Придя в сознание, я обнаружил, что лежу лицом вверх на траве в нашем убежище среди кустов. Кто-то все-таки смог, благополучно добравшись до ручья, принести воды, и лорд Джон понемногу орошал прозрачными каплями мне лицо, а Саммерли и Челленджер, чуть приподняв, мягко удерживали мою голову. Удивительно было наблюдать их не на шутку встревоженные лица, оказывается кроме сугубо научных проблем этих людей могли волновать обычные человеческие переживания, – не скрою что мне, несмотря на только что перенесенное потрясение очень льстила отеческая забота выдающихся ученых. К счастью, напавшее чудовище не успело мне сломать позвоночник, и я, в общем, как говорится, отделался испугом. Немного болела голова, распухла и ныла шея, но, так или иначе, через полчаса я уже был на ногах.

– Ну-с, мой милый, позвольте вас поздравить. Еще немного, и было бы поздно, – сказал лорд Джон. – Услышав ваш крик, я бросился к ручью и увидел, как это страшилище, подняв вас над землей, отворачивает вам голову. Ну, думаю, конец! Одним человеком стало меньше. От волнения я промахнулся, но звук выстрела напугал вашего палача и он, кинув вас в траву, стремглав укрылся в ветвях дерева. Господи! Было бы хотя бы пятьдесят вооруженных человек, я бы с ними такой здесь навел порядок: любо-дорого. От этой антропоидной погани не осталось бы и следа, и тогда мы покинули бы землю Мейпла Уайта со спокойной душой.

Ясно, что обезьяны нас выследили, и теперь вели планомерную охоту из засады. Днем они вряд ли напали бы. Но ночью… Словом, чем быстрее мы уйдем из мест их обитания, тем лучше. С трех сторон нас окружал лес, где из-за любого ствола, с любой ветки они могли нас захватить врасплох. Но в восточном направлении, там, где нагорье опускалось под уклон, выводивший к центральному озеру, деревья росли реже, уступая пространство кустарникам; и местность понемногу переходила в покатую освобожденную от высокой растительности равнину. Как раз по ней я недавно бродил, совершая свою одиночную ночную вылазку, и по ней же нам предстояло двигаться теперь. Конечно, жаль было расставаться с насиженными местами, особенно с фортом Челленджера. Кроме того, что там оставалось много нужных вещей и припасов, это было место встречи с нашим надежным другом Замбо. Но в глубине души мы себя утешали надеждой со временем получить возможность туда вернуться. Сколько бы не прошло времени, верный негр будет нас ждать. Ни у кого не было сомнений в исключительной честности и преданности этого человека.

Наконец, около полудня мы отправились в путь. Впереди партии шел молодой вождь. С презрением отказавшись нести какую-нибудь поклажу, он выступал проводником. За ним, взвалив на плечи мешки с нашей амуницией бодро шагали двое других, оставшихся в живых индейцев. Замыкала шествие с заряженными винтовками наготове наша белокожая четверка.

Едва мы сделали несколько шагов, как за нашими спинами раздались визг и улюлюканье обезьяньего народа. Они то ли праздновали победу, то ли, видя, как мы покидаем их территорию, злорадно нас высмеивали. Оглядываясь, мы никого из них не видели, но их мощный рев долго напоминал нам, как много врагов скрывается в лесной чаще. Впрочем, попыток пуститься за нами в погоню не предпринималось, и вскоре, выйдя на открытое пространство, мы стали для них недосягаемы.

Я шел самым последним, не вполне оправившись после утреннего происшествия, с трудом передвигая ноги. Шея набрякла, как полено; голова не поворачивалась. Саммерли и Челленджер, оба хромали. Все трое моих товарищей потеряли головные уборы, и теперь, чтобы защитить голову от вертикально бьющего в темя экваториального солнца, покрыли головы носовыми платками, смочив их водой и повязав по углам узелки. В общем, выглядели мы весьма плачевно, и ничего удивительного в том, что наши попутчики индейцы, порой оглядываясь, взирали на нас с недоумением и даже испугом.

Часам к четырем пополудни мы вышли к берегам озера. Едва мы приблизились к его просторной сверкающей, как зеркало, глади, наши краснокожие проводники подняли радостный крик, указывая куда-то вдаль над водой. И действительно было от чего радоваться. От едва видимой кромки воды на противоположном берегу в нашу сторону направлялась целая флотилия челноков. До них было несколько миль, но они так стремительно неслись по спокойной воде, что через каких-то полчаса гребцы уже смогли нас видеть. Еще несколько минут, и над озером громоподобным эхо раскатились ликующие крики. Встав в рост и взметнув ввысь копья и весла, лодочники ими потрясали в знак общей радости. Потом они опять опустились и с возросшей энергией подналегли на весла. Вскоре, мягко проутюжив носами песок пологого берега, флотилия причалила. Гребцы высыпали на берег и все, за исключением одного старика, с криками подобострастного приветствия распростерлись ниц на песке перед нашим молодым проводником. Шею пожилого индейца опоясывало ожерелье из блестящих камешков; на запястьях были такие же браслеты; плечи укрывались янтарно-пятнистой шкурой какой-то крупной кошки. Он вышел вперед и очень тепло по-родственному обнял молодого человека. Посмотрев на нас, он что-то у него спросил и затем, сохраняя достоинство, подошел к каждому и всех по очереди обнял, выражая этим покровительственное одобрение нам. Потом он дал своим людям знак, и по его команде все краснокожее общество распростерлось перед нами на песке, точно так же, как недавно приветствовали своего молодого вождя.

