Артур Конан Дойл - Затерянный мир (сборник)

Как быть с ночлегом? В лагере спать опасно. Но еще опаснее ночью одному находится в джунглях. Однако, приходилось выбирать. Здравый смысл побуждал меня быть настороже, а вконец измученные тело требовало отдыха, глаза слипались сами собой. Взобравшись на дерево гингко, я попробовал устроиться на его нижних ветвях, но, представив себе, как, начав дремать, свержусь на землю и раскрою себе череп, благоразумно решил спуститься. В конце концов, забаррикадировав колючками вход, я разжег на площадке три костра и, плотно поужинав, улегся между трех огней. Через несколько минут я уже глубоко спал.

Пробуждение оказалось неожиданным и весьма приятным. Рано на рассвете я почувствовал чье-то прикосновение к плечу. Вскочив, как ошпаренный, я потянулся к винтовке и тут же вскрикнул от радости. Передо мной стоял лорд Джон Рокстон. Но, Господи, до чего же он сейчас не походил на самого себя, – весь в синяках и царапинах, волосы всклокочены, одежда изодрана в лохмотья, неизменная принадлежность его туалета шляпа исчезла, покрасневшие глаза блестели лихорадочным огнем. Он тяжело дышал, как человек, которому пришлось долго бежать. Я оторопело таращил на него глаза, но он, не давая мне говорить, быстро собирал вещи, оставшиеся продукты, оружие.

– Скорее, юноша, скорее! – отрывисто бросал он на ходу. – На счету каждая секунда. Берите винтовки, вот эти две, – остальные возьму я. Побольше патронов. Берите, сколько сможете унести во всех карманах. Так, теперь продукты. Полдюжины банок тушенки, думаю, будет достаточно. Хорошо. Все объяснения потом, по ходу дела, иначе мы погибнем.

Через минуту, еще не успев толком проснуться ничего не соображая, я с двумя винтовками под мышками и с узлами в руках очумело бежал вслед за лордом Джоном, продираясь через джунгли. Он находил самые заросшие, трудно проходимые места и устремлялся туда, не обращая внимания на колючки. Увидев высокий кустарник, он, не колеблясь ринулся в него и, потянув меня рукой за собой, повалился ничком на траву.

– Ну, слава Богу! Кажется, проскочили, – с трудом переводя дух, произнес он. – Они сейчас наверняка устроят на нас облаву в районе форта Челленджера и, хрен, кого найдут. Вот уж, небось завизжат от ярости! А?

– Ничего не понимаю, – запинаясь, прошептал я, – где оба профессора, и кто за нами гонится?

– Да обезьяны же, обезьяны. Вернее, обезьянонедочеловеки. Пресвятая сила! Ну и страхолюдины. Говорите шепотом. У них очень острый слух и прекрасное зрение, но, насколько я понял, посредственное обоняние. Так что вряд ли они нас смогут унюхать. Где вы пропадали, мил мо юш? Вам дико повезло, что в момент их нашествия вас не оказалось на месте.

– Да уж, повезло, – не сдерживая иронии, улыбнулся я и вкратце о моих приключениях в лесу позапрошлой ночью.

– Ничего себе, веселенькая история, – заметил он, когда узнал о том, как я удирал от хищного ящера и свалился в западню, лишь чудом не напоровшись на острый, как вязальная спица, кол.

– Здесь, увы, не Лазурный берег и не Карлс Бад. Я это предполагал, но по-настоящему почувствовал прелести нынешнего «курорта» смог только, когда на нас напала эта визгливая свора. Однажды во время путешествия в Папуа Новая Гвинея мне пришлось недолго пообщаться с племенем людоедов. Так вот, я вам скажу, они в сравнении с этими чудовищами, просто – ангелы.

– А что же, все-таки случилось?

