Я замолчал и прикрыл глаза. Сквозь ноющую боль я чувствовал, что Селма не двигается – стоит рядом и что-то обдумывает.

Вдруг он сказал:

– Ладно, вот тебе еще разок для ровного счета, просто за то, что ты лишил меня удовольствия забить тебя до смерти.

Он нанес мне сильный удар, а потом вдруг, словно взбесившись, стал пинать меня острыми носками своих башмаков, стараясь попасть в живот. Я скорчился, чтобы хоть как-то защититься, но спас меня Кориото, оттащив его прочь.

– Не сейчас, – сказал он. – Сначала забери документы, а то полиция это сделает раньше.

Хотя Селме жутко хотелось меня добить, он не мог не согласиться, что японец прав. Полиция могла обнаружить то, что он искал, в любую минуту.

Кориото взял его за плечи и, развернув в сторону двери, подтолкнул:

– Иди.

– Постерегите его, пока я не вернусь, – распорядился Селма. – Пусть полежит здесь. Только не давайте ему разговаривать, не слушайте его. – И выскочил за дверь.

Через несколько секунд я услышал с улицы звук взревевшего мотора и отъезжающей машины. Я открыл глаза. Кориото стоял надо мной с зажженной сигаретой и задумчиво смотрел на меня.

– Ну, как дела, простофиля? – проговорил я.

– Что значит – простофиля?

– То и значит – простофиля, лопух, легкая добыча.

– Хочешь получить еще?

– Да нет, просто беседую.

– Вот вернется Селма, получишь еще. А я помогу.

– Вот поэтому ты как раз и лопух, – сказал я, – раз думаешь, что Селма вернется.

Кориото поглядел на меня, прищурившись так, что глаза его превратились в щелочки, и глубоко затянулся сигаретой.

– Думаешь, когда Селма получит то, что ищет, он приедет сюда поделиться с тобой? – спросил я. – Думаешь, он полный идиот и останется здесь, на острове, где его каждую минуту может замести полиция? Не будь дураком.

– Что же он собирается делать? – спросил Кориото после некоторого молчания. Он вроде бы даже и вопросы мне задавать не хотел, однако совладать со своим любопытством все же не смог.

– Сядет на самолет и улетит на континент, – ответил я. – У него уже есть билет на сегодня на ночной рейс и на всякий случай заказано место на завтра.

– Самолет на континент?

– Конечно.

– Он сделал заказ?

– Не только заказ, черт побери! У него уже есть билет!

Глаза его снова превратились в узенькие щелки. Мицуи что-то протараторила ему по-японски.

– Если не верите мне на слово, – корчась от боли, проговорил я, – то можете позвонить в авиакомпанию.

Они снова затрещали по-японски, после чего Мицуи вышла из комнаты характерной японской птичьей походочкой. Я слышал, как шлепали по полу ее сандалии. Потом я услышал звуки крутящегося телефонного диска и вежливый голосок Мицуи:

– Скажите, пожалуйста, улетает ли сегодня на самолете мистер Сидней Селма?.. Он заказал место?.. Уже билет?.. Спасибо, большое спасибо.

Она повесила трубку, и по комнате посыпались дробные звуки быстрого разговора по-японски – тревожные, как цокот кастаньет. Потом я услышал, как Мицуи подбежала ко мне. Она наклонилась, и через секунду мой рот был залеплен широким куском клейкой ленты.

Потом снова разговор по-японски, снова беготня. Наконец громко хлопнула входная дверь, и с улицы снова донесся звук мотора и отъезжающей машины.

Я попробовал пошевелить запястьями, но они были связаны чрезвычайно хитроумно, с истинно японским мастерством – ведь их предки упражнялись в разных фокусах с веревками на протяжении десяти тысяч лет. Все, что мне удавалось, – это перекатываться с одного бока на другой.

У окна стоял маленький столик, на котором красовались рубиновая японская вазочка и резная статуэтка. Мне удалось подсунуть ноги под нижнюю перекладину столика, собраться с силами, приподнять столик и толкнуть его вперед. Столик ударился о стекло, разбил его, вазочка с шумом грохнулась на крыльцо и покатилась. Я еще раз пнул стол ногами, так что остатки стекла осыпались на пол. Теперь оставалось только ждать.

Долго, казалось целую вечность, ничего не происходило. Я уже стал соображать, хватит ли у меня сил вытолкнуть в окно весь столик, как вдруг услышал приближающиеся шаги и какой-то мужчина испуганным голосом спросил:

– Что случилось?

Похоже было, что он бросится наутек при первых признаках опасности. Я замычал заклеенным ртом и еще раз толкнул ногами столик.

Мужчина заглянул в комнату через окно и тут же отскочил. Я слышал, как он сбежал с крыльца, но потом остановился. Шаги опять стали приближаться – осторожные, нерешительные. В окне вновь появилось бледное лицо. Наконец я услышал, как поворачивается ручка двери, и мужчина вошел в дом.

Видно было, что он перепуган до смерти. Если бы я как-нибудь неосторожно дернулся, он наверняка убежал бы. Наклонившись надо мной, он зацепил пальцами край клейкой ленты у меня на губах и потянул вверх. Мне показалось, что вместе с лентой он сдерет кожу с моих губ; но вопреки моим опасениям кожа осталась на месте.

