Затем леди Глайд спросила его, находится ли мисс Голкомб сейчас в его доме. Ответ его она припоминала очень смутно, но отчетливо помнила, что граф уверял ее, что везет ее к мисс Голкомб. Леди Глайд очень плохо знала Лондон и не могла сказать, по каким улицам они тогда ехали. Но они не выезжали за город и не проезжали ни парков, ни деревьев. Карета остановилась в каком-то переулке, неподалеку от сквера, где было много магазинов и множество народу. Из этих воспоминаний, в точности которых леди Глайд была уверена, было совершенно ясно, что граф вез ее не в свою резиденцию в Сент-Джонз-Вуде.

Они вошли в дом и поднялись наверх в заднюю комнату то ли на первом, то ли на втором этаже. За леди Глайд внесли ее вещи. Двери им открыла служанка. Человек с черной бородой, по виду иностранец, очень вежливо встретил их в холле и провел наверх. В ответ на вопросы леди Глайд граф заявил, что мисс Голкомб находится в этом же доме, — ее немедленно известят о прибытии сестры. Он и иностранец вышли из комнаты и оставили леди Глайд одну. Комната была очень бедно обставлена и выходила окнами на задний двор.

В доме было удивительно тихо, она не слышала шагов по лестнице, только откуда-то снизу глухо доносились мужские голоса. Она оставалась одна непродолжительное время. Граф вернулся и сказал, что мисс Голкомб легла отдохнуть и беспокоить ее сейчас не следует. Он был в сопровождении какого-то человека, англичанина, которого он попросил разрешения представить ей как своего друга.

После этой неожиданной просьбы он познакомил их, но, насколько она могла припомнить, не называя имен, затем оставил леди Глайд одну с этим человеком. Тот был очень вежлив, но удивил и смутил ее своими странными расспросами о ней самой и тем, что как-то очень пристально ее разглядывал. Он пробыл с ней короткое время и ушел. Минуты через две в комнату вошел другой незнакомец, тоже англичанин. И этот человек представился ей в качестве друга графа Фоско и, со своей стороны, стал ее разглядывать и задал ей несколько странных вопросов, ни разу, насколько она могла припомнить, не назвав ее по имени. Затем он ушел. К этому времени она была так напугана и так тревожилась за свою сестру, что решила сойти вниз и обратиться за помощью к единственной женщине, которую видела в этом доме, — к служанке, открывшей им входную дверь.

Но как только она встала со стула, вошел граф.

Она сейчас же взволнованно спросила его, когда же наконец она увидит сестру. Сначала он уклонялся от прямого ответа, а затем с видимой неохотой признался, что мисс Голкомб далеко не так хорошо себя чувствует, как он ей раньше говорил. Его тон и манеры во время этого разговора так испугали леди Глайд, вернее так усилили тревогу, которую она все время чувствовала, особенно после странной встречи с двумя незнакомцами, что ей стало нехорошо, она попросила воды. Граф выглянул за дверь и приказал принести стакан воды и флакон с нюхательной солью. Их принес человек с бородой. Вода, которую попробовала выпить леди Глайд, была горьковатой на вкус. Ей стало хуже. Она схватила флакон и понюхала. У нее закружилась голова. Граф подхватил флакон, выпавший из ее рук, и последнее, что она помнила перед тем, как потеряла сознание, — граф снова поднес флакон к ее лицу.

Дальше ее воспоминания становились такими отрывочными и хаотичными, что разобраться в этой путанице было очень трудно.

Ей представлялось, что позднее вечером она пришла в себя и уехала, как намеревалась еще в Блекуотер-Парке, к миссис Вэзи. Она напилась там чаю и провела ночь под крышей у миссис Вэзи. Она совершенно не помнила, как, когда и с кем она покинула дом, в который ее привез граф Фоско, но настойчиво твердила, что ночевала у миссис Вэзи. Самым удивительным было, что, по ее словам, ей помогла раздеться и лечь в постель миссис Рюбель. О чем они с миссис Вэзи разговаривали и кого еще она видела, помимо этой дамы, и почему миссис Рюбель оказалась там, она совершенно не помнила.

Еще более беспорядочными и неправдоподобными были ее воспоминания о том, что произошло на следующее утро.

Ей смутно припоминалось, что она куда-то поехала (в каком часу это было, она сказать не могла) с графом Фоско и снова с миссис Рюбель в качестве его помощницы. Но как и почему она рассталась с миссис Вэзи, она не знала; не знала, в каком направлении ехала их карета, где они остановились и были ли в это время граф и миссис Рюбель вместе с ней. На этом ее печальная история заканчивалась. Дальше следовал полный провал памяти. У нее не осталось никаких, даже туманных впечатлений, она совсем не представляла себе, много ли дней прошло или всего один день, покуда вдруг она не очнулась в непонятном месте, окруженная совершенно незнакомыми ей женщинами.

Это был сумасшедший дом. Здесь она впервые услышала, как ее называли Анной Катерик. Одна из любопытных подробностей этой истории состояла в том, что она своими собственными глазами увидела на себе одежду Анны Катерик. В первую же ночь в лечебнице служительница показала ей метки на ее белье и сказала добродушно: «Посмотрите на ваше собственное имя на этой одежде и перестаньте надоедать всем нам, что вы леди Глайд. Она мертва и в могиле, а вы живы и здоровы. Взгляните сюда! Вот ваша метка, вы найдете ее на всех своих старых вещах, которые мы сохранили, — Анна Катерик — черным по белому!» Эту метку увидела и мисс Голкомб на белье своей сестры, когда они прибыли в Лиммеридж.



Эти смутные, иногда противоречивые воспоминания леди Глайд были единственным ответом на осторожные расспросы ее сестры по дороге в Кумберленд. Мисс Голкомб остерегалась спрашивать о том, что произошло в лечебнице. Она понимала, что рассудок ее сестры не выдержал бы этого испытания. По добровольному признанию директора лечебницы было известно, что она прибыла туда 27 июля. С этого числа до 15 октября (день ее освобождения) она была под постоянным надзором, ей систематически внушали, что она Анна Катерик, и категорически отрицали, что она нормальный человек, искренне принимая ее за душевнобольную. Любой человек с менее впечатлительной нервной системой, физически более крепкий и здоровый, невыносимо страдал бы от такого тяжкого испытания. Никто не смог бы пройти через все это и сохранить душевное равновесие.