было воистину прекрасное путешествие. Первую половину пути мы мчались вверх и вниз по горному серпантину с искрящимися водопадами по одну сторону дороги. Потом мы выбрались в плодородную долину, протянувшуюся на несколько миль, а затем, поднимаясь, стремясь теперь уже только вверх и вверх, дорога завела нас в густые сосновые леса, и мы уже видели над собой заснеженные каменистые вершины. В целом местность была дикой и чарующей. Потом последовало несколько крутых поворотов дороги, по-прежнему шедшей среди сосен, и внезапно перед нами возник большой отель – конечный пункт нашей поездки.

Для нас был заказан номер, и Харви проводил меня и Пуаро прямиком туда. Окна наших комнат выходили на каменистые вершины поодаль и ведущие к ним длинные склоны, поросшие соснами.

Пуаро всмотрелся в ближайший склон.

– Так это здесь? – негромко спросил он.

– Да, – ответил Харви. – Это место называют лабиринтом Фельсена – видите, там самым беспорядочным образом нагромождены валуны и между ними вьется тропинка? Справа от них – карьер. Но мы думаем, что вход в подземное убежище – в лабиринте Фельсена.

Пуаро кивнул.

– Идемте, друг мой, – обратился он ко мне. – Спустимся вниз и посидим на террасе, полюбуемся на солнце.

– Вы думаете, это будет мудрым поступком? – спросил я.

Он лишь пожал плечами.

Солнце здесь было великолепным – вообще-то говоря, оно было для меня даже слишком ярким. Мы вместо чая выпили кофе со сливками, потом поднялись к себе и распаковали свой скудный багаж. Пуаро пребывал в особом настроении, впав в своего рода мечтательность. Раз-другой он покачал головой в ответ на собственные мысли и глубоко вздохнул.

Меня весьма заинтересовал некий мужчина, вышедший вместе с нами из поезда в Больцано; его ожидал частный автомобиль с шофером. Он был маленького роста, и мое внимание привлекло то, что он был почти так же закутан, как Пуаро. И более того, вдобавок к пальто и шарфу он нацепил огромные синие очки. Я был убежден, что это – представитель Большой Четверки. Но Пуаро, похоже, не проникся моей идеей; однако позже, когда я выглянул из окна своей спальни и увидел этого же самого человека гуляющим вокруг отеля, Пуаро признал, что, возможно, в моем предположении что-то есть.

Я настаивал, чтобы мой друг не спускался к ужину, однако он решил по-своему. Мы вошли в ресторанный зал довольно поздно, и нас проводили к столику возле окна. Как только мы сели, наше внимание привлек чей-то вскрик и грохот бьющегося фарфора. Большое блюдо зеленой фасоли опрокинулось на человека, сидевшего за столиком по соседству с нами.

Прибежал старший официант и рассыпался в извинениях.

Вскоре, когда нам подавали суп, Пуаро заговорил с официантом:

– Какое неприятное происшествие, в самом деле. Но вашей вины тут нет.

– Мсье все видел? Да, я тут ни при чем. Тот джентльмен вдруг как подпрыгнет на стуле – я даже подумал, что у него что-то вроде приступа. Я ничего не мог поделать!

Я увидел, как глаза Пуаро засияли так хорошо знакомым мне зеленым светом; когда официант удалился, мой друг сказал негромко:

– Вы видите, Гастингс, эффект появления Пуаро – живого и невредимого!

– Вы полагаете…

Я не успел продолжить, потому что ощутил на колене руку Пуаро, и он взволнованно прошептал:

– Смотрите, Гастингс, смотрите! Что он делает с хлебом! Номер Четвертый!

В этом и вправду можно было не сомневаться. Человек, сидевший за соседним столом, был чрезвычайно бледен, а его пальцы машинально постукивали по столу кусочком хлеба.

Я внимательно рассмотрел его. Его лицо, гладко выбритое и довольно полное, выглядело нездорово, под глазами залегли тени, от носа к углам рта бежали глубокие складки. Ему могло быть от тридцати пяти до сорока пяти. Он ничем не напоминал ни один из тех персонажей, в роли которых мы уже видели Номер Четвертый. Да, если бы не его странная привычка играть с кусочком хлеба, о которой он явно и не подозревал, я с готовностью поклялся бы, что человека, сидящего неподалеку, я вижу впервые в жизни.

– Он узнал вас, – пробормотал я. – Вам не следовало спускаться.