Я уже успел понять, что сердиться на него бессмысленно. По меньшей мере, это было бы потерей времени, так как делать это приходилось бы постоянно. А потому, позволив себе лишь устало улыбнуться, я пояснил:

– Меня удивило, что человек – так необычно мал.

– Вы же ничего не поняли, – прорычал он и, тыча толстым, как сарделька пальцем в рисунок, продолжал:

– Видите на заднем плане растение? Как, по-вашему, что это такое? Наверное, вы подумали, – одуванчик, или брюссельская капуста, не так ли? К вашему сведению, это – весьма распространенное в Южной Америке крупное пальмовое дерево. Его называют «слоновая кость». В высоту оно достигает пятидесяти-шестидесяти футов. Конечно, человек был пририсован отдельно. Он просто не смог бы позировать в такой близости от чудовища, оставаясь в безопасности. По всей видимости, художник, желая предоставить ориентир размеров животного, для сравнения изобразил на рисунке самого себя. Предположим, его рост чуть больше пяти футов. Дерево – в десять раз выше, – стало быть…

– Пресвятая сила! – вскричал я. – Значит, вы считаете, что животное достигало… Господи! В таком случае оно не уместилось бы даже в здании вокзала Чарринг Кросс!

– Ну, тут уж вы преувеличиваете; хотя, честно говоря, на рисунке красуется достаточно рослый экземпляр, – заметил профессор с видимым удовольствием.

– Но ведь нельзя же, – с горячностью возразил я, – отбросить в сторону все достижения, которыми на сегодня располагает наука, на основании одного лишь рисунка!

Я перевернул лист и, убедившись, что в альбоме больше ничего нет, продолжал:

– Одного лишь рисунка какого-то бродячего живописца, который выполнил его, то ли накурившись гашиша, то ли в бреду тропической лихорадки, а может быть, просто сочинил фантастическую картинку с целью пощекотать нервы зрителей. Вы как ученые не будете, ведь, ратовать за реальность того, что представляет автор рисунка.

Вместо ответа профессор снял с полки какую-то книгу.

– Вот замечательная монография моего друга, талантливого натуралиста Рея Ланкстера, – сказал он. – Эта иллюстрация, наверное, вас заинтересует. Обратите внимание на поясняющий текст: «Вероятный внешний вид динозавра-стегозавра, жившего в юрском периоде». Видите, – одна лишь задняя нога вдвое больше взрослого человека. Ну-с, что скажете на это?

Он протянул мне раскрытую книгу. Я взглянул на картинку. В гипотетической реконструкции вымершего вида безусловно присутствовало разительное сходство с экземпляром, изображенным в альбоме американского художника.

– Это просто поразительно! – согласился я.

– Однако я чувствую, что вам еще недостаточно аргументов?

– Видите ли, в рисунке могло произойти случайное совпадение. Кроме того американцу возможно где-то когда-то попадалась на глаза эта монография с картинками, и он по памяти просто воспроизвел один из них в своем альбоме. Не исключено, что это произошло, когда он по каким-то причинам находился, так сказать, не в здравом рассудке.

– Хорошо, – спокойно произнес профессор, обнаруживая удивительную выдержку, – допустим это так. В таком случае я прошу посмотреть вас на эту кость.

Он протянул мне кость, о которой уже вскользь упоминал, перечисляя имущество умершего путешественника. Она была длиной сантиметров в двадцать, толще человеческого большого пальца; на ее конце еще виднелись остатки сухожилия.

– Как по вашему, какому существу принадлежит эта кость? – спросил профессор.

Я рассматривал ее самым внимательным образом, призывая на помощь скудные познания в биологии.

– Может быть, это толстая человеческая ключица, – предположил я наобум.

Мой собеседник презрительно замахал руками.

– Человеческая ключица – изогнута. А эта кость – совершенно прямая. Вот здесь еще остался желобок, по которому проходило сухожилие. Так что ни о какой ключице не может быть и речи.

– Тогда я просто не знаю, что это могло бы быть.

– В данном случае вам не стоит стыдиться своего невежества. Не думаю, чтобы во всем ученом мире южного Кенсингтона нашелся хотя бы один человек, способный правильно охарактеризовать и назвать то, что вы держите в руках.

Из коробочки от пилюль он извлек кость размером с горошину.

– Вот эта частичка человеческого скелета представляет точный аналог кости, о которой мы говорим. Таким образом, вы можете получить некоторое представление о величине животного. По остаткам сухожилий можно безошибочно заключить, что данная особь – не ископаемый экземпляр, а умерший совсем недавно. Что скажете на это?

– Возможно, слон…

Лицо профессора перекосилось, будто от боли.

– Не надо. Не надо упоминать о слонах в Южной Америке. Это – курам на смех. Даже в начальной школе…

– Ну, в таком случае, – перебил я, – любое большое известное животное. Тапир, например.

– Поверьте, молодой человек, я достаточно разбираюсь в элементарных основах биологии, чтобы со всей ответственностью заключить, что данная кость не принадлежит ни одному известному на сегодня в зоологии виду. Она – часть скелета очень большого, очень сильного и, вероятно, очень свирепого хищника, который существует на земле, но которого еще не зарегистрировала наука. Ну что? Вы все еще не убедились?

