Прямо передо мной как огромная, залитая сверкающей ртутью, плоская тарелка, простиралось озеро Глэдис, мое озеро. Луна отражалась в его самом центре. Оно было неглубоким. В нескольких местах продолговатыми горбылями над поверхностью вздымались песчаные отмели. То там, то сям возникавшие рябь и всплески, показывали, что озеро полно жизни. Иногда из глубины в воздух выскакивала, серебрясь чешуей рыбина, или черным айсбергом проплывала спина какого-нибудь гиганта-ящера. На одной отмели я увидел существо, напоминавшее огромного лебедя. Неуклюже переползая к краю песка, оно шумно плюхнулось в воду. Некоторое время над водой красовалась изогнутая змеей шея. Затем, нырнув с головой, животное исчезло совсем. Мимо валуна, на котором я лежал, вперевалку просеменили два существа размером с годовалого поросенка. Похожих я уже встречал где-то в долине Амазонки. Профессор Саммерли называл их кажется армадилло или броненосцами. Подойдя к воде, армадилло принялись пить. Лакая, они выстреливали и быстро втягивали обратно длинные фиолетовые языки. Вот к воде подошла целая семья оленей. Огромный величественный самец. Рога на его голове были с небольшое, непокрытое листвой дерево. Следом бежали два жеребенка, и, наконец, замыкала шествие необыкновенно грациозная самка. Эти копытные явно принадлежали к семейству великанов, ибо самый крупный, известный мне американский олень, ровно, как и канадский лось, головой достали бы только до плеча пришедшего на водопой самца. Внезапно олень-отец тревожно фыркнул, и вся семья броненосцев быстро укрылась в камышах. Видимо к водопою приближался какой-то новый опасный для всех зверь. И действительно, из-за кустов пыхтя, как паровой движок, к озеру приближалось нечто огромное и тяжелое. Как ни странно, появившаяся громоздкая неуклюжая фигура не показалась мне незнакомой. Где-то я ее уже видел. И вдруг вспомнил. Это же – живая модель к рисунку из альбома Мейпла Уайта: выгнутая массивным бугром спина с рядом треугольных гребешков вдоль хребта, несообразно малая, какая-то птичья голова на гибкой змеиной шее, длинный, не вписывающийся ни в какие разумные габариты, хвост. Пыхтя, отдуваясь и хлюпая, животное долго пило. Оно было так велико, что почти касалось камня на котором я лежал. Меня подмывало погладить его по гребешкам. Но все-таки на этот раз благоразумие взяло верх. Как же Челленджер его называл? Ага, вспомнил, – под рисунком колючим почерком профессора была сделана приписка: «Стегозавр». Напившись, зверь неторопливо, с трудом передвигая неуклюжие члены, ушел в кусты. Лежа на камне, я ощущал, как под его колоссальной тяжестью содрогается земля.

Посмотрев на часы, я увидел половину третьего. Нужно было торопиться. Теперь обратная дорога мне представлялась не такой уж трудной. Справа от моего камня в каких-то тридцати-сорока ярдах в озеро впадал наш путеводный ручей. Он непременно выведет меня к лагерю. Чего казалось бы проще. Окрыленный новым успехом, я решительно пустился в обратный путь, на ходу соображая, что и в каком порядке буду сообщать моим товарищам. Во-первых – пещеры и живущие в них люди, потом резервуар с жидким асфальтом и, наконец, – несколько животных, которых мы раньше не встречали. Раздумывая, таким образом, я уже преодолел половину обратного пути, когда внезапно мне показалось, что я услышал на некотором расстоянии позади какое-то не то храпение, не то рычание. Но суть была одна. Эти звуки содержали угрозу. За моей спиной шел неизвестный зверь. Оглянувшись, я некоторое время всматривался в темные кусты, но, ничего не заметив, прибавил шагу и, через пол мили остановившись, опять прислушался. То же рычание, – но уже ближе, явственнее и страшнее. Сообразив, что зверь гонится именно за мной, я похолодел, мои волосы от ужаса встали дыбом. О том, что дикие животные друг друга пожирают, я знал и научился это понимать как необходимость, обусловленную борьбой за существование. Но то, что какое-нибудь чудовище может целенаправленно преследовать человека, венец создания и воплощение разума, казалось мне несусветной аномалией, кощунственным нарушением законов природы. Опять вспомнилась освещенная горящей веткой омерзительная, испачканная кровью морда. Сейчас она в моем сознании отразилась зловещим символом девятого, самого страшного, круга дантова «Ада». Дрожа от ужаса коленями, я изо всех сил вглядывался назад, пытаясь в лунном свете разглядеть моего преследователя, но кроме серебристых прогалин и темных кустов ничего не мог различить. Внезапно тишину нарушил все тот же чудовищный рык. Теперь он звучал где-то совсем близко. Сомнений не оставалось, – грозный хищник шел по моим следам и с каждой минутой все ближе настигал. Я застыл как парализованный, вглядываясь в тропинку, которую только что прошел, и тут его увидел.

