— По поводу подсознательной памяти, не так ли?

— Да, кошмаров и всего такого…

— Помню, помню. Ну что, пригодилось?

— Да, мы его нашли.

— Это хорошо, — сказал Лейдер. — Рад был помочь.

— На этот раз у меня очень простой вопрос, — сказал Карелла.

— Угу, — ответил Лейдер. Он давно привык к очень простым вопросам, требующим исследований, сравнимых с научной диссертацией.

— У меня имеется жертва предполагаемого самоубийства, человек, умерший от смертельной дозы секонала. Бывшая жена этого человека и его брат единодушно утверждают, что он в рот не брал никаких лекарств.

— У него была фобия?

— Он в детстве испытал сильную аллергическую реакцию на стрептомицин и с тех пор не принимал даже аспирина.

— Пожалуй, это можно назвать фобией.

— Вот вопрос: мог ли такой человек добровольно проглотить двадцать девять капсул секонала?

— Хм… — сказал Лейдер.

Карелла ждал.

— Тут вся проблема вот в чем, — сказал наконец Лейдер, — я вполне могу представить себе ситуацию, в которой он мог его принять.

— Какую именно?

— Видите ли, при фобии человек может вести себя двояко, — начал Лейдер. — Во-первых, он может избегать всего, что вызывает страх. Например, если вы боитесь открытого пространства, вы попросту запретесь у себя в квартире и будете отказываться выходить на улицу, где фобия может вызвать крайнюю тревогу.

— А во-вторых?

— А во-вторых, вы можете броситься навстречу своему страху. Например, многие люди, проявляющие героизм на войне, очень боятся сражений. Но они побеждают свой страх. Ну, возможно, «побеждают» — это сильно сказано. Они преодолевают его, добровольно вызываясь исполнять опасные миссии, и это куда лучше помогает им справиться со своим страхом, чем просто сидеть и трястись от ужаса каждый раз, как где-то рядом рванет снаряд. Вы понимаете, о чем я?

— Думаю, что да.

— Мы называем первое уклонением от опасности, а второе, противоположный механизм, — противофобической конфронтацией. Бросаться навстречу страху. Когда я занимался частной практикой, много лет тому назад, мне пришлось работать с пилотом, который пошел в авиацию, потому что боялся высоты. Это был его способ борьбы с фобией.

— Это весьма утешительно, — сказал Карелла.

— Да, конечно, — согласился Лейдер.

— В смысле, для пассажиров самолетов, — сказал Карелла.

— Ну да, — ответил Лейдер. Карелла понял, что у этого человека чувство юмора как таковое отсутствует напрочь.

— Так вот, — продолжал Лейдер, вернувшись к первоначальной теме разговора, — в вашем случае человек мог попытаться преодолеть свою лекарственную фобию, нарочно проглотив больше лекарства, чем требовалось в качестве снотворного. Если принять во внимание то, что он намеревался сделать…

— То есть?

— Ну, вы ведь сказали, что это предполагаемое самоубийство?

— Да.

— Ну, значит, человек намеревался покончить с собой…

— Да.

— Возможно, это был его способ поддаться наконец своей фобии, так сказать, броситься в ее объятия, поддаться одновременно и фобии, и смерти. Окончательное решение конфликта, так сказать.

— Понятно, — сказал Карелла.

— Извините, если я вас разочаровал, — сказал Лейдер.

— Нет-нет, мне следует рассмотреть все…

— Ну да, понимаю.

И все же Карелла был разочарован.

Он надеялся получить четкий ответ профессионала, отличающийся от того, что лишь вчера сказал ему Джеймс Бролин: «Я не могу ответить на этот вопрос, не ознакомившись подробно с историей человека, которого вы имеете в виду». Возможно, психологи позволяют себе совать нос туда, куда психиатры лазить не решаются. Но разве не мог Лейдер ответить попросту: «Нет, ни в коем случае! Этот человек не мог бы покончить жизнь самоубийством, приняв лекарство». А как все было бы просто! О да, проще некуда. Тогда Карелле только и оставалось бы, что найти убийцу. Так ли уж много убийц в наши дни?

Карелла знал, что нельзя вести дело на одной интуиции. Он видел слишком много случаев, когда копы продолжали упрямо идти по ложному следу только потому, что «чувствовали — в этом что-то есть», и в результате оставались на бобах. Быть может, это только интуиция заставляла его сбрасывать со счетов хрупкого владельца картинной галереи и бывшего капитана израильской армии в качестве подозреваемых в убийстве (которого, кстати, могло и не быть), быть может, ему следовало натравить на них целую команду, чтобы за ними следили день и ночь — теперь, когда поезд уже ушел, — может быть, он слишком рано решил оставить их в покое. Но… Может быть, не всегда можно определить, что человек врет, но, когда человек говорит правду, это видно сразу. Правда звучит иначе — словно удары топора по дубовому стволу. Карелла интуитивно чувствовал — да, чувствовал, да, интуитивно! — что и Луи Керн, и Джессика Герцог рассказали ему всю правду. И он не хотел тратить драгоценное время на преследование этих двоих. Тем не менее Карелла хотел убедиться, что ничего не упустил. Он позвонил Ролли Шабрье, в юридический отдел.

