«14 (бис), Энмор-парк, Кенсингтон

Сэр!

В настоящее время мне необходимы услуги специалиста по артезианскому бурению[173]. Не скрою, что сам я весьма невысокого мнения о специалистах узкого профиля и всегда считал, что человек, обладающий развитым интеллектом, как у меня, способен смотреть на вещи более широко и здраво, чем тот, кто ограничивается специальными знаниями (которые, увы, зачастую являются не более чем ремеслом) и таким образом сужает свой кругозор. Тем не менее я намерен испытать вас. Просматривая перечень экспертов по артезианским скважинам, я обратил внимание на некоторую необычность — я чуть было не сказал „нелепость“ — вашего имени и, наведя справки, выяснил, что мой юный друг, мистер Эдвард Мэлоун, знает вас. В связи с этим я имею честь сообщить, что буду рад побеседовать с вами, и в случае, если окажется, что вы удовлетворяете моим требованиям, — а они, уверяю вас, достаточно высоки, — возможно, поручу вам дело чрезвычайной важности. Сейчас я не могу больше распространяться об этом ввиду исключительной секретности данного вопроса, который можно будет обсудить только при личной встрече. Поэтому прошу вас отложить все дела и прибыть ко мне по вышеуказанному адресу в 10.30 утра в следующую пятницу. Обратите внимание на скребок для очистки обуви от грязи и коврик у двери: миссис Челленджер в этом отношении крайне щепетильна.

При этом, сэр, остаюсь, как и ранее, Джордж Эдвард Челленджер».

Я передал это письмо для ответа своему старшему клерку, и тот проинформировал профессора, что мистер Пирлес Джонс с радостью принимает приглашение в назначенное время. Ответ этот был чисто деловым и начинался с фразы: «Мы получили ваше письмо (без указания даты)». Результатом было следующее послание от профессора:

«Сэр, — писал он, и почерк его напоминал витки колючей проволоки, — я заметил, что вы упрекаете меня в таком пустяке, как отсутствие на моем письме даты. Хотелось бы обратить ваше внимание на тот факт, что наше правительство, в качестве некоторой компенсации за чудовищные налоги, имеет обыкновение обеспечивать на обратной стороне конверта наличие маленькой круглой печати или штампа с датой почтового отправления. Если на письме такая печать отсутствует либо ее оттиск неразборчив, вся ответственность за это полностью ложится на соответствующее почтовое ведомство. Я же тем временем предлагаю вам сконцентрироваться на моем деле и оставить свои комментарии по поводу формы, в которой составлены мои письма».

Было понятно, что я имею дело с сумасшедшим, поэтому я счел за необходимое, прежде чем предпринимать какие-то следующие шаги, переговорить с моим другом Мэлоуном, которого я знаю еще со времен, когда мы с ним вместе играли в регби за команду Ричмонда. Он был все тем же жизнерадостным ирландцем, и его немало позабавила моя стычка с Челленджером.

— Это еще мелочи, мой мальчик, — сказал он. — Побыв с ним более пяти минут, вообще начинаешь чувствовать себя так, будто с тебя живьем содрали кожу. По части оскорблений профессору нет равных во всем мире.

— Но тогда почему же мир прощает ему это?

— Никто и не прощает. Если собрать вместе все иски за клевету, скандалы, все обращения в полицию и в суд по поводу оскорбления действием…

— Оскорбления действием?

— Господи, да ему ничего не стоит спустить тебя с лестницы, если ты в чем-то с ним не согласен. Это настоящий пещерный человек, хотя и одет в современный костюм. Я легко могу себе представить его с дубиной в одной руке и кремневым топором — в другой. Говорят, что некоторые люди рождаются не в своем веке; так вот этот родился даже не в своем тысячелетии.

— Но он же профессор!

— Это и есть самое поразительное! Величайший ум Европы, да еще и подкрепленный неуемной энергией, способной воплотить в жизнь его идеи. Все коллеги Челленджера искренне ненавидят его и изо всех сил пытаются сдерживать, но это все равно, как если бы флотилия траулеров пыталась остановить океанский лайнер. Он просто игнорирует их и плывет себе дальше.

— Что ж, — сказал я, — по крайней мере, одно мне ясно: я не хочу иметь с ним никаких дел. Я отменю нашу встречу.

— Наоборот, ты обязательно пойдешь туда и будешь точен до минуты — вот именно, до минуты, — иначе тебе несдобровать.

— Зачем мне это нужно?

— Я объясню тебе. Прежде всего, не принимай того, что я рассказал тебе о Челленджере, близко к сердцу. Все, кто сблизился с ним по-настоящему, от него просто без ума. В сущности, это совершенно безобидный старый медведь. Я помню, как он как-то нес на себе больного оспой индейского ребенка сотню миль из глубины страны до самой реки Мадейра. Челленджер велик буквально во всем. Если вы с ним поймете друг друга, все будет хорошо и он не причинит тебе вреда.

— Я просто откажусь и в принципе не предоставлю ему такой возможности.

— Как бы тебе потом об этом не пожалеть. Ты что-нибудь слыхал о тайне Хенгист-Дауна — о загадочных раскопках на южном побережье?

