Медсестра сидела в кресле у окна – приятная женщина средних лет в темно-голубой униформе. Ей, похоже, трудно было приступить к рассказу, но Пуаро сумел быстро завоевать ее доверие, и она заговорила:

– Видите ли, мсье Пуаро, я прежде никогда не сталкивалась с чем-либо подобным. Меня от Ларкской сестринской общины направили в некий дом в Хертфордшире. К старому джентльмену, мистеру Темплтону. Это очень приятный дом, и люди там приятные. Жена, миссис Темплтон, намного моложе супруга, и еще с ними живет его сын от первого брака. Я не знаю, хорошо ли ладят между собой молодой человек и его мачеха. Он, видите ли… его не назовешь полностью нормальным. Не то чтобы совсем уж придурковатый, но определенно слишком тупой. Ну, болезнь пожилого мистера Темплтона с самого начала показалась мне очень загадочной. Временами он вроде как бывал совершенно здоров, а потом вдруг у него начинался желудочный приступ с болями и тошнотой. А врач, похоже, считал, что все в порядке, он ничего мне не говорил. Но я поневоле об этом раздумывала. А потом…

Она замолчала и сильно покраснела.

– Произошло нечто, пробудившее в вас подозрения? – спросил Пуаро.

– Да.

Но, похоже, ей было трудно продолжить рассказ.

– Я обнаружила, что и слуги об этом сплетничают…

– О болезни мистера Темплтона?

– О нет! О… о другом…

– О миссис Темплтон?

– Да.

– Миссис Темплтон и доктор, возможно?..

На такие вещи у Пуаро был сверхъестественный нюх. Сиделка бросила на него благодарный взгляд и продолжила:

– Они действительно сплетничали. А однажды я сама увидела их вместе… в саду…

Больше она ничего не добавила. Но наша клиентка была настолько взволнована, незачем было расспрашивать, что именно она заметила. Несомненно, увиденного ей было достаточно, чтобы сделать собственные выводы о ситуации в доме.

– Приступы становились все сильнее и сильнее. Доктор Тревес сказал, что это вполне естественно, и что этого следовало ожидать, и что мистер Темплтон едва ли проживет долго. Но я никогда прежде не видела ничего подобного – а я уже много лет работаю сиделкой. На мой взгляд, это было слишком уж похоже на… на…

Она помолчала, колеблясь.

– На отравление мышьяком? – подсказал Пуаро.

Она кивнула.

– И еще он, я имею в виду пациента, сказал как-то раз нечто непонятное, странное. Он сказал: «Они меня достанут, эти четверо. Они меня достанут».

– А? – вскрикнул Пуаро.

– Да, он именно это произнес, мсье Пуаро. У него в тот момент был сильный приступ боли, конечно, и он едва ли осознавал, что вообще говорит что-то.

– «Они меня достанут, эти четверо», – задумчиво повторил Пуаро. – Как вы думаете, кого он подразумевал под «четырьмя»?

– Вот уж этого я не могу сказать, мсье Пуаро. Я подумала, он, возможно, имел в виду жену, сына, и доктора, и, возможно, мисс Кларк, компаньонку миссис Темплтон. Как раз четверо получается, правда? Он мог решить, что они сговорились против него.

– Вполне вероятно, вполне вероятно, – озабоченным тоном пробормотал Пуаро. – А как насчет пищи? Вы принимаете необходимые меры предосторожности?

– Я делаю все, что могу. Но, конечно, иной раз миссис Темплтон сама подает ему обед, и еще у меня же есть выходные дни.

– Да, верно. И ваши подозрения недостаточно тверды, чтобы вы могли обратиться в полицию?

На лице сиделки отразился ужас, едва она услышала слова Пуаро.

– О! Нет… Но я вот что сделала, мсье Пуаро. У мистера Темплтона был недавно особо сильный приступ после того, как он съел суп. Я собрала со дна тарелки остатки в пузырек и, когда сегодня мне дали выходной, чтобы я могла навестить больную матушку, забрала его с собой. Мистер Темплтон с утра неплохо себя чувствовал.

Она достала из сумки маленький флакон с темной жидкостью и подала его Пуаро.

– Блестяще, мадемуазель. Мы немедленно отправим это на анализ. Если вы вернетесь сюда, ну скажем, через час, я смогу сообщить вам, обоснованны ли ваши подозрения.

Узнав у посетительницы, как ее зовут и в каком медицинском учреждении она училась, Пуаро отпустил сиделку. Затем написал записку и, приложив ее к бутылочке, вызвал прислугу, чтобы отправить все в лабораторию. Пока мы ожидали результатов, Пуаро развлекался тем, что, к немалому моему удивлению, взялся за проверку личности медицинской сестры.

– Да-да, друг мой, – пояснил он, обращаясь ко мне. – Я должен быть осторожен. Не забывайте, что Большая Четверка идет по нашему следу.

Однако вскоре он убедился в том, что сиделка по имени Мейбл Палмер действительно направлена в дом Темплтона Ларкской общиной по запросу супруги больного.

– Пока что все в порядке, – сказал Пуаро, подмигнув мне. – А вот и сиделка Палмер возвращается, а заодно и результаты из лаборатории несут.

Действительно, они прибыли одновременно.

И медсестра, и я с нетерпением ждали, пока Пуаро прочитает отчет лаборатории.

– Там есть мышьяк? – едва слышно спросила сиделка.

Пуаро покачал головой, складывая лист бумаги.

– Нет.

