– Что здесь произошло? – в полном недоумении спросил я.

– Произошло как раз то, о чем мы с вами говорили: из двух возможных выводов я сделал неверный. Вы ведь слышали: я говорил, что любой девушке нетрудно было бы изобразить Соню Давилову, потому что они с дядей не виделись много лет?

– Ну, и?..

– Ну, и противоположное точно так же верно. Кому угодно нетрудно было бы притвориться ее дядей.

– Что?!

– Саваронов действительно погиб во время революции. Человек, делавший вид, что он сбежал из горнила революционных страстей, человек, изменившийся настолько, что «старые друзья с трудом его узнавали», человек, так удачно получивший в наследство огромное состояние…

– Ну, ну… кто же он?

– Номер Четвертый. Можно не сомневаться в том, что он испугался, когда Соня рассказала ему, как она подслушала его слова о Большой Четверке. Снова он проскользнул у меня сквозь пальцы! Он догадался, что в конце концов я выйду на правильный путь, так что отправил честного Ивана с узлом, чтобы отвлечь наше внимание, усыпил девушку – и сбежал, и теперь, без сомнения, уже успел превратить в наличные основную часть наследства русской благодетельницы.

– Но… но тогда кто пытался его убить?

– Никто не пытался убить его. Уилсон и был назначенной жертвой.

– Но почему?

– Друг мой, Саваронов был вторым по силе шахматистом мира. А Номер Четвертый, скорее всего, едва смог выучить несколько дебютов. Конечно, он не мог допустить, чтобы его разоблачили. Он сделал все для того, чтобы избежать встречи. Когда его попытки потерпели неудачу, судьба Уилсона была решена. Любой ценой нужно было скрыть то, что великий Саваронов вообще не умеет играть в шахматы. Уилсон обычно начинал дебютом Лопеса, и можно было почти с полной уверенностью сказать, что и в этот раз он использует именно его. Номер Четвертый подготовил смерть противника на третьем ходу, в тот момент, когда лишь начинается настоящая игра.

– Но, мой дорогой Пуаро, – настойчиво продолжил я расспросы, – разве мы имеем дело с сумасшедшим? Я внимательно следил за вашими рассуждениями и признаю, что вы должны быть правы, однако убить человека лишь ради того, чтобы не выйти из роли? Уж, наверное, были куда более простые пути, зачем такие сложности? Он мог просто сказать, что врач запретил ему напрягаться!

Пуаро наморщил лоб.

– Certainement[209], Гастингс, – сказал он, – другие пути были, но не такие убедительные. Кроме того, вы исходите из предположения, что убийства всегда следует избегать, не так ли? Ну, а мысль Номера Четвертого работает иначе. Я поставил себя на его место, вы на это не способны. Я ощутил его мысли. Он наслаждался ролью гроссмейстера, начиная этот матч. Не сомневаюсь, он даже посещал шахматные турниры, чтобы изучить свою роль. Он сидел и хмурился, изображая работу мысли; он создавал впечатление, что строит великие планы, и все это время внутренне умирал со смеху. Он-то знал, что ему известны только два хода… и что ему просто нет надобности знать больше. И ему нравилось предвидеть ход событий и заставить человека стать своим собственным палачом в тот самый момент, когда того хотелось Номеру Четвертому… О да, Гастингс, я начинаю понимать нашего друга и его психологические особенности.

Я вздрогнул.

– Ну, предположим, вы правы, но я не понимаю, почему кто-то рискует, когда этого можно с легкостью избежать.

– Риск! – фыркнул Пуаро. – Да где же тут риск? Разве Джепп разобрался в загадке? Нет, и если бы Номер Четвертый не совершил одну маленькую ошибку, он мог бы совершенно избежать риска.

– Какую ошибку? – спросил я, хотя и подозревал уже, каким будет ответ.

– Mon ami, он не учел серые клеточки Эркюля Пуаро.

Пуаро обладает множеством достоинств, но скромность в их число не входит.

Глава 12

Западня с наживкой

Была середина января, над Лондоном повис типичный английский день, сырой и грязный. Мы с Пуаро сидели в креслах, придвинутых к камину. Я заметил, что мой друг поглядывает на меня с лукавой улыбкой, в значении которой я ничуть не усомнился.

– Пенни за ваши мысли, – весело сказал я.

– Я думаю, друг мой, о том, что в середине лета, когда вы приехали, вы сказали, что намерены задержаться в этой стране на пару месяцев, не больше.

– Разве я так говорил? – немножко фальшиво удивился я. – Не помню.

Улыбка Пуаро стала шире.

– Говорили, mon ami. С тех пор ваши планы изменились, не правда ли?

– Э… ну, да.

– И почему же?

– Да будет вам, Пуаро, вы же не думаете, что я уеду и оставлю вас наедине с такой штукой, как Большая Четверка, а?

Пуаро чуть заметно кивнул:

– Я так и предполагал. Вы преданный друг, Гастингс. Мне на пользу ваше пребывание здесь. Но ваша жена… маленькая Синдерелла, как вы ее называете, что она говорит по этому поводу?

– Не стану вникать в детали, конечно, однако она понимает. Уж она-то последняя, кто пожелал бы мне отвернуться от друга.