Затрещали кусты, от них отделилась большая тень и выпрыгнула на освещенную луной прогалину. Именно выпрыгнула, потому, что животное передвигалось скачками, как кенгуру, отталкиваясь сильными задними ногами, передние свободно свесив вдоль удерживаемого вертикально туловища. Величиной оно было со слона, если бы тому вздумалось стать на дыбы. Но его движения, не смотря на огромный вес, были ловки и проворны. Поначалу, увидев похожий на кенгуру силуэт, я немного утешился, решив, что это – безопасный игуанодон, но иллюзия продолжалась недолго. Сколь ни скудны мои познания в зоологии, было совершенно очевидно, что выскочившее на поляну существо очень отличается от травоядного динозавра. Вместо изящной, похожей на оленью головы питающегося листвой трехпалого великана оно имело широкую плоскую, смахивающую на жабо, морду, словом ту самую, что прошлой ночью навела переполох в нашем лагере. Свирепый рык и упорство, с которым чудовище меня преследовало выдавали в нем плотоядного динозавра, одного из самых свирепых хищников, когда-либо обитавших на нашей планете. Через каждые несколько прыжков зверь припадал лапами к земле и, шумно сопя, вынюхивал мой след. Иногда он его терял и в растерянности вертел носом по сторонам. Потом находил опять и с новой энергией возобновлял свои ужасные прыжки. Даже теперь много времени спустя, когда я вспоминаю о пережитом в ту ночь кошмаре наяву, мой лоб покрывается холодным потом. Что мне оставалось? Один на один против монстра-исполина с жалким дробовиком, предназначенным для охоты на мелкую дичь. В отношении я посмотрел по сторонам, надеясь увидеть высокое дерево или большой камень, вроде того, с которого я недавно обозревал озеро. Но кругом, сколько хватало глаз, были лишь молодые побеги и кусты. К тому же и дерево не помогло бы. Преследующий меня гигант обладал такой силой, что сломал бы его как палку. Оставалось лишь спасаться бегством. Но как бежать в гору по каменистому бездорожью? По счастью я заметил пересекавшую мой путь хорошо утоптанную тропинку. Не раздумывая, я бросил на землю бесполезный дробовик и пустился таким спуртом, что преодолел полмили на одном дыхании со скоростью, которую до этого наверное не удавалось развить ни одному спринтеру-рекордсмену. Сердце бешено колотилось, холодный пот ужаса, смешавшись с горячим от физической нагрузки, заливал мне глаза. Ноги болели и подкашивались, но я все бежал и бежал. Выбившись из сил, я остановился, чтобы перевести дух. Неужели он отстал? На тропинке было тихо. Вдруг снова затрещали кусты, затопали огромные лапы, раздались леденящее душу пыхтение и рычание. Зверь меня настигал. Я погиб. Зачем я только остановился? Из-за поворота тропинки вынырнуло жабьеобразное страшилище. Пока оно шло, ориентируясь лишь по запаху, у меня сохранялась призрачная надежда на спасение, но теперь, когда оно меня увидело, все – пропало. Уже ничто не могло мне помочь. Собрав последние силы, я опять побежал. Но хищник меня настигал гигантскими прыжками. Я не оглядывался, но понимал, что между нами оставалось не больше 10–15 ярдов. Еще два-три прыжка, и он пронзит меня длинными, как сабли когтями. Не помня себя от ужаса я истошно завопил, и вдруг земля у меня под ногами хрустнула, треснула, разорвалась, и я, теряя сознание, стремительно полетел куда-то вниз.

Обморок, наверное продлился недолго. Потому что, очнувшись, я понял, что еще как следует не отдышался после адской погони. Кругом было темно, хоть глаз выколи, и стояла невыносимо тошнотворная вонь. Куда же я попал? Пошарив рукой, я обнаружил какой-то предмет, который на ощупь показался большим куском мяса. Да, конечно, так и есть, вот и кость торчит. Надо мной почти правильным кругом просвечивало звездное небо, из чего я заключил, что нахожусь на дне глубокой ямы. Я рискнул подняться на ноги. Тело болело и ныло от ушибов, но переломов и вывихов не было. Все суставы сгибались нормально. Вспомнив о причине приведшей меня к падению, я с ужасом поднял глаза, ожидая увидеть на фоне звездного небосвода морду голодного чудовища, но никаких признаков его присутствия не обнаружил. Наверху все было тихо и спокойно. Я начал рыскать по дну, надеясь определить назначение этой сыгравшей роль моего неожиданного спасителя ямы. Она оказалась глубокой, не менее 20 футов, будучи примерно такой же и в поперечнике. Стены ее были совершенно отвесны. Передвигаясь на ощупь, я то и дело на что-то натыкался и наступал. На дне валялись куски мяса, находившегося на последней стадии разложения, отчего в воздухе стоял удушливый смрад. Радостно, жужжали насекомые, наверное мухи, как известно большие любители падали. В очередной раз споткнувшись, я не больно стукнулся лбом о что-то деревянное; протянув обе руки вперед, нащупал какой-то склизкий деревянный шест. Он находился точно посредине и был густо измазан жиром. Внезапно вспомнив, что у меня были восковые спички, я нашарил в кармане оловянную коробку. И при тусклом спичечном огоньке наконец понял куда я угодил. Не оставалось сомнений, что здесь находилась сотворенная человеческой рукой западня для крупных животных. Вбитый посредине острый вертикальный кол густо испачкала кровь напоровшихся на него зверей. Валявшиеся на дне тухлые куски вероятно срезались с кола людьми, когда они его очищали для новой жертвы. Я вспомнил слова Челленджера, говорившего о том, что на плато не может жить человек, так, как его несовершенное оружие не способно обеспечить безопасность сосуществования с исполинскими ящерами. Теперь выяснилось, что профессор ошибался. Люди здесь живут. Они населяют вырубленные в скалах пещеры с узкими входами, куда не могут добраться динозавры и птеродактили. Они сооружают западни и охотятся на животных получая в свой рацион свежее мясо. Одним словом, человек, на какой стадии развития он ни находился бы, к какой бы расе ни принадлежал, и здесь на плато считается хозяином положения.