Тем временем в Южной Африке весы раскачивались между миром и войной.

Переговоры в Блумфонтейне между президентом Крюгером и британским комиссаром сэром Альфредом Милнером разногласий не разрешили. С июля по сентябрь следовали заседание за заседанием, нота за нотой, на каждое предложение выдвигалось контрпредложение. Правительство лорда Солсбери, никак не желая навязывать президенту войну, пыталось его умиротворить. У него не было никакого желания посылать за шесть тысяч морских миль армию, линии связи которой могли бы быть перерезаны в тот же момент, когда они потеряют контроль над морем. Были сообщения о том, что альянс против них образовали Германия, Франция и Россия. Но в вопросе о британском сюзеренитете над Трансваалем они не уступали. А у президента Крюгера, к которому тогда уже открыто присоединился президент Оранжевого свободного государства Стейн, не было никакого стремления к умиротворению.

За все это время ряды немногочисленных британских войск, — всего шесть тысяч человек для осуществления контроля над целым континентом, — не получили никаких подкреплений. Офицеры перестали даже ругаться. А в форты Крюгера из Германии и Франции продолжали потоком прибывать большие ящики с клеймом «Сельскохозяйственное оборудование» и «Врубовые машины». Они поступали не только через залив Делагоа, но также в Кейптаун и Порт-Элизабет на глазах у изумленных британцев.

Бурские руководители выжидали. Бюргер не мог идти на войну без лошади. Лошади была нужна трава. Без дождей трава на плоскогорьях не росла, а дожди могли начаться не раньше осени. И когда это случилось…

В сентябре британский кабинет, осознав, что президент Крюгер действительно готовится к войне, в спешном порядке перебросил войска из Индии и Средиземноморья. К концу месяца их численность достигла двадцати двух тысяч человек. Но этого было недостаточно. Выслушав скоропалительные предупреждения Джозефа Чемберлена, кабинет оказался перед лицом простой проблемы. Они стали предметом насмешек из-за налета Джеймсона и затянувшихся переговоров с Крюгером. Либо у Британской империи были зубы, либо их не было; если были, то надо кусать. Они стали готовиться к отправке из Англии, если в этом возникнет необходимость, состоявшего из трех дивизий армейского корпуса под командованием сэра Редверса Буллера.

Для военного эксперта, для человека в пабе такая сила представлялась до глупости большой. Эти буры, снисходительно говорил военный эксперт, были всего-навсего дезорганизованной толпой. Человек в пабе раздувался от переполнявших его чувств гордости и презрения. «Старик Крюгер? Скажешь тоже! Он не продержится и двух недель!» (Бурские лидеры говорили в точности то же самое об англичанах.) В Лондоне сторонники «Малой Англии» и пробурские организации протестовали против приготовлений к войне. На митингах при свете керосиновых фонарей дело доходило до стычек. Пока правительство готовило ультиматум президенту Крюгеру, последний, предвидя это, передал Лондону свой собственный резкий ультиматум.

Президент заявлял, что все войска должны быть немедленно отведены от его границ и все британские подкрепления должны немедленно покинуть Южную Африку. Если в течение сорока восьми часов он не получит удовлетворительного ответа от правительства ее величества, он не несет ответственности за последствия.

«Этот малый совсем потерял голову?»

Именно так, одновременно с гневом и скептицизмом, страна восприняла этот ультиматум. Ответ правительства был краток. 11 октября 1899 года было объявлено состояние войны. А на следующий день, вопреки всем ожиданиям, буры начали наступление.

Среди тех немногих, кто никогда не недооценивал этого противника, были, как показывает частная переписка, главнокомандующий армией лорд Вул^ли и Конан Дойл. Последний уже из чтения истории знал о кальвинистском мужестве буров и их стратегическом искусстве ведения боевых действий на холмах.

«Хотелось бы, чтобы такие хорошие бойцы воевали на нашей стороне, а не против нас», — писал он Иннесу. И далее взрывался: «Все это — ужасное дело. Они в высшей степени упрямы. Они ничего не уступят без принуждения, а если и уступят, то чертовски мало».

В конце сентября в холодный, дождливый день он поехал в Тилбери провожать Лотти, которая отплывала в Индию на пароходе «Египет». Не успел лайнер войти в Темзу, как Лотти поспешила к себе в каюту и написала ему письмо.

«Мое сердце было слишком переполнено, чтобы я могла много говорить, но я испытывала множество чувств. Я очень сожалею, что оставляю тебя, и уже с нетерпением жду весны, когда я вернусь. Но до этого я действительно постараюсь хорошо провести время, потому что знаю, что этого хочешь ты. Бесполезно пытаться благодарить тебя за все, потому что я не могу найти для этого слов».

«Ерунда!» — ворчал ее брат, впрочем оценивший ее письмо. Он начал свою поездку с лекциями, состоявшую из четырнадцати выступлений, как вдруг была объявлена война. В ноябре, когда выступления закончились, пришла телеграмма от его американского агента, который сообщал, что пробная постановка в Буффало «Шерлока Холмса» Жиллетта была принята хорошо. Телеграмма о премьере в Нью-Йорке поступила позднее.