– По крайней мере, мне это все – очень интересно.

– В таком случае вы – не безнадежны. Я подозреваю, что где-то в глубине в вас теплится здравый смысл. Попробуем хотя бы на ощупь до него добраться. Оставим на время умершего американца и вернемся к моей экспедиции. Увидев рисунки в альбоме, я, естественно, задержал свое возвращение на родину. Мне захотелось поглубже заглянуть в этот загадочный край. Какие-то предположения, какие-то намеки о том, откуда пришел злосчастный художник у меня имелись. Кроме того, я мог ориентироваться, опираясь на местные слухи, сплетни, легенды и даже пророчества. Вы, наверное, слышали что-нибудь о Курупури?

– Никогда.

– Курупури – злой лесной дух, – нечто ужасное, злобное грозное; что-то такое чего нельзя избежать. Никто не знает точно, что он есть и как он выглядит, но при одном его упоминании жители Амазонки приходят в трепет. Пожалуй, единственное, в чем сходятся разрозненные племена, это то направление, следуя которому, можно натолкнуться на Курупури. Это направление как раз совпадает с тем, откуда пришел американец. Что-то ужасное таилось за лесами, и я решил разведать, что же это было на самом деле.

– И как же вы поступили?

Мое легкомыслие бесследно улетучилось. Это коренастый крепыш сумел завоевать мое внимание и уважение.

– Преодолев сопротивление и страхи аборигенов, (страхи настолько сильные, что многие из них даже говорить опасались на эту тему), взывая к здравому смыслу, действуя спокойными убеждениями и раздавая подарки, а порой прибегая и к угрозам, я все таки, в конце концов, нашел двух проводников. После многих трудностей и приключений, о которых сейчас нет нужды говорить, преодолев некоторый путь, о протяженности и точном направлении которого я умолчу, мы, наконец, попали в такие места, о которых до настоящего времени нигде никем не упоминалось, за исключением моего неудачливого предшественника. Взгляните-ка на это.

Он протянул мне маленькую фотографию.

– Она, к сожалению, в ужасном состоянии. Это оттого, что на обратном пути, т. е., когда я шел вниз по течению, лодка перевернулась, и в контейнер, где хранились непроявленные пленки, попала, вода. Сами понимаете, что получилось. Конечно, это – невосполнимая потеря. Лишь одна пленка по счастью, можно сказать, уцелела. Надеюсь, что вы удовлетворитесь этим объяснением низкого качества снимка. Появились слухи, будто фотография поддельная. Я даже не пытаюсь оспаривать эту явную чушь.

Снимок, действительно, был очень нечетким. Предвзятый критик легко мог бы принять его за подделку. Мрачный серый пейзаж. Как следует приглядевшись, я стал различать знакомые детали: длинную гряду скал, издали напоминавшую застывший водопад. На переднем плане равнина с редкой рощей из больших деревьев.

– Это похоже на картинку из альбома художника, что мы сейчас рассматривали, – сказал я.

– Совершенно верно. Она и есть. На этом месте я обнаружил следы стоянки американца. А теперь взгляните-ка вот сюда.

И он показал еще один снимок, изображавший тот же вид, но с более близкого расстояния. Хотя очертания были очень размытыми, мне удалось разглядеть одинокий утес с деревом на вершине.

– Да. Я абсолютно убежден, что здесь снято то самое место, что изображает рисунок в альбоме, – сказал я.

– Замечательно! – одобрил мою сообразительность профессор. – Мы с вами делаем явные успехи. Не так ли? А теперь внимательно посмотрите на вершину скалы. Видите ли вы что-нибудь там?

– Высокое дерево.

– А на дереве.

– Какая-то большая птица.

Он протянул мне лупу.

– Да, так и есть, – сказал я, изучая снимок через увеличительное стекло, – птица с очень массивным клювом. Похожа на пеликана.

– Не могу похвалить остроты вашего зрения, – посочувствовал мне профессор. – Это не пеликан и вообще не птица. Наверное, вам будет небезынтересно узнать, что мне удалось подстрелить это существо. Это было единственным надежным вещественным доказательством моих наблюдений, которое я мог привезти с собой в Европу.

– Значит, оно у вас здесь? – почти обрадовался я.

– Оно у меня было. Увы, в той же самой аварии с перевернутой лодкой я утратил и этот бесценный экземпляр. Когда содержимое лодки оказалось в водовороте, я отчаянно вцепился в крыло, и, в конце концов, оно осталось у меня в руке. Собственно, даже не все крыло, а лишь половина. Этот жалкий остаток бесценного для меня сокровища я вам сейчас представлю.

Из ящика письменного стола он вытащил нечто, что могло мне показаться верхней частью крыла большой летучей мыши. Под, по меньшей мере, в два фута длиной изогнутой костью простиралась вуаль из мягкой, но очень прочной кожаной перепонки.

– Гигантская летучая мышь, – предположил я.