Шабрье привык ко всяческим странным звонкам от детективов 87-го. Сегодня, когда столбик термометра за окном упорно отказывался спускаться ниже отметки в девяносто девять градусов,[5] система кондиционирования в здании уголовного суда решила устроить себе выходной. Когда зазвонил телефон, Шабрье сидел у себя за столом в одной рубашке. Как только Карелла назвался, Шабрье сразу настроился на худшее. Бог троицу любит: жара, отказавшие кондиционеры и теперь еще звонок одного из этих чертей из 87-го.

— Чем могу помочь, Стив? — осторожно спросил он.

— Я расследую подозрительный смертный случай, — сказал Карелла, — и мне нужны кое-какие сведения.

— Убийство? — уточнил Шабрье.

— Предполагаемое самоубийство.

— Угу.

— Но речь идет о двухмиллионном завещании, и я хочу узнать кое-что насчет законов о наследстве, действующих в нашем штате.

— Например?

— Например, если я убью мужика, от которого я должен унаследовать два миллиона баксов, я их все равно получу?

— В законах на этот счет ничего не говорится.

— То есть?

— То есть в данной ситуации все зависит от решения суда. Согласно прецедентам, человек, убивший того, чье наследство он должен был получить, лишается права наследовать его имущество согласно завещанию или по праву наследования в случае, если тот скончался, не оставив завещания. То есть, если вы решите убить человека, потому что знаете, что он должен оставить вам целый сундук денег, и позднее будет доказано, что вы его действительно убили, вам не светит ни цента.

— Хорошо, — сказал Карелла.

— Вам нужны точные сведения? Посмотрите дело «Ригги против Палмера», цитата номер…

— Не надо, — перебил Карелла. — Спасибо большое.

Он повесил трубку. Не успел он отнять руку, как телефон зазвонил снова, заставив Кареллу вздрогнуть.

Он снова поднял трубку.

— Карелла слушает!

— Это Дорфсман, баллистик, — сказали из трубки. — Клинг на месте?

— Только что вышел.

— Ну ладно, тогда запишите и передайте ему, чтобы мне лишний раз не звонить, — сказал Дорфсман. — Я обещал, что сообщу ему результаты до двенадцати.

— А что у него?

— Пуля, которую он сдал сегодня утром.

— Быстро вы обернулись!

— Порядок срочности, — объяснил Дорфсман. — Это покушение на убийство. Ручка есть?

— Давай, — сказал Карелла.

— На этот раз все было проще простого. Скажите ему, что пуля — «ремингтон-магнум», калибр 0,44. Все нудные подробности относительно местности, траектории, диаметра отверстия и так далее я, пожалуй, опущу, но, на мой просвещенный взгляд, пуля была выпущена из пистолета калибра 0,44 «раджер-магнум», именуемого также «черный коршун». Если Клингу понадобятся подробности, можете сообщить ему, что средняя скорость пули — около тысячи семисот футов в минуту и парциальное давление — почти тысяча четыреста фунтов. Этого хватит, чтобы свалить гризли на лету!

— Я ему передам. Слушайте, не могли бы вы соединить меня с офисом Гроссмана?

— Он все еще в суде, — сказал Дорфсман.

— А как насчет Оуэнби?

— Минуточку!

В трубке раздался щелчок. Дожидаясь, пока его соединят, Карелла пытался вспомнить, над каким это покушением на убийство работает Клинг. Насколько ему известно…

— Оуэнби слушает.

— Привет, — сказал Карелла. — Как там с моим делом?

— К концу дня будет на столе у капитана.

— А когда он до него доберется?

— Он в суде. Когда вернется — не знаю. Вроде как сегодня должен с ними развязаться.

— А сегодня он успеет прочесть ваш отчет?

— Если руки дойдут.

— А почему бы вам не прислать мне копию прямо сейчас?

— Это против правил.

— Ну, тогда хоть скажите, что там написано!

— Не могу. Играть в испорченный телефон, знаете ли…

— Ладно, я сам приеду и посмотрю.

— Его еще не распечатали. Я вам говорю, отчет будет к концу дня. Почему бы вам не позвонить ему где-нибудь в четыре — в полпятого?

— Спасибо большое, — сказал Карелла и повесил трубку.

* * *

Он нарочно выбрал именно ресторан А-Вонга на Бун-стрит. Тому было три причины: во-первых, Гасси сказала ему, что сегодня будет работать в «Тру-Вью», фотоателье совсем рядом с рестораном; во-вторых, именно здесь она должна была быть вечером в прошлую субботу, и, забрасывая наживку, он хотел, чтобы Огаста невольно вспомнила, что она — женщина, замешанная в дешевую интрижку; и, в-третьих, поблизости было несколько судов, куда он намеревался отправиться, чтобы получить ордер на обыск, едва ему передадут обещанный краткий отчет Дорфсмана по поводу пули.