Одолеть подъем в каких-то двадцать футов по негладкой вертикальной стене для хорошо тренированного человека совсем нетрудно. Но я долго не решался это сделать, опасаясь, что чудовище меня подкарауливает где-то в окрестных кустах. Вспомнив, однако, одну из бесед Саммерли с Челленджером, я понемногу осмелел. Характеризуя поведение ящеров, оба ученых сходились в том, что эти монстры практически лишены элементарного ума. В их несуразно сконструированной черепной коробке попросту не нашлось места для мозга. Именно из-за неспособности адаптироваться к окружающей среде они в свое время и исчезли с лица земли. Предположив, что хищный ящер мог сознательно дожидаться моего появления, я переоценил его возможности. Для этого он, по меньшей мере, должен был, установив причинно-следственную связь, сообразить, что со мной случилось, и предположить, что произойдет некоторое время спустя. Конечно же, такая интеллектуальная работа ему не по силам. Он шел по моим следам повинуясь инстинкту пищи, возбуждаемому чувствами обоняния и зрения. Когда же я исчез из пределов досягаемости, его возбуждение улеглось и он вполне мог просто забыть, что происходило несколько минут назад. Скорее всего, страшный хищник сейчас уже где-то далеко охотится за кем-нибудь другим. Небо светлело, звезды тускнели. Подождав для верности еще несколько минут и по-прежнему не обнаружив ничего опасного, я, без особого труда вскарабкавшись по двадцатифутовой стене, оказался наверху. Посидев еще некоторое время на краю ямы, прислушиваясь и приглядываясь, будучи готовым в любую секунду спрыгнуть в нее опять, я окончательно убедился, что чудовище меня оставило. Приободрившись, я направился в обратную сторону вдоль тропы, по которой недавно несся очертя голову, спасаясь от преследователя; через некоторое время обнаружил брошенный в панике дробовик, а еще чуть подальше вышел к моему путеводному ручью. Теперь я двигался, постоянно прислушиваясь и оглядываясь вспять. И вдруг в утренней тишине где-то раздался выстрел. Застыв, как вкопанный, я подождал, не повторится ли. Нет. Все было тихо. В сознании пронеслись мысли, одна тревожнее другой. Какое неожиданное несчастье могло заставить моих друзей стрелять? Через некоторое время на ум пришло более вероятное и более обнадеживающее объяснение. Уже совершенно рассвело. Мои товарищи проснулись, не найдя меня в лагере, решили, что я заблудился в лесу, и ружейным залпом пытаются помочь мне найти дорогу. Конечно, выстрелы были запрещены, но если речь шла о том, чтобы помочь мне выбраться из лесных дебрей, любой бы из них, не колеблясь, нарушил запрет. Нужно поторопиться. Скорее в лагерь. Скорее их успокоить, убедив воочию, что со мной все в порядке. Из-за того, что был очень измучен, я продвигался медленнее, чем хотелось. Наконец пошли знакомые места: слева – болото птеродактилей, прямо передо мной – долина игуанодонов, а вот и кольцо деревьев окружающих поляну, где находится форт Челленджера. Стремясь скорее подбодрить товарищей, я стараясь держаться повеселее, громко закричал, но ответа не получил. Стояла зловещая тишина. Сердце мое упало. Предчувствуя недоброе, я ускорил шаги и, наконец, побежал. Ограда стояла такой же как была, когда я уходил в лес, но вход оказался свободным. Я опрометчиво бросился вовнутрь. В холодных утренних лучах перед моими глазами предстала жуткая сцена. По всей площадке в страшном беспорядке были разбросаны наши вещи, все до одного человека исчезли, а на траве возле еще не до конца остывшего пепла от костра стояла лужа крови. При виде этой картины я едва не потерял от ужаса рассудок. Плохо помню, что именно делал я в эти минуты. Кажется, очумело метался по лесу в разных направлениях, громко выкрикивая имена моих друзей. Ответа не было. Убийственная мысль о том, что возможно я никогда больше их не увижу, привела меня в отчаяние, от которого я рвал на себе волосы и бился лбом о то самое дерево, высоту которого прошлым вечером покорил с таким триумфом. Еще бы немного и я наверное кинулся от горя в пропасть. Только теперь я осознал, что для меня значили мои компаньоны: бесконечно самоуверенный Челленджер; властный, но при этом исполненный самоиронии Рокстон; язвительно-занудный, но исключительно порядочный и храбрый Саммерли. Без них я – просто беспомощный мальчишка. Мысли неуправляемым хаосом носились в болевшей голове. Что мне теперь делать? Идти на поиски? Оставаться здесь? Немного успокоившись, я попытался предположить, какое же именно несчастье постигло моих товарищей. Беспорядок говорил о том, что на лагерь было совершено нападение. Несомненно во время этого нападения и прозвучал выстрел, услышанный мной в лесу. А то что он прозвучал лишь один раз объяснялось тем, что набег и его исход произошел по-видимому очень быстро. Все винтовки валялись на площадке, а в затворе «Экспресса» лорда Джона осталась отстрелянная гильза. Одеяла Саммерли и Челленджера лежали возле костра, – значит враг застал их спящими. В полном беспорядке были разбросаны ящики от патронов и продуктов. Фотоаппараты и пластинки к ним тоже были свалены в беспорядочную кучу. Однако все они были на месте. Запасы же продовольствия, а их у нас было немало, в основном исчезли. Нетронутыми остались лишь нераскрытые банки с консервами. Поэтому можно было заключить, что набег учинили не люди, а какие-то животные, иначе унесено было бы все.

