— Она все повторяла, что была вашей матерью. И горько при этом плакала.

— Плакала? Моя мать? Но если она где-то есть, то только на небе. Там не плачут.

— Это мы так думаем. На самом деле плачут. Но только за нас. Она просила вам кое-что передать.

— Валяйте.

— О, Джек! Милый Джек! Ты навсегда уходишь от меня!

Мужчина презрительно отмахнулся:

— Жалею, что, записываясь на прием, сказал свое настоящее имя. Вы, конечно, навели справки. Но вам меня не надуть. С меня хватит! Сыт по горло!

Второй раз за утро разгневанный гость хлопнул входной дверью.

— Ему не понравились слова матери, — объяснил Линден жене. — Бедняжка! Она так страдает из-за сына. Господи! Если бы только люди знали правду, это принесло бы больше пользы, чем все церковные службы и церемонии.

— Не твоя вина, Том, что грешники заблуждаются. Кстати, тебя ждут еще две женщины. У них нет рекомендательного письма, но, может быть, ты примешь их — они выглядят такими убитыми.

— У меня разболелась голова. Никак не отойду после вчерашнего вечера. Здесь мы с Сайласом похожи, он тоже наутро после матча не в своей тарелке. Ладно, приму уж этих женщин — грех отсылать людей ни с чем, тем более в горе. Но больше не приму никого.

В комнату вошли две женщины в строгих черных платьях, старшей — с суровым лицом — было около пятидесяти, другой — вдвое меньше.

— Вы берете гинею за визит? — спросила та, что постарше, кладя деньги на стол.

— Только с тех, кто может себе это позволить, — ответил Линден. Частенько он сам совал деньги бедным клиентам.

— Я могу, — сказала женщина. — У меня несчастье, и мне сказали, что только вы можете помочь моему горю.

— Сделаю все, что смогу. Это мой долг.

— Я потеряла на войне мужа. Могу я вступить с ним в контакт?

— Его нет рядом с вами. Я его не вижу. Мне очень жаль, но не все в моей власти... Вот мелькнуло имя. Эдуард. Его так звали?

— Нет.

— Альберт?

— Нет.

— Простите, ничего не выходит. Возможно, пересеклись поля, спуталась вибрация. Так иногда бывает.

— А имя Педро не поможет вам?

— Педро? Педро! Нет, не помогает. Он пожилой человек?

— Нет.

— Ничего не ощущаю.

— Я хотела получить совет по поводу дочери. Муж наверняка посоветовал бы мне что-нибудь путное. Она помолвлена с молодым человеком, механиком по профессии, но меня кое-что смущает. Не знаю, как и поступить.

— Посоветуйте, что нам делать, — попросила молодая женщина, пристально глядя на медиума.

— С радостью, дорогая. Не знаю только, смогу ли я... вы любите этого человека?

— Он славный.

— И только? Больше вы ничего не можете сказать? Тогда советую не спешить с замужеством. Такой брак не принесет счастья.

— Вы сомневаетесь в прочности такого союза?

— Все может быть. Надо остерегаться.

— А у нее появится еще кто-нибудь?

— Каждый когда-нибудь встречает своего супруга.

— Значит, она выйдет замуж?

— Обязательно.

— А настоящая семья у меня будет? — спросила девушка.

— Этого я сказать не могу.

— А деньги... Будут ли у нее деньги? Мы совсем пали духом, нам много не надо...

То, что за этим последовало, было неожиданно для всех. Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась побледневшая от ярости миссис Линден.

— Они из полиции, Том. Меня только что предупредили. Убирайтесь прочь, жалкие лицемерки. Какая же я дура! Как я могла вам поверить!

Женщины встали.

— Вы опоздали, миссис Линден, — сказала старшая. — Мы уже отдали деньги.

— Заберите их! Заберите! Они еще лежат на столе.

— Нет. Деньги вручены, судьба предсказана. Как вы понимаете, мистер Линден, дело этим не ограничится.

— Гнусные лгуньи! И вы еще говорите об обмане, хотя сами лжете всю жизнь. Он принял вас из сострадания.

— Нечего нас оскорблять. Мы выполняем свой долг. Колдовство и предсказание судьбы карается по закону. Его еще никто не отменял. О случившемся мы доложим в полиции.

Том Линден оцепенел, сраженный этим внезапным ударом из-за утла, но когда женщины-полицейские покинули комнату, все же нашел в себе силы обнять и успокоить плачущую жену.

— Я только что получила записку от машинистки из полицейского участка, — всхлипывала она. — Ведь это уже во второй раз, Том. Они посадят тебя в тюрьму и заставят выполнять трудную и грязную работу.

— Успокойся, дорогая. Мы-то с тобой знаем, что я не сделал ничего дурного, только следовал Божьей воле. Надо смиренно принимать удары судьбы.

— Но твои духи-покровители? Как могли они допустить? Где был твой наставник?