— Насколько я понял, это какие-то секретные разработки угольных месторождений.

Мэлоун заговорщически подмигнул мне.

— Что ж, можно назвать это и так. Видишь ли, я пользуюсь доверием у старика и поэтому не могу ничего говорить, пока он сам мне этого не разрешит. Но кое-что я тебе все-таки расскажу, поскольку это уже было в прессе. Некто Беттертон, человек, сколотивший капитал на каучуке, несколько лет тому назад оставил все свое состояние Челленджеру с условием, что тот использует его в интересах науки. Речь идет об огромной сумме — о нескольких миллионах. После этого Челленджер обзавелся недвижимостью в Хенгист-Дауне, в Суссексе. Земля эта находится на краю зоны меловых отложений и совершенно никчемная; он купил там большой участок и обнес его колючей проволокой. Посредине этих владений находится глубокий овраг, где и начали рыть котлован. Профессор заявил, — тут Мэлоун снова хитро подмигнул, — что в Англии есть нефть и он берется это доказать. Он построил там небольшой образцовый поселок для своих рабочих, которые, получая приличное жалованье, держат язык за зубами. Сам овраг обнесен колючей проволокой, так же как и весь участок, причем это место охраняется свирепыми собаками, из-за которых несколько репортеров уже едва не поплатились собственной жизнью, не говоря уже про растерзанные брюки. Это действительно крупный проект, и ведет его фирма сэра Томаса Мордена, но и там все сотрудники дали слово молчать. Очевидно, настало время, когда им потребовалась помощь специалиста по артезианскому бурению. А теперь подумай, стоит ли отказываться от интересной работы, сулящей тебе новый необычный опыт и весьма щедрое вознаграждение по ее окончании, — не говоря уже о возможности пообщаться с самым поразительным человеком, которого ты когда-либо встречал или встретишь в будущем.

Доводы Мэлоуна показались мне убедительными, и в пятницу утром я направился в Энмор-парк, причем так старался не опоздать, что приехал туда на двадцать минут раньше. Я остался дожидаться назначенного времени на улице, когда вдруг узнал стоявший там «роллс-ройс» с эмблемой в виде серебряной стрелы на дверце. Это явно был автомобиль Джека Дэвоншира, младшего партнера в крупной фирме «Морден». Я всегда знал его как человека, обладающего изысканными манерами, и поэтому, когда он, внезапно появившись на крыльце, возвел руки к небу и с большим чувством громко произнес: «Черт бы тебя побрал!», я был просто шокирован.

— Что случилось, Джек? Сегодня утром вы выглядите несколько раздраженным.

— Здравствуйте, Пирлес! Так вы тоже участвуете в этом деле?

— Пока нет, но, думаю, шанс у меня есть.

— Тогда вам нужно быть готовым ко всему.

— Похоже, сейчас вам такой готовности как раз и не хватило.

— Пожалуй, можно сказать и так. Просто дворецкий заявил мне: «Сэр, профессор просил вам передать, что в данный момент он довольно занят — ест яйцо, — и, если вы соблаговолите прийти в более подходящее время, он, весьма вероятно, вас примет». Вот такое послание я получил через слугу. Здесь только следует добавить, что я приехал, чтобы получить с Челленджера сорок две тысячи фунтов, которые он нам должен.

Я даже присвистнул.

— Так вы не можете вернуть свои деньги?

— Дело не в этом, с деньгами здесь как раз все в порядке. Нужно отдать должное этой старой горилле — в финансовых вопросах он не скупится. Но платит он когда хочет и как хочет, и никто ему при этом не указ. Однако пойдите и попытайте свое счастье, и посмотрим, насколько вам это понравится. — С этими словами Джек Дэвоншир запрыгнул в свой автомобиль и укатил.

Время от времени поглядывая на часы, я дождался, пока большая стрелка дойдет до шести. Должен сказать, что человек я довольно крепкий и к тому же регулярно участвую в соревнованиях в Белсайз-клубе среди боксеров среднего веса; тем не менее, никогда еще я не отправлялся на беседу с кем-либо с таким трепетом. Все это происходило не на физическом уровне, поскольку я был совершенно уверен, что смогу постоять за себя, если этот одержимый псих на меня набросится; это было некое сложное чувство, в котором смешивались страх публичного скандала и опасение потерять прибыльный контракт. Однако когда воображение отступает и приходит пора действовать, все обычно оказывается проще. Я защелкнул крышку своих часов и решительно шагнул к двери.

Мне открыл пожилой дворецкий с таким выражением на каменной физиономии — точнее было бы сказать, с полным его отсутствием, — при виде которого складывалось впечатление, будто он уже настолько привык ко всякого рода потрясениям, что чем-то удивить его просто невозможно.

— Вам назначено, сэр? — спросил он.

— Разумеется.

Слуга неторопливо взглянул на список, который он держал в руке.

— Ваше имя, сэр? Совершенно верно, мистер Пирлес Джонс. Десять тридцать. Все в порядке. Приходится быть очень осторожными, мистер Джонс, поскольку нам очень досаждают журналисты. Возможно, вы знаете, что профессор недолюбливает прессу. Прошу вас сюда, сэр. Профессор Челленджер сейчас примет вас.