– Но откуда вы знаете, – в отчаянии вскричала Розамунда, – что мистер Смит знаменитый преступник?
– Я собрал уже все документы, – сказал американец, – к тому времени, как мой друг Уорнер обратился ко мне по получении вашей телеграммы. Эти факты – моя профессия, мисс Хант. И они бесспорны и точны, как поезд, приходящий в срок по расписанию. Этому человеку до сих пор удавалось избегать кары, благодаря изумительной его способности разыгрывать из себя младенца или дурачка. Но я сам лично как специалист собрал частным образом сведения о восемнадцати или двадцати злодеяниях, задуманных или совершенных – именно благодаря такому приему. Человек проникает в чужую квартиру таким же манером, как он проник в вашу, и достигает того, чтобы его все полюбили. Все идет по его плану. Когда же он исчезает, исчезает еще что-нибудь. Исчезает, мисс Хант, исчезает – жизнь человека или его ложки, или чаще всего – женщина. Уверяю вас, у меня есть документальные данные.
– Я познакомился с ними, – солидно подтвердил доктор Уорнер, – и могу вас уверить, что они вполне достоверны.
– Самым бесчеловечным, с моей точки зрения, – продолжал американский медик, – является его отношение к женщинам. Он соблазняет невинную женщину дикой симуляцией невинности. Из каждого дома, в котором побывал этот изобретательный дьявол, уводил он невинную девушку. Говорят, что кроме красивого лица он обладает гипнотизирующей силой, и женщины следуют за ним, как автоматы. Что стало со всеми этими несчастными девушками? Никто не знает. Убиты, смею сказать; мы обладаем достаточным количеством данных, что рука его не останавливается и перед убийством, хотя ни одно из них не было обнаружено и доведено до суда. Так или иначе, но наши новейшие методы сыска не помогли нам напасть на след этих загубленных женщин. Мысль о них угнетает меня больше всего, мисс Хант. Покуда я ничего не могу больше сказать, кроме того, что сказал доктор Уорнер.
– Верно, верно, – сказал Уорнер с улыбкой, словно высеченной из мрамора. – Повторяю, мы все крайне благодарны вам за вашу телеграмму.
Маленький ученый янки говорил с такой очевидной искренностью, что забывались особенности его тона и манер опускающиеся ресницы, поднимающийся голос, сжатые пальцы, большой с указательным – все, что при других обстоятельствах было бы немного смешно. Хотя Пим был гораздо знаменитее Уорнера, нельзя сказать, чтобы он был умнее своего английского коллеги, но он обладал тем, чего у Уорнера никогда не было, – свежей, неподдельной серьезностью, великой американской добродетелью простоты. Розамунда сдвинула брови и мрачно вглядывалась в черневшее здание, где находилось чудовище.
Ясный дневной свет еще не совсем угас, но уже не золотом отливал он, а серебром; из серебряного превращался в серый. На мертвом фоне сумерек длинные перистые тени одного-двух деревьев в саду увядали все более и более. В самой резкой и глубокой тени – за крыльцом дома, под широким французским окном – Розамунда могла наблюдать, как Инглвуд (приставленный стеречь таинственного узника) торопливо совещался с Дианой, явившейся из сада к нему на помощь. Сильно жестикулируя, они обменялись несколькими словами и потом вошли в комнаты, закрыв за собой стеклянную дверь, ведущую в сад. И сад стал еще серее.
Казалось, что американский джентльмен, именуемый Пимом, хотел было двинуться по тому же направлению. Но, не сходя с места, он заговорил с Розамундой так простодушно и в то же время так деликатно, что она простила ему его чисто детскую спесь; в его словах было столько неожиданной своенравной поэзии, что несмотря на всю его педантичность трудно было назвать этого человека педантом.
– Мне очень жаль, мисс Хант, – сказал он, – но доктор Уорнер и я, как квалифицированные специалисты, находим самым удобным увезти мистера Смита в этом кебе, и чем меньше будет разговоров, тем лучше. Не волнуйтесь, мисс Хант; вы не должны забывать, что мы увозим от вас некое чудовище, пугало, нечто такое, чему лучше бы и вовсе не быть: нечто похожее на идолов, находящихся в вашем Британском музее: и крылья, и бороды, и ноги, и глаза – но без человечьего облика. Вот, что представляет из себя Смит, и скоро вы избавитесь от него.
