«Английский писатель Конан Дойл, который создал образ добродушного детектива Шерлока Холмса, только что женился. Французский журналист поведал нам, что молодая леди была настолько увлечена необычайными приключениями короля детективов, что согласилась выйти за него замуж».

Венчание состоялась в церкви Сент Маргарет, в Вестминстере. Чтобы избежать толп зевак, которых Конан Дойл терпеть не мог, название церкви не разглашалось. Приглашены были только ближайшие родственники и несколько друзей. Когда в отдаленном уголке аббатства около церкви Сент Маргарет был поднят полосатый занавес, остановились лишь немногие из прохожих.

Первым прибыл жених, тяжело ступая, одетый в традиционный сюртук, в белом жилете, с большим жасмином в петлице, выглядевший, по словам одного репортера, «в высшей степени счастливым». В качестве шафера выступал взволнованный Иннес. Далее шли гости во главе с седовласой, в парчовом платье Мадам. В два часа, опираясь на руку отца, из подъехавшего автомобиля вышла Джин Леки в отделанном испанскими кружевами и жемчугом белом шелковом платье с длинным шлейфом.

Богослужение совершал зять жениха священник Сирил Энджелл. Одетый как паж пятилетний сын Сирила и Додо нес шлейф невесты, когда Джин проходила в церкви между рядами в сопровождении подруг Лили Лодер-Саймондс и Лесли Роуз. В церкви было прохладно, пахло цветами, там царили эмоции и возбуждение. Один из очевидцев рассказывает, что жених выкрикивал свои ответы «четким звонким голосом, а невесту было едва слышно».

Служба проходила торжественно, в полупустой церкви эхом звучали голоса хора, а потом в отеле «Метрополь» состоялся свадебный прием, на котором царила уже совершенно другая атмосфера. Он на руках пронес Джин по устланной красным ковром лестнице, чтобы она не запуталась в своем шлейфе. Среди высоких пальм и белых цветов их ожидали две с половиной сотни гостей.

Он приветствовал доктора и госпожу Хоар, у которых за двадцать пять с лишним лет до этого работал учеником-медиком, Булнуа, с которым был знаком со времен Саутси. Были там и Барри, и Джером К. Джером, и Брэм Стокер, и Роберт Барр, который рычал, как медведь, над бутылками с шампанским. Были и другие друзья: сэр Гилберт Паркер, Макс Пембертон, Фрэнк Буллен. Сэр Джон Лэнгмэн, не говоря уже об Арчи Лэнгмэне, вызвал воспоминания об Англо-бурской войне; присутствовал сэр Роберт Крэнстон, который в Эдинбурге был председателем его предвыборной кампании. Играл оркестр, были открыты три корзины поздравительных телеграмм, и все напоминало Конан Дойлу добрые старые времена.

Присутствовал и еще один гость, которого все приветствовали. Это был Джордж Эдалжи. Эдалжи, который подарил на свадьбу однотомные собрания сочинений Шекспира и Теннисона, заикаясь, выразил свою благодарность и поздравления. Он попытался сделать это еще раз, в пять часов, когда невеста с женихом уезжали в Европу в свадебное путешествие, которое должно было довести их до Константинополя. Но жених сказал, что заслуживает поздравления только по случаю свадьбы.

«Мне очень повезло. Я очень счастлив. Да благословит вас Бог».

В том же году, во многом из-за дел Адольфа Бека и Джорджа Эдалжи, был наконец создан Уголовный апелляционный суд. Это совпало с новыми чудесами науки и техники: синьор Маркони соединил берега океана с помощью радио, а господин Фарман почти час продержался в воздухе на биплане. Но оглядываясь назад на работу Конан Дойла в качестве детектива в деле Джорджа Эдалжи, мы можем задать вопрос, ответ на который будет сам по себе разумеющимся.

Кто был прообразом Шерлока Холмса?

Глава 16

ОБИТАТЕЛЬ АРКАДИИ

«Поскольку я — единственный оставшийся в живых свидетель похорон Эдгара Аллана По и один из немногих, кто видел его при жизни, — писал в феврале 1909 года господин Олден, — я чрезвычайно сожалею, что преклонный возраст и слабое здоровье не позволяют мне присутствовать на обеде по случаю его столетия, на котором вы будете председательствовать.

Я тогда жил в Балтиморе, моем родном городе, и часто видел господина По; будучи несколько сентиментальным молодым человеком, я испытывал к нему и его литературному гению чувства огромного восхищения.

Однажды холодным и унылым октябрьским днем, который был так необычен для местного климата, я вышел из дома, и мое внимание привлек приближавшийся катафалк, который сопровождали два наемных экипажа, все было очень скромным. Когда кортеж поравнялся со мной, что-то побудило меня спросить извозчика: «Кого хоронят?» К моему великому удивлению, он ответил: «Господина По, поэта».

Так говорилось в письме, автор которого описывал жизнь и кончину этого худого, вечно голодного гения. Когда Конан Дойл читал письмо, на него нахлынули живые воспоминания об одном из его давних литературных кумиров. Эдгар Аллан По, заявлял он, был величайшим автором оригинальных рассказов за все времена. И он вновь это подчеркнул, отдавая дань писателю, когда в отеле «Метрополь» занял председательское место на обеде по случаю столетия со дня рождения По.