– Рано утром, наши ученые друзья едва разлепили глаза и еще не успели начать обычную полемику. Вдруг откуда-то сверху на наши головы градом посыпались обезьяны. Их было по меньшей мере несколько десятков. Под покровом ночи они собрались в несметном количестве в кроне гингко и, улучив минутку, обрушились внезапной атакой на лагерь. Обезьяны действовали настолько стремительно, что, не успев опомниться, мы все трое уже лежали поверженные на лопатках. Я, правда, впопыхах успел одному продырявить брюхо из моего «Экспресса», но какой в этом толк? Я сказал «обезьяны». Но какие обезьяны. Они держат в руках палки, умеют бросать камни, издают пронзительные звуки, напоминающие осмысленную речь, и, наконец они умудрились, орудуя тонкими лианами, прочно связать нам руки. В общем, по умственному развитию они превосходят всех мне известных животных. Короче, это – обезьянолюди, то самое недостающее звено. Право же, недостающее, ну и пускай бы себе его недоставало! Они вынесли за ограду раненого сородича, из которого хлестала кровь как из недорезанного поросенка, и расселись на лужайке, окружив нас плотным кольцом. Более свирепого взгляда, чем у них, я никогда не встречал. Величиной они со взрослого человека, только значительно шире и сильнее. Уставив на нас свои мутные, словно из некондиционного стекла глаза, они долго со злорадным любопытством нас изучали. Уж до чего крепок Челленджер, но и тот не выдержал. Вскочив на ноги, он, вдруг, истерично завопил: «Ну что таращитесь, дерьмо собачье? Схватили, так жрите, жрите нас, пока не подавитесь!» Какие только обороты, какие «перлы» отборного сленга не обрушивал Челленджер на эту мохнатую аудиторию. Думаю, что, если бы собрать всех самых его «любимых» репортеров лондонских газет, так даже им, и то досталось бы меньше. Конечно, он говорил в запальчивости, ибо, кому-кому, а уж Челленджеру хорошо известно, что обезьяны – не хищники.

– Ну и что же они?

Рассказывая, лорд Джон то и дело поглядывал по сторонам, держа наготове винтовку со взведенным курком.

– Я уж решил, что нам – конец. Но ошибся. Дальше начался какой-то траги-фарс. Они, тявкали, визжали, поквакивали, словно что-то обсуждали. Потом один из них поднялся и, приблизившись на кривых ногах к Челленджеру, стал рядом с ним. Сейчас вы рассмеетесь, мил мо юш, но они оказались похожи, как братья-близнецы. Обезьяночеловек, по-видимому, это вожак стаи представлял точную, немного карикатурную копию профессора: плотная коренастая фигура, широченные плечи, грудь колесом, шеи – нет, густым веером рыжая борода, тяжелые пучки бровей. Тот же надменный взгляд, будто посылает всех, куда подальше. Когда он водрузил свою длиннопалую пятерню профессору на плечо, эффект получился колоссальный. Саммерли, глядя на них, истерически хохотал, потом заплакал. Обезьяны тоже смеялись, точнее, тряся головами, как-то кудахтали.

Потом они потащили нас в лес. Винтовки и другие предметы, назначение которых для них было неизвестно, они не тронули, но зато прихватили всю не заключенную в консервных банках провизию. Нам с Саммерли пришлось туго. Видите как исцарапана моя физиономия и изодрана одежда. Это оттого, что они волокли нас напрямик, не разбирая дороги, не разбирая дороги, через колючие заросли. Им-то самим хоть бы хны, – у них шкура дубленая. Челленджер и здесь оказался именинником. Четверо обезьян подняли его на плечи и понесли с почестями, словно римского императора.

– Тише! Что это? – Вдалеке раздавались какие-то щелчки, напоминавшие танец с кастаньетами.