– Грабители, – проговорил я. – Развяжите меня! Позовите полицию!

– Где они? – первым делом спросил он.

– Удрали, – заверил я его; только так его можно было удержать.

Изрядно повозившись, он наконец развязал мне руки. Я сел, достал перочинный нож, перерезал бинты, стягивавшие ноги, и наконец-то перевел дух. Чувствовал я себя совершенно разбитым.

– Сейчас они ушли, – сказал я, отдышавшись, – но скоро должны вернуться. Поэтому они меня так и оставили связанным, чтобы…

Этого уже было достаточно. Он даже не стал дожидаться благодарностей – выскочил из дома, словно выпущенный из катапульты.

Теперь, сказал я себе, в моем распоряжении минут десять, не больше.

Внутри у меня все болело. Каждый шаг вызывал нестерпимую боль в мышцах. И тем не менее я хорошенько осмотрел дом.

В кухне на гвоздике висели два ключа. Я внимательно рассмотрел их. Это были ключи от разных замков, причем от хороших, дорогих. Ни к передней, ни к задней двери дома Мицуи они не подходили. Я спрятал их в карман.

Больше ничего интересного я не нашел. Я уже направился к двери, как вдруг услышал шаги на крыльце. Я спрятался за входной дверью и замер.

Дверь с шумом распахнулась, и в дом влетел Сидней Селма. Тупо уставившись на пустую комнату, он замер и оказался в великолепной позиции – лучше не придумаешь.

В свой удар я вложил все силы. Получив ногой в задницу, он рухнул вперед на четвереньки. И тут же я врезал ему в бок.

– Ну, как ощущение? – полюбопытствовал я. Третий удар я нанес прямо в грудь.

Он опрокинулся на спину, и на лице его отразилось полнейшее изумление – он словно не верил собственным глазам. Неловко перебирая руками, он попытался подняться, но я двинул ему в челюсть и вышел.

Теперь я понимал, как легко люди становятся садистами. Последний мой удар был особенно хорош.

Глава 20

Я позвонил в авиакомпанию и отменил свой заказ. Они были только рады: несколько человек, записавшихся к ним в лист ожидания, до последней минуты надеялись получить освободившееся место. Дежурная была сама вежливость; она объяснила мне, что свой билет я могу сдать на следующий день или обменять на другой рейс. Все, что от меня требовалось, – это назвать номер билета. Поскольку я предусмотрительно записал номер к себе в блокнот, это было проще пареной репы.

С нашим делом надо было что-то решать, и я пошел к Берте Кул. Открыв дверь своего номера и едва взглянув на меня, она воскликнула:

– А-а! Заходи, ты как раз вовремя. Хорошенькую кашу ты заварил!

Я вошел в комнату. Стефенсон Бикнел сидел на краешке стула, обхватив руками набалдашник трости, с таким зверским лицом, словно собирался сожрать на завтрак пару плотницких гвоздей. Я проковылял мимо него к свободному стулу.

– Что это с тобой? – спросила Берта. – Ты еле ноги волочешь, как инвалид. – Последние слова сорвались у нее с языка явно необдуманно, и она поспешила исправить ошибку. – Ты что, попал в автокатастрофу? – Она с опаской покосилась на Бикнела: не воспринял ли он ее предыдущую фразу как оскорбление.

– Да нет, просто подрался немного, – ответил я, осторожно опустившись на стул.

– О господи! – всплеснула руками Берта. – Опять ты позволил кому-то себя поколотить! И как это у тебя получается – понять не могу, честное слово! Все, кому не лень, колошматят тебя, как теннисный мяч! Скажи на милость, ты сам когда-нибудь кого-нибудь можешь побить?

– Видимо, нет, – ответил я.

– Ну ладно, – махнула рукой Берта. – В общем, мы опять влипли в историю.

Тут вступил Бикнел.

– Когда я кого-либо нанимаю, – отчеканил он, с ненавистью глядя на меня, – я рассчитываю на порядочность и преданность этого человека. Я доверяю ему и ожидаю, что и он будет играть по-честному.

Я поерзал на стуле, пытаясь усесться так, чтобы по возможности ослабить боль, мучительно вспыхивавшую в каждой мышце.

– Давайте не будем поспешно осуждать Дональда, – по-матерински вступилась за меня Берта. – Его, конечно, побили, но он все-таки смышленый чертенок и, наверное, сумеет довести дело до конца.

– Только не за мои деньги! – заявил Бикнел. – Что касается меня, то я больше доить себя не позволю.

– Но послушайте, – продолжала Берта, – все это можно еще уладить и…

Но Бикнел решительно замотал головой. Теперь уже у Берты в глазах появилось такое выражение, словно она его вот-вот убьет.

– А с чего, собственно, сыр-бор разгорелся? – осторожно спросил я.

– Я только что узнал, – сказал Бикнел, – причем впервые, что миссис Кул кое-что нашла в доме Бастиона.

– Подумаешь, какую-то старую кинокамеру! – выпалила Берта. – Да я вам десять таких кинокамер куплю, если вы так переживаете.

– Дело не в камере, – раздраженно ответил он, – а в том, что в ней было. Ну-ка, Лэм, расскажите, куда все это делось?

– Она в полиции.

– Я хочу знать, куда делось то, что было в камере?