Ему было уже пятьдесят. В голове и в усах пробивалась седина. Но его кипучая энергия, счастье в семейной жизни делали смешными любые утверждения о том, что у него наступил средний возраст. Колесо сделало полный оборот, вернув ему давнее добродушие. Семь лет с момента женитьбы в 1907 году стали, вероятно, самым счастливым периодом его жизни. В центре его находились жена и новый дом: «Уиндлшем», в округе Кроуборо, графство Сассекс.

«Уиндлшем», располагавшийся в безлюдной открытой местности, которая простиралась от Кроуборо до Сассекской возвышенности, подвергся значительным переделкам и был расширен, если сравнивать его со скромным деревенским домом, который он купил перед свадьбой. У родителей Джин давно была в Кроуборо летняя резиденция. Артур решил, что и она должна жить рядом с ними. Этот уединенный уголок Сассекса, который за сотню лет до этого населяли только цыгане, контрабандисты и угольщики, — цыганские черты там сохранились — распалял его воображение подобно бризу с Бичи-Хеда.

«Уиндлшем» был виден издалека с его пятью фронтонами, покрашенными в серый цвет досками, белыми оконными рамами, красной черепицей и красными трубами. Главный фасад, перед которым располагался розовый сад Джин, выходил на юго-запад. В двух фронтонах (если смотреть с правой стороны от главного фасада) находились его кабинеты.

В переднем кабинете сидел секретарь, Альфред Вуд, человек с военной выправкой, лет на шесть моложе его самого. От другой комнаты его отделяли малиновые шторы. Из этого внутреннего кабинета, находившегося в углу дома, два ряда окон и балкон выходили на бывший Эшдаунский лес, площадку для гольфа и деревья, тонувшие в голубой дымке Сассекских холмов неподалеку от пролива.

«Посмотрите вон туда! — бывало, говорил он, указывая на вид из окна. — Видите группу деревьев там слева, примерно за четверть мили отсюда?»

«И что же это?»

«Это место называется Долиной убийств. Во времена контрабанды там происходили жестокие схватки с таможенниками». Он оглядывал кожаные кресла, книжные полки, старый письменный стол, на котором лежала лупа, а в ящике хранился короткоствольный пистолет. «Здесь можно работать, не правда ли?»

Но в те первые дни работал он мало. Главным образом для того, чтобы угодить Джин, он написал еще два рассказа о Шерлоке Холмсе: «В Сиреневой сторожке» в двух частях и «Чертежи Брюса Партингтона». Также чтобы угодить Джин, он занялся садоводством, причем настолько рьяно, что она просила его не забывать, что он занимается именно садоводством, а не раскопками. В доме бывало много гостей: два дня в неделю либо они кого-нибудь принимали, либо их принимали в Лондоне.

Он так гордился привлекательностью хозяйки, — она любила одеваться в голубое, оттеняя свои карие глаза и темно-золотистые волосы, — что больше не тяготился самыми большими приемами. Что касается Джин, то, если не говорить о ее любви к музыке, животным и садоводству, у нее в жизни был только один интерес — муж, который никогда не мог поступить неправильно. Что бы Артур ни говорил и ни делал, все было именно так. Как-то после обеда, на котором лорд Китченер, как показалось, неуважительно высказался о ее муже, она, пылая женским гневом, села и написала Китченеру письмо с наставлениями о джентльменских манерах. Ее муж, про себя довольно улыбаясь, позволил ей это сделать, притворившись, что ничего не замечает.

И в то время, и позднее главным объектом их внимания в «Уиндлшэме» была огромная бильярдная комната, которая вызывала так много воспоминаний.

Эта бильярдная занимала дом по всей ширине, с востока на запад, и обе ее стены были с окнами. Если убрать коврики, в ней бы могли танцевать сто пятьдесят пар. Конан Дойл сделал так, что она занимала в доме место гостиной и находилась в центре их жизни.

У одной из стен среди пальм стояли рояль и арфа Джин. С другой стороны был установлен бильярдный стол, над которым нависал зеленый свод с неярко светившими лампами. В этой комнате рояль и бильярдный стол казались почти такими же маленькими, как прикрытые парчой и шкурами кресла. Над одним из каминов висела картина Ван Дейка, принадлежавшая деду Артура Джону. Над другим камином, в алькове размером с комнату, висела голова оленя с наброшенным на нее нагрудным патронташем, который он привез с Англо-бурской войны. По оклеенным голубыми обоями стенам проходил бордюр с изображениями наполеоновского оружия. Был там и портрет хозяина дома работы Сидни Пэджета.

С наступлением сумерек, когда на стенах отполированного пола отражался свет газовых светильников, он и Джин слушали разговоры тех, чьи голоса доносятся до нас и теперь из бильярдной комнаты времен, предшествовавших 1914 году.

Там был великий адвокат Эдвард Маршалл Холл, доказывавший, каким образом мог быть оправдан доктор Криппен. На бильярдном столе раскладывал свои кварты исследователь Арктики Стефанссон. В алькове восседал Редьярд Киплинг, который курил гаванскую сигару и повествовал об убийстве «внушением» в Индии. И американский детектив Уильям Дж. Бернс, рассказывавший о детектофоне и расспрашивавший о Шерлоке Холмсе. За роялем сидел Льюис Уоллер, романтический актер, неподражаемый в «Генри V», своим великолепным голосом читавший из него отрывки в тени слабо освещенной комнаты.