Он сделал шаг по направлению к дому, Уорнер последовал за ним. Вдруг распахнулась стеклянная дверь. Из дому вышла Диана Дьюк и быстрее обыкновенного прошла по лужайке, все время не спуская глаз с Розамунды.
– Розамунда! – в отчаянии вскрикнула она. – Что мне с нею делать?
– С нею? – встрепенулась мисс Хант и даже привскочила на месте. – Боже мой! Не женщина ли он еще вдобавок?
– Нет, нет, нет, – успокаивающим тоном проговорил доктор Пим, очевидно желая быть справедливым. – Женщина? Нет! До этого он еще не дошел.
– Я имею в виду вашу подругу, Мэри Грэй! – по-прежнему раздраженно говорила Диана. – Что мне теперь делать с ней?
– Как вам открыть ей всю правду относительно Смита, хотите вы сказать? – спросила Розамунда, и ее лицо затуманилось. – Да, действительно, это будет нелегкое дело.
– Но я уже открыла ей всю правду! – вскричала Диана с несвойственным ей отчаянием. – Я сказала ей все, но она не обращает внимания и продолжает твердить, что уедет вместе с ним в этом кебе.
– Это невозможно! – воскликнула Розамунда. – Ведь Мэри набожная, религиозная девушка. Она...
Розамунда вовремя остановилась, заметив, что по лужайке направляется к ним Мэри Грэй. Обычной своей походкой шла она спокойно по саду, очевидно одетая для путешествия. На голове у нее был хорошенький, но изрядно поношенный иссиня-серый берет, а на руки она натягивала серые, слегка продранные перчатки. Все же эти два серых пятна великолепно гармонировали с ее роскошными медно-красными волосами; поношенная одежда была ей к лицу, ибо женщине только тогда к лицу ее платье, когда кажется, что оно надето случайно.
Но в данном случае эта женщина обладала свойством еще более исключительным и привлекательным. В эти серые часы заката, когда небо еще печально, случается, что где-нибудь в углу остается одно отражение, где замедляется исчезающий свет. В окне, в воде, в зеркале еще горит огонь, исчезнувший для остального мира. Причудливое, почти треугольное лицо Мэри Грэй было словно треугольный осколок зеркала, еще отражавший великолепие минувших часов. Мэри всегда была миловидна, но ее нельзя было назвать красавицей. Однако теперь ее счастливое лицо среди общего горя было так прекрасно, что при взгляде на нее у всех мужчин захватило дыхание.
– О, Диана, – понижая голос и изменяя свою первоначальную фразу, сказала Розамунда, – как вы сказали ей это?
– Сказать ей это нетрудно, – отозвалась Диана.–Это не производит на нее решительно никакого впечатления.
– Простите, я заставила вас ждать, – извиняющимся тоном проговорила Мэри Грэй. – Теперь нам и в самом деле необходимо проститься. Инносент отвезет меня к своей тетке в Хемпстед... а я боюсь, что она рано ложится спать.
Мэри говорила мимоходом о прозаическом деле, но в глазах у нее сонно мерцало сияние – необычайнее тьмы. Казалось, что она созерцает какой-то отдаленный предмет.
– Мэри, Мэри! – вскричала Розамунда совершенно упавшим голосом. – Мне так жаль, но это невозможно. Мы... мы... раскрыли все, что касается мистера Смита.
– Все? – с вялым любопытством повторила Мэри. – -Должно быть, это страшно интересно!
Ни шороха, ни звука, – молчание; только молчаливый Майкл Мун, прислонившийся к решетке, поднял голову, точно к чему-то прислушивался. Розамунда не знала, что сказать. Доктор Пим пришел ей на помощь по-своему, решительно и резко.
– Вот в чем дело! – заявил он. – Этот человек, Смит, на каждом шагу совершает убийства. Ректор Брэкспирского колледжа...
– Я знаю, – сказала Мэри с неопределенной и в то же время сияющей улыбкой. – Инносент рассказывал мне.
