— Какую девушку?

— Такую маленькую блондиночку. Она демонстрирует молодежные моды.

— Монику, что ли?

— Ну да.

— Монику Торп? А что с ней такое?

— Она была тогда на пляже во время приема. Четвертого. Помнишь?

— И что?

— Мы с ней разговорились, — сказал Клинг.

— Угу… — Огаста потянулась за сигаретами и снова закурила. — Не понимаю, какой интерес болтать с этой дурехой?

— Ты слишком много куришь, тебе не кажется? — спросил Клинг.

— Это что, еще одна претензия? — осведомилась Огаста. — Мы не занимаемся сексом, я слишком много курю… Ты что, собрался предъявить мне весь список обвинений, и непременно в два часа ночи?

— Я всего лишь забочусь о твоем здоровье!

— Ну, так что там Моника? О чем вы с ней говорили?

— О тебе.

— Обо мне? Вот это новости! Я-то думала, Моника вообще не способна говорить ни о чем, кроме себя, хорошей. И что же она тебе сказала? Она тоже считает, что я слишком много курю?

— Она сказала, что видела тебя в городе с разными мужиками! — проговорил Клинг на одном дыхании и остановился, чтобы перевести дух.

— Чего-чего?

— Она сказала…

— Ах-х, сопливая сучонка! — воскликнула Огаста и затушила только что раскуренную сигарету. — Она видела меня, меня!..

— Особенно с одним, — добавил Клинг.

— Особенно с одним? Так-так…

— Так она сказала.

— И с каким же?

— Не знаю. Скажи мне сама, Гасси…

— Смешно! — сказала Огаста.

— Я только повторяю то, что сказала мне она.

— И ты ей поверил.

— Я… скажем так, я прислушался к ее словам.

— Но она тебе не сказала, с кем именно она меня якобы видела. Так, Берт?

— Нет. Я спрашивал, но…

— Ах, ты ее спрашивал! Значит, ты ей поверил, так?

— Я только выслушал ее, Гасси.

— Сопливую шлюшку, которая перетрахалась со всеми фотографами в городе и у которой хватает наглости…

— Успокойся, — сказал Клинг.

— …Хватает наглости утверждать, что я…

— Ну же, Гасси!

— Я убью эту сучонку! Как Бог свят, убью!

— Значит, это неправда?

— Конечно, неправда! А ты что, поверил?

— Ну… в общем, да.

— Ну, спасибо, дорогой!

Некоторое время они молчали. Клинг думал, что надо спросить ее насчет дома 641 по Хоппер-стрит. Зачем она ходила туда сегодня днем? Он думал, что выполнил совет Кареллы, но толку с этого никакого, потому что ответа, который успокоил бы его, он так и не получил. Только расковырял рану.

— Гасси…

— Я люблю тебя, Берт, — сказала она. — Ты же знаешь.

— Я тоже думал, что любишь…

— Я тебя люблю!

— Но ты бываешь повсюду без меня…

— Ты же сам это предложил, Берт, ты же знаешь! Ты терпеть не можешь этих вечеринок…

— Да, но все-таки…

— Ну хорошо, больше я без тебя не хожу. Договорились?

— Но…

«А днем? Или во время дежурств, когда я гоняюсь за какими-нибудь мелкими воришками? Во время ночной смены? Что ты будешь делать тогда? Вечеринки — это фигня. Если, конечно, не считать тех случаев, когда ты говоришь, что ужинала в китайском ресторане с толпой народу, а мистер А-Вонг лично сообщает мне, что в компании мисс Мерсье рыжих не было. Жаль, что ты не брюнетка, Гасси. Брюнетки не так бросаются в глаза…»

— Все, обещаю, — сказала Огаста. — Без тебя — никуда. А теперь ляг.

— Есть еще кое-какие вопросы…

— Ложись, — перебила она. — На спину.

Она стянула с него простыню.

— Просто лежи спокойно, — сказала она.

— Гасси…

— Тише.

— Солнышко…

— Тс-с! — сказала она. — Те-с, малыш. Я сейчас поиграю с тобой. Бедный заброшенный мальчик! Мамочка сейчас с тобой поиграет, — сказала она и жадно склонилась над ним…

* * *

Когда расследуешь убийство или то, что может оказаться таковым, расписание не имеет значения. Ты приходишь в участок и грызешь это дело, иногда круглыми сутками, потому что у убийцы есть выигрыш во времени и каждый потерянный час дает ему лишний шанс.

Во вторник Карелле полагалось выйти на работу только в четыре, но он явился в десять утра, и никого из дневной смены это не удивило. Труп был обнаружен в прошлую пятницу, а любой коп знает, что самоубийство без предсмертной записки — все равно что хот-дог без кетчупа. Карелла сообщил лейтенанту Бернсу о жаре в этой проклятой квартире, а Бернс сообщил всем прочим детективам — на случай, если кому-нибудь придет в голову блестящая идея насчет того, почему кондиционер оказался отключенным в середине самой жаркой недели за лето. Блестящих идей пока не возникло.