Мы оба были невероятно удивлены.

– Мышьяка там нет, – продолжил Пуаро. – Но там есть сурьма. И по этому поводу мы немедленно отправляемся в Хертфордшир. Молите бога, чтобы мы успели.

Было решено, что проще всего будет, если Пуаро представится как детектив, кем он в действительности и являлся, а поводом для его посещения и расспросов миссис Темплтон станет некая служанка, недавно работавшая в доме и уволенная; имя девушки сообщила нам сиделка Палмер. Якобы ту девицу подозревают в краже драгоценностей по прежнему месту службы.


Было уже довольно поздно, когда мы прибыли в Элмстед (так называлось поместье). Мы подождали минут двадцать после того, как сиделка вошла, чтобы не возникло лишних вопросов по поводу нашего одновременного появления.

Миссис Темплтон, высокая смуглая женщина, с беспокойным взглядом и манерными движениями, согласилась принять нас. Я заметил, что, когда Пуаро сообщил о роде своих занятий, она как-то резко, с шипением, вдохнула, как будто ее это поразило, но с готовностью ответила на все его вопросы об уволенной горничной. А затем, чтобы испытать леди, Пуаро принялся рассказывать длинную историю о случае с отравлением, который ему якобы довелось недавно расследовать. В истории фигурировала неверная жена. Глаза Пуаро во время рассказа не отрывались от лица миссис Темплтон, и ей, как она ни старалась, не удалось скрыть все нарастающее волнение. Внезапно она что-то пробормотала и поспешила вон из комнаты.

Но мы недолго оставались одни. Почти сразу в гостиную вошел коренастый человек с короткими рыжими усами и в пенсне.

– Доктор Тревес, – представился он. – Миссис Темплтон попросила меня принести за нее извинения. Она, знаете ли, не слишком хорошо себя чувствует. Волнение за мужа и прочее в этом роде. Я предписал ей бром и постель. Но она надеется, что вы останетесь разделить с нами скромную трапезу, а я постараюсь уговорить вас. Мы здесь слыхали о вас, мсье Пуаро, и мы надеемся воспользоваться случаем и получить удовольствие от вашего визита. А, вот и Микки!

В гостиную, волоча ноги, вошел молодой человек. У него были необычайно круглое лицо и высоко поднятые брови, придающие ему глупый вид – как будто он постоянно пребывал в удивлении. Он неловко ухмылялся, когда мы пожимали друг другу руки. Это, понятно, был приемный сын хозяйки.

Вскоре мы направились в столовую. Доктор Тревес вышел ненадолго – чтобы откупорить какое-то вино, я думаю, – и неожиданно физиономия юноши поразительным образом изменилась. Он наклонился вперед, таращась на Пуаро.

– Вы приехали из-за отца, – заявил он, кивая головой, – уж я-то знаю. Я знаю многое, но никто об этом не догадывается. Матушка будет счастлива, когда отец умрет и она сможет выйти замуж за доктора Тревеса. Вы знаете, она мне не родная мать. Я ее не люблю. Она хочет, чтобы отец умер.

Сцена вышла чудовищная. К счастью, прежде чем Пуаро успел хоть что-то произнести, доктор вернулся, и мы принялись беседовать о разных вещах.

А потом вдруг Пуаро с глухим стоном откинулся на спинку стула. Его лицо исказилось от боли.

– Боже мой, сэр, что с вами? – воскликнул доктор.

– Спазм. Я к ним привык. Нет-нет, мне не требуется ваша помощь, доктор. Если можно, я бы прилег на минутку-другую где-нибудь наверху.

Его просьба была немедленно удовлетворена, и я проводил своего друга наверх, где он, испуская громкие стоны, повалился на кровать.

В первые минуты я и вправду решил, что ему плохо, но быстро сообразил, что Пуаро – как это уже случалось – разыгрывает комедию и что ему просто нужно остаться одному наверху, поблизости от спальни больного хозяина дома.

Поэтому я оказался вполне готов к тому, что, как только мы с Пуаро остались наедине, он вскочил на ноги.

– Быстрее, Гастингс, в окно! Там снаружи плющ. Мы можем выбраться, пока нас не заподозрили.

– Выбраться?

– Да, мы должны немедленно бежать из этого дома! Вы обратили на него внимание за обедом?

– На доктора?

– Нет, на молодого Темплтона! Он играл с кусочком хлеба. Помните, что рассказала нам Флосси Монро незадолго до смерти? Этот ее Клод Даррел имел привычку постукивать кусочком хлеба по столу, собирая на него крошки. Гастингс, это заговор, и этот юноша, который выглядит полным глупцом, – наш заклятый враг Номер Четвертый! Скорее!

Я не стал тратить время на споры. Пусть все это выглядело слишком невероятным, все равно лучше было не медлить. Мы как можно более тихо и осторожно спустились вниз, цепляясь за стебли плюща, и прямиком помчались к городку и железнодорожной станции. Мы как раз успели на последний поезд в 8.34, который прибывал в Лондон около одиннадцати вечера.

– Заговор, – задумчиво сказал Пуаро. – Кто в него вовлечен, хотел бы я знать? Я подозреваю, что все семейство Темплтон состоит на службе у Большой Четверки. Неужели они намеревались просто заманить нас в ловушку и прихлопнуть? Или тут что-то посложнее? Может быть, они собирались играть комедию, чтобы поддерживать мой интерес какое-то время, а сами пока… что? Что им нужно было сделать? Хотел бы я знать…