«БЛЕСТЯЩИЙ УСПЕХ У ПРЕССЫ И У ПУБЛИКИ ПРЕМЬЕРЫ В НЬЮ-ЙОРКЕ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ. «ГЕРАЛЬД» НАЗЫВАЕТ ЕЕ ДРАМАТИЧЕСКИМ ТРИУМФОМ. ЖИЛЛЕТТ ИМЕЛ САМЫЙ БОЛЬШОЙ УСПЕХ ЗА ВСЮ КАРЬЕРУ».


Это радовало, как и то, что ему было предложено начать политическую карьеру. После падения либералов несколькими годами ранее старая партия Конан Дойла, либерал-юнионисты, начала все больше и больше сливаться с партией тори. Предполагалось, что он мог бы в интересах юнионистов добиваться избрания в парламент. Но такое удовольствие скоро потеряло для него интерес.

Хотя каждая шарманка в Лондоне играла «Солдат Королевы», из Южной Африки поступали шокирующе унизительные и тревожные сообщения. Можно повторить, что буры вели наступление.

Они наносили удары в восточном направлении, прокладывая сквозь скалистые перевалы путь в Наталь, чтобы сбросить британцев в море. С крыш домов на границе можно было видеть, как их покрытые брезентом и запряженные волами фургоны продвигаются по извивающимся перевалам. Одновременно на западной границе они наносили удары в южном направлении, пробиваясь к Кимберли, а в северном — к Мейфкингу.

Пять острых столкновений со стороны Наталя закончились для британцев катастрофически. Колонны из Трансвааля, с одной стороны, и из Оранжевого свободного государства — с другой, сходились у Ледисмита. А в Ледисмите сэр Джордж Уайт, командовавший британскими войсками до прибытия транспортных судов с армейским корпусом сэра Редверса Буллера, собирался выступить в районе Ломбардс-Коп.

Численность буров была сильно недооценена. Существовало внушавшее приятные мысли заблуждение, будто их артиллерия будет лишь обузой для них. Но бурская артиллерия от тяжелых орудий с девяностошестифунтовыми зарядами до скорострельной малокалиберной установки, стрелявшей однофунтовыми снарядами, была настолько впечатляюща, что британские батареи выглядели устаревшими. На обширном полукруге заваленных валунами холмов, которые называли копьями и каждый из которых сам по себе представлял форт, бурские снайперы были невидимы до тех пор, пока при поддержке пулеметов они не устремлялись во фланговые атаки. Полковник Нокс заявил, что буры подготовили наступление на Ледисмит с другого направления. Горны трубили отступление.

К началу ноября почти одиннадцать тысяч британских войск были изолированы и окружены в Ледисмите. А далеко на западной границе в осаде находились Кимберли и Мейфкинг. И самое худшее было еще впереди.

В Англии все говорили о том, что наконец-то прибыл сэр Редверс Буллер. Буллер им покажет! Транспортные суда с его войсками приближались к Кейптауну. Прошел еще один зловещий месяц. Бурские подразделения, каждое из которых называлось отрядом, готовились к вторжению в Капскую колонию. Прибытие армейского корпуса предотвратило вторжение, но лорд Метхьюн, продвигавшийся на помощь Кимберли, споткнулся на реке Моддер.

Период с 7-го по 17 декабря был для Англии «черной неделей».

Разворачивая ночное наступление у Маджерфонтена, лорд Метхьюн повел формирования своей Шотландской бригады к траншеям Тронжа, не зная о том, как близко они находились. Генерал Гатакр, введенный в заблуждение указателями в Стормберге, на рассвете оказался среди сверкающих ружьями «копий», на которые его обезумевшие войска не могли вскарабкаться. Генерал Буллер, который ушел на Наталь, попытался облегчить положение Ледисмита, предприняв лобовую атаку через реку Тьюджелу. Он не имел понятия о том, что траншеи буров находятся непосредственно за рекой, а не в расположенных за ней холмах, и отправил Ирландскую бригаду Харта на другой берег через брод, которого там не было; солдаты Буллера были разнесены в клочья невидимыми на том берегу оборонительными силами Луиса Боты. «Проигранные за одну неделю три битвы низвели военный престиж Великобритании до самого низкого в XIX веке уровня», — хором твердила германская пресса, которая ликовала по этому поводу даже больше, чем французская, российская или австрийская печать.

«Мы читаем по восемь — десять газет в день и ждем следующих выпусков», — еще ранее говорил Конан Дойл на банкете, который Авторский клуб устроил для встревоженного лорда Вулсли, когда просочилась первая нехорошая новость. Потом, во время «черной недели», Артур читал их еще более внимательно. Он читал о замаскированных первых рядах бурских траншей, о находившихся за ними глубоких траншеях, окруженных колючей проволокой, с ямами-укрытиями для оружия.

Очевидно, британские генералы никогда о таком не могли подумать. Это не было общепринятой тактикой.

Конан Дойл вспомнил о маневрах в Солсбери-Плейн и о солдатах, которые действовали без прикрытия. Как бы он хотел написать историю этой войны! Но тогда, во время «черной недели», это надо было отложить. Он уже поговаривал о том, чтобы поступить на военную службу, и это приводило Мадам в неистовство.