— Так уж?
— У нее нет абсолютно никакой выдержки. Она либо парит в облаках, либо падает в бездну отчаяния, и это всегда так преувеличенно, и она ежеминутно меняет свои намерения, и при ней нельзя упоминать о множестве совершенно различных вещей, так как они могут ее расстроить.
— О чем, например?
— Ну, прежде всего, естественно, о нервных заболеваниях и о санаториях для душевнобольных. Конечно, она должна быть очень чувствительна к таким вещам. Затем обо всем, имеющем отношение к детям.
— К детям? Каким образом?
— Она очень расстраивается, когда видит детей или слышит о людях, которые счастливы со своими детьми. Стоит ей услышать, что у кого-нибудь из ее знакомых будет или уже есть ребенок, как это приводит ее в уныние. У нее самой больше никогда не будет детей, понимаете, а единственный ее ребенок — идиот. Не знаю, слышали ли вы уже об этом?
— Да. Все это, конечно, очень печально. Но после стольких лет ее горе, надо думать, притупилось.
— Она не в состоянии забыть этого. Это стало у нее чем-то вроде навязчивой идеи.
— А мистер Радд? Что он чувствует?
— Ну, это же был не его ребенок. Отцом мальчика был Исидор Райт.
— Ах да, ее предыдущий муж. Где он теперь?
— Он снова женился и живет во Флориде, — быстро ответила Элла Зилински.
— Не знаете ли вы, у Марины Грегг много врагов?
— Я так не думаю. Во всяком случае, не больше, чем у других. Конечно, есть на свете зависть, ссоры из-за контрактов, из-за других женщин и мужчин…
— Не боялась ли она кого-нибудь?
— Марина? Боялась? Нет, не думаю. Почему? С чего вдруг она стала бы кого-нибудь бояться?
— Я сам не знаю, — сказал Дэрмот Он взял список гостей.
— Большое вам спасибо, мисс Зилински. Если мне еще что-нибудь понадобится, я снова обращусь к вам. Вы Не будете возражать?
— Конечно, нет. Я сделаю все, что смогу. Мы все сделаем всё, чтобы оказать вам помощь.
— Итак, Том, что вы разузнали.
Сержант Тиддлер понимающе усмехнулся. На самом деле его звали не Том, а Уильям, но словосочетание «Том Тиддлер» было слишком соблазнительным для его коллег[2].
— Есть у вас что-нибудь ценное? — продолжал Дэрмот Крэддок.
Оба детектива остановились в «Голубом кабане», и Тиддлер только что вернулся в гостиницу после напряженного дня, проведенного на киностудии.
— Не очень много, — ответил он.
— Почти никаких слухов, даже странно. Несколько предположений о самоубийстве.
— Почему о самоубийстве?
— Считают, что она могла поссориться с мужем и хотела заставить его пожалеть об этом, хотя, конечно, не имела намерения заходить так далеко. Так считают в деревне.
— Не очень-то обнадеживающе, — проворчал Дэрмот.
— Нет, конечно. Что касается студии, то там вообще ничего не знают. Они, надо сказать, ничего и не хотят знать, кроме своей работы. Все только и говорят: съемки должны продолжаться, что бы ни случилось. Они очень беспокоятся, сможет ли Марина Грегг снова сниматься. Уже и раньше съемки несколько раз срывались из-за ее нервных приступов.
— Они ее вообще-то любят?
— Ну, я сказал бы, что они очень недовольны ее дьявольским характером, но при всем этом не могут не восхищаться ею как актрисой. Ее муж, кстати, по общему признанию, любит ее без памяти.
— Как относятся к нему на студии?
— Считают его прекрасным режиссером, одним из лучших.
— Никаких слухов о том, что у него была связь с какой-нибудь другой актрисой.
Том Тиддлер был удивлен.
— Нет, — сказал он, — нет. Ни намека на это. А вы полагаете, что это возможно?
— Если бы я знал, — вздохнул Дэрмот.
— Марина Грегг убеждена, что этот яд предназначался для нее.
— Она так считает? И что, она права?
— Абсолютно, я бы сказал. Но не в этом дело. Дело в том, что она сказала об этом только своему врачу, но не мужу.
— Вы думаете, она рассказала бы ему, если бы…
— Мне очень хочется знать, — заметил Крэддок, — не таит ли она где-нибудь в подсознании мысль о том, что ее муж замешан в этом преступлении. Врач вел себя немного необычно. Может быть, это только мое воображение, но я в этом не уверен.
— Ну, таких слухов на студии не было, — возразил Том.
— Такого не утаишь.
— У нее самой не было связи с каким-нибудь мужчиной?
— Нет, она, кажется, всей душой предана Радду.
— Никаких интересных подробностей ее прошлого?
Тиддлер усмехнулся:
— Ничего, кроме того, что можно в любой день прочитать в журналах.
— Я думаю, мне следует немного их почитать, — сказал Дэрмот, — чтобы впитать в себя атмосферу.
— О чем там только не пишут! — заметил знаток кино Тиддлер.
— Интересно, — задумчиво пробормотал Дэрмот, — читает ли моя мисс Марпл журналы о кино?
— Это та старая леди, что живет в доме у церкви?
— Она самая.
— Говорят, у нее острый ум, — сказал Тиддлер.