— Да, Виктор, где ты был? — Том Линден укоризненно покачал головой. — Я тобой недоволен. Ты ведь знаешь, дорогая, — прибавил он, — как трудно врачу лечить самого себя. Точно так же и медиум бессилен, когда дело касается лично его — так устроен мир. И тем не менее все могло сложиться иначе. У меня было какое-то странное предчувствие. Вдохновение отсутствовало. Я что-то вымучивал из себя, пытаясь помочь несчастным людям. Глупая жалость! Нужно было тут же расстаться с ними. Ничего, Мери, надо смириться и терпеливо ждать. Может, не наскребут криминала, а может, судья окажется поумнее прочих. Будем надеяться на лучшее.

Как медиум ни крепился, он не смог скрыть от жены волнение и нервную дрожь. Прижав мужа к себе, она, как могла, успокаивала его, когда ничего не подозревающая служанка Сузан ввела в комнату нового посетителя.

— Медиум не может вас принять, — сказала миссис Линден. — Он болен. Прием окончен.

Но Линден узнал гостя.

— Это мистер Мелоун из «Дейли газетт», дорогая. Он присутствовал вчера на сеансе. Кажется, все прошло неплохо?

— Великолепно! — ответил Мелоун. — Но я вижу, у вас что-то стряслось?

Супруги поведали журналисту о свалившемся на них несчастье.

— Грязная история, — произнес с отвращением Мелоун. — Общественность не знает, к каким приемам прибегает полиция, иначе разразится скандал. Агенты-провокаторы — это что-то новенькое в английском правосудии. Ясно одно: вы, Линден, — настоящий медиум. Закон же преследует только самозванцев.

— Согласно английскому законодательству, все медиумы — мошенники, — грустно промолвил Линден. — Те, у которых что-то получается, раздражают законников больше всего. Если ты медиум и берешь за свои услуги деньги, значит, ты преступник. Но скажите, на что жить медиуму, если он не будет брать денег? Ведь это его единственное дело, которому он отдает все силы. Нельзя весь день плотничать, а вечером, как по мановению волшебной палочки, становиться первоклассным медиумом.

— Порочный закон! Он как специально отметает всякую возможность доказать существование спиритических сил.

— Именно так! Сам дьявол не составил бы его лучше. Закон предназначался для защиты населения от вымогательств, но, насколько я знаю, никто и никогда в суд по этому поводу не обращался. Все дела сфабрикованы полицией. А ведь полиция так же хорошо, как вы или я, знает, что ни одно благотворительное мероприятие, проводимое церковью, не обходится без ясновидца или предсказателя.

— Все это чудовищно! Что теперь будет?

— Думаю, придет повестка в суд. Потом — судебный процесс. Ну а в результате — штраф или тюремное заключение. Ведь меня привлекают уже во второй раз.

— Ваши друзья выступят на суде свидетелями, а мы постараемся найти вам хорошего защитника.

Линден пожал плечами:

— Никогда не знаешь, кто твой настоящий друг. Беда пришла — всех как ветром сдует.

— За себя ручаюсь, — пылко сказал Мелоун. — Держите меня постоянно в курсе событий. Но я пришел по другому поводу. Мне хотелось задать вам один вопрос.

— Простите, но я, правда, не в форме. — Линден протянул вперед и показал журналисту дрожащую руку.

— Вы меня не поняли. Ничего, имеющего отношения к ясновидению. Меня интересует, помешает ли нормальному течению сеанса присутствие на нем убежденного скептика?

— Не обязательно. Но явно усложнит. Впрочем, если он будет себя вести разумно и спокойно, результата можно добиться. Однако обычно такие люди — круглые невежды в спиритизме, они не соблюдают необходимые условия и разрушают контакты. Как-то к нам пришел доктор Шербанк. Когда раздалось постукивание, он вскочил, приложил руку к стене и громко потребовал: «Ну а теперь постучите по моей руке». Так как за этим ничего не последовало, он объявил все чистой воды шарлатанством и гордо покинул комнату. Почему-то эти скептики не могут понять, что в спиритизме, как и везде, есть свои законы.

— Человек, которого я имел в виду, тоже может выкинуть что-нибудь подобное. Я говорю о профессоре Челленджере.

— Слышал о нем. Тяжелый случай.

— Вы разрешите ему присутствовать на вашем сеансе?

— Если вы этого хотите.

— Но учтите, он не поедет ни к вам, ни в другое место по вашему выбору. Ему там будут мерещиться всякие проволочки и тому подобные устройства. Вам придется самому приехать в его загородный дом.

— Если это поможет его обращению, я согласен.

— Какой день вас устроит?

— Теперь только после окончания этой жуткой истории. Сколько она может продлиться? Месяца два.

— Я буду держать с вами связь. Когда все благополучно закончится, мы подумаем, как лучше всего убедить профессора в честности и реальности творимого вами. Смогли же вы обратить меня. И позвольте выразить свое искреннее сочувствие в связи с обрушившимся на вас несчастьем. Мы создадим комитет ваших сторонников и сделаем все, что сможем.

 Глава седьмая,

в которой так называемый преступник наказывается