Однако все от души сочувствовали Карелле, который появился на работе в десять ноль-ноль утра, когда ему полагалось прийти только в четыре часа дня. Они все не раз бывали в его шкуре. Приходилось расследовать дела, способные довести детектива до ручки, спать урывками на кушетке в комнате отдыха, трясти проклятое дело, как терьер полудохлую крысу, пока оно не сдохнет совсем — и когда его можно будет спокойно похоронить в папке под грифом «Закрыто». С Кареллой говорили вполголоса и приносили ему кофе из канцелярии. Все знали, что он очень озабочен. Коллеги думали, что его беспокоит только отсутствие предсмертной записки и неработающий кондиционер в комнате, раскаленной, как Сахара. Но, кроме того, Карелла был озабочен еще и тем, что предполагаемый самоубийца якобы проглотил двадцать девять капсул секонала, в то время как он на пушечный выстрел не подходил к обычному аспирину. Этого коллеги не знали, потому что Карелла пока не говорил этого лейтенанту Бернсу, а лейтенант Бернс не сообщал остальным.

В то утро Карелла первым делом позвонил в лабораторию техэкспертизы на Хай-стрит. Разговаривал он с тем самым экспертом, который возглавлял группу, работавшую в квартире Ньюмена. Он был детективом третьего ранга, и звали его Джон Оуэнби. Он с самого начала испортил Карелле настроение, сообщив, что результаты еще не готовы.

— То есть как? — удивился Карелла. — Это ведь было в пятницу, а сейчас вторник! В чем дело?

— В жаре, — ответил Оуэнби.

— Какое отношение имеет жара к…

— Какое у вас дело? — спросил Оуэнби. — Что вы предположительно расследуете?

— Самоубийство.

— Вот именно, самоубийство.

— Но существуют обстоятельства…

— Не надо мне про обстоятельства, — сказал Оуэнби. — Вы не в суде. У вас имеется предполагаемое самоубийство, пустой пузырек из-под секонала…

— Почти пустой, — уточнил Карелла.

— С нашей точки зрения, — объяснил Оуэнби, — если в пузырьке осталась всего одна капсула, а все остальные этот мужик проглотил, пузырек считается пустым.

— Ну так и что же вы возитесь столько времени? Вон, медэксперты уже сообщили причину смерти — а им, между прочим, пришлось вскрывать этот чертов труп…

— Порядок срочности, — сказал Оуэнби. — Может, у медэкспертов порядок срочности другой. Давайте я вам объясню, как с этим у нас. Когда мы имеем…

— Может, лучше вы мне расскажете, не нашлось ли в квартире неопознанных отпечатков пальцев?

— До черта. Они сейчас в отделе отпечатков. Я с ними говорил сегодня утром. Они еще не успели сравнить их с отпечатками покойника и его жены, которые вы нам прислали. Порядок срочности, Карелла! Убийство важнее самоубийства, вооруженное ограбление важнее кражи со взломом, изнасилование важнее мелкого хулиганства. Вы знаете, сколько у нас убийств? Все из-за этой жары! Из-за жары у людей крыша едет. А в эту пятницу еще и полнолуние. Знаете, что будет? Все психи в городе повыползут! На нас свалится столько застреленных, зарезанных, зарубленных, задушенных и задавленных, что вы себе просто и представить не можете! Так что идите вы со своим паршивым самоубийством знаете куда? Результаты я вам завтра пришлю.

— Где капитан Гроссман? — спросил Карелла. — Я хочу поговорить с ним.

— Если вы собираетесь жаловаться начальству, это вам…

— Где он?

— В суде. И пробудет там до конца недели. Он проходит свидетелем по делу об убийстве. А убийство важнее самоубийства. Порядок срочности, Карелла!

— Как вы думаете, когда я смогу получить результаты?

— Через сутки или около того.

— А завтра утром?

— Я сказал — через сутки или около. Мы работаем над тем, что удалось заснять, мы проверяем эту капсулу…

— Медэкспертиза уже определила состав…

— Но мы должны провести свои анализы. Как только мы все подготовим…

— Значит, завтра, договорились?

— Сделаю все, что смогу, — сказал Оуэнби и повесил трубку.

* * *

Минут через десять Карелле вручили конверт из телефонной компании. Патрульный, принесший конверт в помещение детективов, подождал, пока Карелла распишется в получении, и бросил конверт на стол, на кучу всякой ерунды, включавшую распечатанное на компьютере приглашение на ежегодный праздник полицейского управления с пикником и танцами, запрос из 31-го участка обо всех известных случаях применения револьвера «смит-и-вессон» калибра 0,38, послание от копов из Сарасоты, штат Флорида, и пачку полученных из фотолаборатории глянцевых снимков восемь на десять, отснятых в пятницу в квартире Ньюмена.

Карелла разорвал конверт.

В нем было четыре страницы ксерокса со списком всех звонков, сделанных с телефона Ньюмена со времени последней оплаты, имевшей место быть в июле. Здесь, как и в большинстве американских городов, счет телефонной компании представлял собой табличку, в графах которой были указаны даты междугородных звонков, город, в который звонили, телефон в этом городе, время звонка, продолжительность разговора в минутах и сумма оплаты.

Карелла начал с последней страницы.