– Это они. Отправились по наши души. Рыщут, – шептал Рокстон, вкладывая патрон в затвор второго двуствольного «Экспресса». – Заряжайте все стволы. Живыми мы им не дадимся. Пусть не надеются. Ишь, как визжат, я уже научился понимать их настроение. Сейчас они ликуют. Ну, ничего, пусть немного потешатся. Посмотрим, что они запоют, когда мы им дадим понюхать пороха?

Т-с, кажется, замолкли.

– Нет, немного слышно, но где-то далеко.

– Пусть себе ищут, главное, чтобы они не заметили нас раньше, чем мы – их.

Так на чем я остановился? Через какое-то время они дотащили нас до широкой поляны над самым обрывом. Она окружена густой рощей, где у них построен настоящий город. Представьте себе около тысячи домиков из веток и листьев, размещенных в кронах больших деревьев. Отсюда это в милях трех-четырех вон в ту сторону. Грязные твари ощупали нас с ног до головы. Кажется, я никогда после этого не отмоюсь. Они крепко нас связали. Тот «красавец», что управлялся со мной, в искусстве вязать морские узлы может посоперничать с заправским боцманом. Потом нас бросили на спину под дерево и приставили мохнатого мордоворота – часового с огромной дубиной. Когда я говорю «мы», речь идет, естественно, обо мне и Саммерли. Челленджера же подняли на ветки плодового дерева, где он, устроившись на удобной развилке, имел возможность есть ананасы, или Бог знает, что там еще, наслаждаться жизнью и от щедрости души сбрасывать вниз кое-что от своей вегетарианской трапезы и для нас. Надо отдать ему должное, наш бородач держался великолепно. Во-первых, он замечательно управляет своим тяжелым телом, а с ветки лазает не хуже вас. Улучив момент, он ухитрился спустится на землю, как будто за выпущенным из рук плодом, и, оставаясь незамеченным увальнем с дубиной, быстро ослабить узел на моих руках. Он хотел то же проделать и с Саммерли, но часовой уже повернулся к нему, и тот, с наглой улыбкой подобрав упавший плод, самостоятельно опять вскарабкался на ветку. Вскоре на этом же дереве появился его мохнатый двойник, оказавшийся, как выяснилось позднее, вожаком всего стада. Со стороны они выглядели как близкие родственники. Хитрый Челленджер непрестанно улыбался, ловко разыгрывая перед звериным вождем дружелюбие и напевал:

«Звени, звени, мой колокольчик».

Будь мы сторонними наблюдателями, мы наверное смеялись бы заметив, как этот незамысловатый мотивчик поднимает у обезьяны настроение. Но нам в ту минуту было не до смеха. Предчувствуя близкий конец, мы могли утешить себя только надеждой на то, что вам, милый юноша, оставшемуся на свободе, удастся сообщить о нашей судьбе на большую землю. Так-то вот.

А теперь я вам расскажу кое-что еще более удивительное. Вы сказали, что обнаружили на Земле Мейпла Уайта следы человеческого присутствия: пещерные огни, западни и тому подобное. Так вот, мы имели печальное удовольствие этих людей видеть. До чего же жалко выглядели эти низкорослые, краснокожие людишки, запуганные, израненные, избитые. Оно и понятно. По всей вероятности туземцы контролируют восточную часть плато, там, где вы видели пещеры, а западная и северо-западная находится во власти обезьянолюдей. Между ними с незапамятных времен существует кровная вражда. Вчера обезьяны захватили в плен двенадцать индейцев и привели их в свой город. Как страшно было на них смотреть. Изодранные, избитые с переломанными носами, с оторванными ушами, искусанные и изрезанные когтями, они едва волочили ноги. Двоих обезьяны тут же убили, после чего у одного мертвого зачем-то отгрызли руку. Вот уж тошнотворное зрелище. Саммерли потерял сознание. Челленджер держался из последних сил. Оставшиеся пока в живых пленники вели себя молодцами: ни крика ужаса, ни – ярости, достойная, мужественная покорность судьбе и ничего больше. Ну вот, кажется, затихли совсем.