– Не знаю, что он вам рассказывал, – быстро возразил Ним, – но я имею основание опасаться, что он говорил вам неправду. Правда заключается в том, что этот человек по горло погряз во всех известных человеческих пороках. Уверяю вас, что у меня есть документальные данные. Я имею очевидные доказательства того, что им совершены кражи со взломом. Вот под этим, например, документом имеется подпись одного из самых выдающихся английских викариев. Я имею...
– О, там было целых два викария, – вскричала Мэри с какой-то мягкой настойчивостью. – Это смешнее всего.
Темные стеклянные двери снова распахнулись, и в них на мгновение показался Инглвуд, делая рукой какой-то знак. Американский доктор кивнул головой, английский доктор не кивнул головой, но оба они мерными стопами направились к дому. Остальные не сдвинулись с места, – Майкл по-прежнему висел на решетке. Но поворот его плеч и затылка определенно указывал, как жадно ловит он каждое слово.
– Разве вы не понимаете, Мэри? – в отчаянии кричала Розамунда. – Разве вы не знаете, какие ужасные вещи творились здесь перед нами, у нас на глазах? Думаю, что и там наверху вы должны были слышать револьверные выстрелы.
– Да, я слышала выстрелы, – почти весело сказала Мэри. – Но я тогда была занята, укладывала вещи в чемодан. Инносент сказал мне заранее, что собирается стрелять в доктора Уорнера, так что, собственно говоря, не стоило спускаться из-за этого вниз.
– Ах, я не понимаю, что вы такое говорите! – крикнула Розамунда Хант и топнула ногой. – Но вы должны понять, что я скажу вам. И вы поймете. Я вам скажу всю правду без всяких прикрас, потому что вас необходимо спасти. Я хочу сказать, что ваш Инносент Смит – самый мерзкий, безнравственный человек во всем свете. Многих мужчин пристрелил он, многих женщин увез с собой в кебе. Он, кажется, убивал этих женщин, так как никто не может никогда разыскать их.
– Он, действительно, иногда заходит чересчур далеко, – сказала Мэри и, тихо смеясь, стала застегивать свои старенькие серые перчатки.
– Нет, это настоящий месмеризм[29]! – вскричала Розамунда и разразилась потоками слез.
В ту же самую минуту оба доктора, одетые в черное, вышли из дома. Их пленник – колоссальный верзила в зеленом костюме – шел посредине. Он не оказывал им сопротивления, но все время улыбался хмельной полоумной усмешкой. Артур Инглвуд завершал процессию – в черном костюме, весь красный – как последняя тень отчаяния и стыда. Никто в обеих группах не шелохнулся, за исключением Мэри Грэй. Она спокойно пошла навстречу Смиту и спросила:
Эта книга Гилберта Кийта Честертона «Жив-человек» произвела на меня глубокое впечатление. Она показывает, как мы можем преодолеть преграды и преодолеть трудности в жизни. Эта история помогает нам понять, что даже в самых тяжелых обстоятельствах мы можем достичь успеха. Она подтверждает, что наша жизнь зависит от нас самих и нашей силы воли. Эта книга помогла мне понять, что мы можем достичь любой цели, если мы достаточно упорны и преодолеваем все препятствия.
Эта книга Гилберта Кийта Честертона «Жив-человек» была для меня по-настоящему вдохновляющей. Она показывает, как мы можем достичь большего, если мы верим в себя и прилагаем максимум усилий. Главный герой проходит через много препятствий и преодолевает их все, получая силу и вдохновение от людей вокруг него. Это прекрасная история о том, как мы можем достичь большего, если мы верим в себя и не боимся преодолевать препятствия. Я рекомендую эту книгу всем, кто ищет вдохновения и мотивации.
Эта книга автора Гилберта Кийта Честертона «Жив-человек» просто потрясает. Она погружает читателя в мир полный приключений и неожиданных поворотов событий. Главный герой проходит длинный путь от невежества до понимания своего предназначения. Эта история открывает глаза на многие важные вещи в жизни, помогает понять и принять себя таким, какой мы есть. Я очень рекомендую эту книгу всем, кто хочет получить мудрость и понять свою судьбу.