– Да-да, она тоже преданный товарищ. Но дело, возможно, затянется.

Я кивнул, несколько обескураженный.

– Да, уже шесть месяцев, – пробормотал я, – и к чему мы пришли? Знаете, Пуаро, я не могу удержаться от мысли, что мы должны… ну, предпринять что-то.

– Вы, как всегда, полны жажды действия, Гастингс! Но чего именно вы ждете от меня?

Вопрос был нелегким, но я не собирался отступать.

– Мы должны атаковать, – предположил я. – Что мы вообще сделали за все это время?

– Больше, чем вам кажется, друг мой. Мы ведь установили личности Номера Второго и Номера Третьего, и мы не так уж мало узнали о способах и методах действия Номера Четвертого.

Мне стало немного легче. Когда Пуаро сказал это, все показалось не таким уж безнадежным.

– О да, Гастингс, мы сделали немало. Верно, конечно, то, что я не готов предъявить обвинение Райланду или мадам Оливер – кто бы мне поверил? Вы помните, я однажды подумал, что ловко загнал Райланда в угол? Тем не менее я изложил свои подозрения кое-где… на высоком уровне… да, я говорил с лордом Элдингтоном, которому помог в деле с украденными чертежами подводных лодок, я предоставил ему полную информацию о Большой Четверке… и хотя другие, возможно, усомнились бы в моих словах, он мне верит. Райланд, и мадам Оливер, и даже сам Ли Чанг Йен могут заниматься чем угодно, на них теперь направлено пристальное внимание.

– А Номер Четвертый? – спросил я.

– Как я только что говорил – я начинаю познавать и понимать его методы. Вы можете улыбаться, Гастингс, но проникнуть в суть человеческой личности, точно знать, как он поступит при тех или иных обстоятельствах, – это и есть начало успеха. Мы с ним вступили в схватку, и в то время как он постепенно раскрывается передо мной, я не даю ему возможности постичь меня. Уверяю вас, Гастингс, они с каждым днем все сильнее боятся меня – именно потому, что я бездействую.

– Но они вообще не замечают нас, – возразил я. – Они больше не покушаются на вашу жизнь, не устраивают засад.

– Да, – задумчиво сказал Пуаро, – и в целом меня это удивляет. Тем более что у них есть один-два способа добраться до нас, совершенно очевидных. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я?

– О какой-нибудь адской машине? – рискнул предположить я.

Пуаро нетерпеливо и раздраженно прищелкнул языком.

– Да нет же! Я взываю к вашему воображению, а вы не можете представить ничего более тонкого, нежели бомба в камине! Ох, мне нужно купить спичек, я прогуляюсь, пожалуй, несмотря на погоду. Простите, друг мой, но я никогда не поверю, чтобы вы одновременно читали «Будущее Аргентины», «Зеркало общества», «Разведение крупного рогатого скота», «Красную улику» и «Горный спорт»!

Я расхохотался и признал, что мое внимание занято прежде всего «Красной уликой». Пуаро печально покачал головой:

– Так поставьте остальные на полку! Никогда, никогда я не научу вас порядку и методу. Mon Dieu, для чего же существуют книжные полки?!

Я извинился за беспорядок, и Пуаро, расставив по местам томики, ушел, оставив меня наслаждаться выбранной книгой.

Тем не менее должен признать, что я почти заснул над ней, когда миссис Пирсон постучала в дверь, разбудив меня.

– Вам телеграмма, капитан.

Я вскрыл оранжевый конверт без особого интереса.

И тут же окаменел.

Телеграмма была от Бронсена, моего управляющего на южноамериканском ранчо, и гласила она следующее:


«Миссис Гастингс исчезла вчера боюсь похищена какой-то бандой называющей себя Большой Четверкой предупредили о том что не следует заявлять в полицию но больше никаких известий Бронсен».


Я выставил миссис Пирсон из комнаты и сел, ошеломленный, снова и снова перечитывая короткий текст. Синдерелла похищена! Она в руках проклятой Большой Четверки! Боже, что же мне делать?

Пуаро! Я должен найти Пуаро. Он что-нибудь придумает. Он с ними как-нибудь справится. Он вернется через несколько минут. Я должен набраться терпения. Но Синдерелла, Синдерелла… в руках Большой Четверки!

Снова раздался стук в дверь. Заглянула миссис Пирсон:

– Вам записка, капитан… принес какой-то диковатый китаец. Он ждет внизу.

Я выхватил записку из рук миссис Пирсон. Текст был коротким и деловым:

«Если вы хотите еще когда-нибудь увидеть свою жену, немедленно отправляйтесь с человеком, доставившим вам это письмо. Не оставляйте никаких сообщений вашему другу, иначе ваша жена пострадает».

Вместо подписи стояла большая цифра 4.

Что я мог сделать? Что бы вы сделали на моем месте?

У меня не оставалось времени на размышления. Я знал лишь одно: Синдерелла во власти этих дьяволов. Я должен повиноваться… Я не могу рискнуть даже волоском на голове любимой. Я должен пойти с этим китайцем, куда бы он меня ни повел. Да, это ловушка, она означает плен и даже, возможно, смерть, но речь идет о существе, дороже которого нет для меня в мире, и я не вправе колебаться…