Я очень гордился тем, что у меня был свой маленький отряд, – ведь солдатом я прослужил без году неделя, да ещё эта нога. Две ночи прошли безо всяких происшествий. Мои пенджабцы были рослые, свирепого вида сикхи. Одного звали Мохаммед Сингх, другого Абдулла Хан, оба воевали против нас под Чилианвалла. По-английски они говорили довольно хорошо, но я с ними общался мало. Они предпочитали держаться вдвоём и что-то лопотали всё время на своём странном сикхском языке. Я же обычно стоял снаружи возле двери и смотрел вниз на широкую извивающуюся ленту реки и на мерцающие огни древнего города. Дробь барабанов и тамтамов, крики и пение мятежников, опьянённых опиумом и гашишем, напоминали нам всю ночь об опасности, грозившей с того берега. Каждые два часа дозор центральной охраны обходил посты, проверяя, всё ли благополучно.

Третья ночь моего дежурства была особенно тёмной и мрачной, то и дело моросил дождь. Ничего нет хуже стоять час за часом на страже в такую ночь. Я несколько раз пытался заговорить со своими необщительными товарищами, но всё безуспешно. В два часа ночи пришёл дозор и немного скрасил моё тоскливое бдение. Видя, что мне не удастся втянуть сикхов в разговор, я вынул трубку, положил ружьё и чиркнул спичкой. И в тот же миг оба сикха набросились на меня. Один схватил мой мушкет и занёс его над моей головой, второй приставил к моему горлу длинный нож и поклялся сквозь зубы всадить мне его в глотку, если я пошевелюсь.

Моей первой мыслью было, что негодяи в заговоре с мятежниками и что это – начало штурма. Если бы восставшие захватили наш вход, то крепость бы пала и все женщины и дети оказались бы в их руках. Возможно, джентльмены, вы подумаете сейчас, что я хочу расположить вас в свою пользу, но даю слово, что, когда я сообразил это, то, забыв о ноже, я уже раскрыл было рот, чтобы закричать, – пусть это был бы мой последний крик. Державший меня сикх точно прочитал мои мысли, ибо, видя мою решимость, прошептал мне на ухо: «Не поднимай шума. Крепость в безопасности. На нашем берегу нет негодяев-мятежников». Голос его звучал искренне, к тому же я знал: стоит мне издать звук, песенка моя спета. Это я прочёл в глазах шептавшего. Поэтому я решил подождать и посмотреть, что они хотят от меня.



– Послушай, сагиб, – сказал один из них, тот, у которого был более свирепый вид и которого звали Абдулла Хан. – Либо ты должен присоединиться к нам, либо ты замолчишь навеки. Мы не можем ждать: дело слишком важное. Или ты душой и телом будешь наш и поклянёшься в этом на христианском кресте, или твоё тело этой ночью будет брошено в канаву, а мы уйдём к повстанцам на ту сторону реки. Выбора у тебя нет. Ну что – жизнь или смерть? Даём на размышление три минуты. Время идёт, а надо всё кончить до возвращения дозора.