Я почувствовал себя неловко, столкнувшись со столь допотопно-раболепным способом изъявления благодарности. По-моему, то же ощущали лорд Джон и Саммерли. Зато Челленджер расцвел и заблагоухал, как цветок под весенним солнцем.

– Ну и что из того, что они представляют отсталую расу, – сказал он, поглаживая бороду, – поведение этих людей в присутствии лиц, опередивших их в умственном развитии, может послужить уроком для многих европеоидных хамов, не имеющих понятия об уважении к уму, знаниям и таланту. До чего же безошибочна у этих первобытных людей этическая интуиция.

По виду и настроению приплывших на челноках индейцев стало понятно, что они собрались в военный поход. Все были вооружены луками и копьями, представлявшими бамбуковые стержни с костяными наконечниками. У многих за спиной висели каменные топоры и тяжелые дубины. То и дело бросая полные ненависти взгляды на джунгли, откуда мы пришли, они переговаривались, часто повторяя слово «дода». Индейцы отправились в поход с тем, чтобы спасти своих товарищей, среди которых был сын их пожилого вождя, или, если не удастся, то хотя бы отомстить за их смерть.

Сейчас они, рассевшись широким кругом на прибрежном песке, вели военный совет. А мы, устроившись на теплых базальтовых глыбах, за ними наблюдали. Их насчитывалось человек четыреста. Вся пологая часть побережья была усеяна их лодками.

Кто-то один, поднявшись на камень, громко говорил, а остальные с большим вниманием слушали. После того, как выступили два-три оратора на камень поднялся молодой вождь и произнес яркую речь, сопровождая ее столь выразительными жестами, что мы, не зная языка, почти все поняли. Вот, что он сказал:

– Сейчас нет смысла возвращаться домой. Рано, или поздно нам предстоит решительная схватка с врагами. Они убили наших людей. Мне посчастливилось остаться в живых, но наши товарищи погибли, – и это в любой день может случится с каждым. Мы сейчас все в сборе и готовы к битве.

Здесь он указал на нас.

– Эти чужеземцы – наши друзья. Они – храбрые воины и ненавидят обезьянолюдей не меньше, чем их ненавидим мы. Нашим друзьям подчиняются, – тут он вознес руку к небесам, – гром и молния. Когда еще представится такой благоприятный случай? Пойдемте же на врага и либо умрем, либо завоюем свободную жизнь для себя и для наших детей. Без этого нам будет стыдно возвращаться к нашим женщинам.

Маленькие краснокожие воины, затаив дыхание, слушали речь молодого вождя, а когда он закончил, воздух заполнили их мощные радостные крики. Они подбрасывали вверх копья и луки в знак единодушного согласия следовать за своими вожаками. Пожилой вождь подошел к лорду Джону и последовательно произвел несколько жестов. Вначале он показал на лес, потом на индейцев, затем, перебирая двумя пальцами и двигая кистью в направлении к лесу, обозначил, что они решили туда идти. Потом он, указывая взглядом на нас, словно сгреб воздух обеими руками и, внезапно их опустив, вопросительно посмотрел в глаза лорду Джону. Он хотел знать пойдем мы с ними, или нет.

Рокстон молчал, пораженный удивительным красноречием своего собеседника. Поняв его молчание как знак нерешительности или непонимания, вождь оскалили зубы и зарычал, подражая обезьяне, а затем ребром ладони постучал себя по шее и опять вопросительно посмотрел на лорда Джона. Лорд Джон показал на нас, на себя, а потом на свой рот, давая вождю понять, что тот должен подождать, пока мы посовещаемся.

– Ну что же, пусть каждый решает сам, – сказал Рокстон, обращаясь к нам. – Лично я не прочь свести счеты с этими обезьяньими рожами, и, если после боя они совершенно исчезнут с земной поверхности, не велика потеря. Я пойду бок о бок с краснокожими ребятами и буду стоять с ними до конца. Ну, а как вы, молодой человек?

– Конечно, я тоже пойду.

– А вы, Челленджер?

– Да. Можете на меня рассчитывать.

– А вы, Саммерли?

– Похоже, мы сильно уклоняемся от цели нашей экспедиции, лорд Джон. Уверяю вас, что не для того я оставил профессорскую кафедру в Лондоне, чтобы возглавить войну краснокожих троглодитов против человекообразных обезьян.

– До чего же низко мы пали! Не так ли, профессор, – улыбнулся лорд Джон, – но ничего не поделаешь, – надо. Итак, каков ваш ответ?

– Вы затеваете очень сомнительное предприятие, – Саммерли стоял на своем, сколько хватало сил, – но если вы все так решили, я не смогу остаться в стороне.

– Ну что же, значит решено, – сказал лорд Джон и, повернувшись к вождю краснокожих, утвердительно покачал головой и пошлепал ладонью по стволу своей винтовки.