Значит, – звери, или один какой-нибудь страшный зверь. Тогда, что же случилось с моими друзьями? Если их растерзали хищники, тогда, где останки? Жуткая кровавая лужа красноречиво говорила о трагическом исходе. Такое чудовище, как то, что преследовало меня в лесу, могло легко, как кошка мышь, унести любого из нас. Тогда остальные наверное кинулись бы за ним вдогонку, на выручку товарища. Почему же они не взяли винтовки? Чем больше я строил предположений, тем меньше ясности приходило в мой задурманенный пережитыми несчастьями ум. Я беспорядочно бродил по лесу, пытаясь обнаружить какие-нибудь следы. Но ничего найти не удавалось. Кажется, я заблудился и после некоторых скитаний нашел путь к нашей несчастливой стоянке.

Внезапно меня осенила мысль, немного облегчившая мое отчаяние. В конце концов, я не был совершенно ненужным человеком. Ведь у подножья плато остался верный Замбо. Я подошел к обрыву и посмотрел вниз. Конечно же, негр был на месте. Сидя на корточках, он грелся у костра. К моему несказанному удивлению я увидел, что напротив него сидит еще один человек. Поначалу мое сердце подпрыгнуло от радости, так как я решил, что кому-то из нас удалось благополучно спуститься на землю. Но эйфория продолжалась недолго. Приглядевшись внимательнее, в лучах восходившего солнца я увидел, что кожа собеседника Замбо отливает бронзовым оттенком. Это был какой-то индеец. Я громко закричал и размахивал носовым платком, стал звать Замбо, показывая ему, что прошу его подняться на пирамиду. Через двадцать минут он, уже стоял на вершине, с глубоким вниманием слушал мой рассказ о последних событиях на плато.

– Их унести дьявол, мистер Мелоун, – сказал он. – Вы прийти страна дьявол, сэр, и он вас всех забрать себе. Вы слушать мой совет мистер Мелоун. Вы спускаться скорее, скорее вниз, а то он вас тоже забрать себе.

– А как же я могу спуститься, Замбо?

– Срубить лианы с деревья, мистер Мелоун. Перекинуть их до меня здесь. Я их крепко привязать к пень, и вы иметь мост.

– Мы уже думали об этом, Замбо. Здесь нет лиан, достаточно прочных, чтобы выдержать вас взрослого человека.

– Вы послать за веревки, мистер Мелоун.

– Кого я могу послать и куда?

– Послать в деревня к индейцы. Индейцы иметь много веревки из кожа. Индеец – внизу, послать его, сэр.

– Кто он?

– Один из индейцы наша экспедиция. Другие индейцы его побить и забрать продукты. Он вернуться к нам. Он делать все, что ему приказать, – взять письмо, принести веревки, все, что мистер Мелоун ему приказать.

Взять письмо, что же это – хорошо. Что бы с нами не случилось дальше, мир, по крайней мере узнает о том, что уже произошло на настоящий момент. Два письма у меня уже заготовлены. А к вечеру я управлюсь с третьим. Я попросил Замбо подняться на вершину еще раз вечером и весь день подробно описывал события страшной ночи. Я так же написал отдельную записку, которую надлежало вручить какому-нибудь белокожему лавочнику, торгующим скобяными изделиями, или капитану парохода. В ней я просил передать нам через человека, вручающего записку, крепкие веревки, так как от этого зависит судьба важной научный экспедиции. Все эти документы вечером я перебросил к Замбо вместе с кошельком, в котором находилось три фунта стерлингов. Деньги предназначались индейцу в оплату за его почтовую услугу, кроме того Замбо ему пообещал, что он получит вдвое дольше, если доставит веревки.

Теперь вам понятно, дорогой господин Мак-Ардл, каким образом до вас дошли мои письма, и узнаете всю правду о вашем незадачливом корреспонденте на тот случай, если мне больше не суждено написать вам ни единого слова.

Сейчас я не в состоянии думать о дальнейшем, так как слишком измучен. Попытаюсь уснуть, и, если доживу до завтра, то с утра начну изобретать какой-нибудь способ отыскать следы пропавших товарищей.

Глава 13

«Этого я никогда не забуду»

На закате печально закончившегося дня я в лучах опускавшегося за горизонт солнца увидел внизу уходившего индейца (в нем теперь заключена вся наша надежда на спасение), и смотрел вслед его одинокой крохотной фигурке до тех пор, пока она не растаяла в лиловой вечерней дымке, медленно поднимавшейся между плато и далекой большой рекой.

Когда я вернулся в наше разоренное гнездо, было уже совсем темно. Последнее, что я видел в этот вечер, был веселый огонек костра, у которого коротал время Замбо. Его свет как вестник жизни в большом мире был сейчас моим единственным утешением. Чтобы в дальнейшем не случилось, мне становилось легче от сознания того, что сведения о героической произведшей небывалое открытие в естествознании экспедиции достигнут человечества, и оно с благодарностью навечно впишет в историю наши имена.