— Говорят, ничто, происходящее в этих краях, не ускользает от ее внимания. Конечно, вряд ли она много знает о мире кино, но, наверное, будет способна дать нам всю подноготную миссис Бедкок.
— Не думаю, чтобы сейчас это было так просто для нее, — выразил сомнение Дэрмот. — В деревне поднимается новая общественная жизнь. Новый жилой район, большие здания. Бедкоки приехали сюда не так давно и жили как раз в этом районе.
— Я, конечно, не очень много узнал о местных жителях, — заметил Тиддлер.
— Я интересовался в основном частной жизнью кинозвезд и подобными вещами.
— Не думаю, чтобы об этом вы узнали намного больше, — проворчал Дэрмот.
— Ну, хорошо, так что же все-таки вы можете рассказать о прошлом Марины Грегг?
— Несколько раз была замужем, но ни разу надолго. Ее первый муж, правда, не хотел с ней разводиться, но в то время он был уже слишком ординарным парнем для нее. Он работал агентом по продаже недвижимости или кем-то вроде этого. Он вроде бы очень любил ее, но она все же добилась развода и вышла за какого-то иностранного графа или принца. Этот второй брак длился совсем недолго, но завершился без особой трагедии. Она просто развелась с ним и завела себе номер третий. Роберт Траскотт, кинозвезда. Его предыдущая жена очень не хотела уступать его, но ей пришлось это сделать в конце концов. Правда, она получила огромное денежное обеспечение, но разводы, как правило, этим и заканчиваются.
— И что же этот брак?
— Кончился полной неудачей. Она погрузилась в глубокую депрессию. Правда, через пару лет у нее начался новый роман, на сей раз с неким Исидором Райтом, драматургом.
— Очень экзотическая жизнь, — заметил Дэрмот.
— Ну, на сегодня хватит. Завтра нам предстоит тяжелая работа.
— Какая?
— Проверка списка, полученного мною сегодня в Госсингтон-холле. Из двадцати с лишним имен мы должны исключить как можно больше, а среди тех, что останутся, надо найти Икс.
— А вы пока никого не подозреваете?
— Нет. Если только это не Джейсон Радд, конечно.
— С кривой улыбкой он добавил:
— Кроме того, завтра мне придется сходить к мисс Марпл и узнать, как идут ее дела.
Глава двенадцатая
Мисс Марпл вела свое собственное расследование.
— Как любезно с вашей стороны, миссис Джеймсон, как любезно. Не могу выразить, как я вам благодарна.
— О, не надо об этом, мисс Марпл. Я рада быть вам в чем-нибудь полезной. Вам, я думаю, нужны самые последние?
— Нет, нет, совсем не обязательно, — поспешно сказала мисс Марпл.
— Собственно, я бы даже хотела получить несколько старых номеров.
— Ну, что же, — заметила миссис Джеймсон, — вот здесь в углу лежит целая кипа, и могу вас заверить, что никто и не заметит их отсутствия. Держите их у себя, сколько вам будет угодно. Только вам, наверное, их не донести. Дженни, как поживает ваша завивка?
— Все в порядке, миссис Джеймсон, волосы уже совсем высохли.
— В таком случае, дорогая, проводите мисс Марпл до дому и отнесите ей эти журналы. Нет, что вы, мисс Марпл, какое же это беспокойство? Мы всегда рады услужить вам.
«Как добры люди, — подумала мисс Марпл, — особенно если учесть, что они знают вас всю жизнь». Миссис Джеймсон, в течение многих лет содержавшая парикмахерскую, в последнее время отдала дань всеобщему прогрессу, сменив старую вывеску на новую: «Диана. Салон причесок». Во всем остальном парикмахерская осталась такой же, как прежде, и клиентов здесь обслуживали по-старому. Здесь украшали женщин средних лет добротным перманентом, здесь делали прически представителям молодого поколения, и получавшийся в результате беспорядок принимался ими как должное. Но основным контингентом миссис Джеймсон были консервативные старые леди, которые за долгие годы так привыкли к этой парикмахерской, что даже не представляли себе возможности сделать прическу где-нибудь в другом месте.
— Нет, я бы никогда не подумала! — воскликнула на следующее утро Черри, войдя в столовую, как она все еще называла про себя гостиную.
— Что все это значит?
— Я пытаюсь, — ответила мисс Марпл, — немного познакомиться с миром кино.
— Она отложила в сторону «Новости экрана» и взяла «В мире кинозвезд».
— Это в самом деле интересно. Напоминает о стольких вещах.
— Какая у них все-таки интересная жизнь, — заметила Черри.
— И специфическая, — подчеркнула мисс Марпл.
— Весьма специфическая. Это напоминает мне рассказы одной моей знакомой. Она работала сиделкой в больнице. Та же простота отношений, такие же сплетни и слухи. И молодые, симпатичные врачи, являющиеся причиной стольких душевных травм!
— Какой-то у вас внезапный интерес к кино, — сказала Черри.
— В последнее время мне стало трудно вязать, — объяснила мисс Марпл.
— Конечно, шрифт здесь довольно мелкий, но я всегда могу воспользоваться лупой.
Черри посмотрела на нее с любопытством.
— Вы меня удивляете! Чем вы только не интересуетесь!
Очень люблю детективы Агаты Кристи