Пенни остановилась, но я не стал ничего говорить. Будет лучше, если она сама расскажет всю историю.

– Я всю жизнь терзалась вопросами, на которые никто не мог дать мне вразумительный ответ, – продолжила Пенни через мгновение. – Я так и не знала, кто и почему убил моего отца; и меня никогда не удовлетворяли объяснения, почему моя мать покончила с собой. Говорили, что она так и не оправилась после смерти отца. Говорили еще, что нервы у нее были ни к черту. – Пенни посмотрела на меня с неким вызовом. – Я бы тоже переживала, если б убили моего мужа, но никогда бы не бросила своего годовалого ребенка один на один с целым миром. Я не верю, что мама могла это сделать.

– Вы хотите сказать…

– Что меня такое объяснение не устраивает, Дэйв. И никогда не устраивало. Когда я достаточно повзрослела, чтобы что-то понимать, я стала просить дядю Роджера потратить деньги и нанять детектива. Он этого не сделал. Он говорил, что это безнадежно. Он уверял меня, что все версии были проработаны и все оказались тупиковыми, а теперь все следы остыли.

– Вероятно, в свое время было довольно логично считать так, – заметил я. – А как он чувствует себя теперь, когда Эд Брок нашел нечто, убеждающее в обратном?

– Он был обескуражен. Но теперь все решаю я, а не он. – Девушка с сомнением взглянула на меня. – Знаете, Дэйв, если вам починят машину и вы унесете ноги из Нью-Маверика, я не стану осуждать вас.

– Я не собираюсь никуда уносить ноги, – ответил я. – Вы не рассказали мне о Тэде Фэннинге.

Уголок ее рта болезненно дернулся.

– С тех самых пор, когда мне было десять, а Тэду двенадцать, мы всегда знали, что когда-нибудь поженимся. Для меня никогда никого больше не существовало, и для него тоже. Наконец все решилось. Все должно было произойти этой осенью – завтра, собственно говоря. А потом он пришел сюда, как я вам рассказывала, и заявил, что мы больше никогда не увидимся, и на этом все закончилось.

– Без всяких объяснений?

– Без объяснений.

– Сколько дней прошло после нападения на Эда Брока?

Ее глаза широко раскрылись.

– Почему вы… это случилось через три или четыре дня. Почему вы спрашиваете?

– Не знаю, – ответил я, – разве что потому, что здесь, похоже, все каким-то образом связано между собой.

Яркий свет залил окно студии. Приехала полиция.

Сержант Грег Столлард из полиции штата был крупным, чистеньким молодым человеком. Он называл Пенни по имени и встревоженно спросил, все ли с ней в порядке, когда она открыла дверь на его стук. Быстрый взгляд, которым он меня наградил, был далек от сердечности.

– С тобой все хорошо, Пенни?

– Разумеется. – Она повернулась. – Это Дэйв Геррик, Грег. Сержант Столлард, мистер Геррик.

– Весь день только о вас и слышу, мистер Геррик, – заметил Столлард. – Когда мне позвонили из участка, я испугался, что что-то случилось с Пенни. Что произошло с вашей машиной?

Я вкратце рассказал ему, как провел вечер, о пластинке и изрезанных шинах. Он нахмурился.

– Вы друг Эда Брока, – сказал он. – Знаете, что с ним произошло и почему?

– Да.

Столлард поправил пистолет в кобуре.

– Хотел бы я добраться до этого типа, – бросил он. – Думаю, он решил, что вас запугать проще, чем Брока.

– Он ошибся, – ответил я.

Столлард оценивающе оглядел меня и явно решил, что я говорю правду.

– Этот малый не шутил, – заметил он. Потом повернулся к Пенни: – Кто и когда мог взять у тебя эту пластинку?

– Я уходила рисовать на целый день – почти до самого ужина. Я не запираю дверь, Грег, ты знаешь. – Она показала на блокнот с карандашом на веревочке, который висел на стене около входной двери. – Любой из жильцов этих пятидесяти коттеджей может зайти и оставить мне записку, если что-то не так – водопровод, крыша протекает и тому подобное.

– Кто-то заходил?

– Записки никто не оставил, – сказала Пенни.

Столлард снял фуражку и вытер лоб платком.

– Я этим делом не занимаюсь, мистер Геррик, если не считать того, что у нас в участке все им интересуются. Но одно меня беспокоит. Пенни! Пятнадцать лет никто и пальцем не пошевелил, чтобы снова открыть дело ее отца. Теперь она его открывает, и вашему другу Броку пробивают голову. Сегодня вечером вы получили предупреждение. Кто бы это ни был, убийца снова начал действовать. Ему может показаться, что самый простой путь покончить с этим делом – избавиться от Пенни. Сейчас, через двадцать один год, она единственная, кому не все равно.

– Кто ведет дело Эда? – спросил я.

– Капитан Келли. Он хочет поговорить с вами. Он один из немногих, кто остался здесь со времени тогдашнего убийства. Тогда он был простым патрульным. – Столлард надел фуражку. – Ну а мое дело – посмотреть на вашу машину, мистер Геррик.

Сержант только усилил мои собственные тревоги.

– У меня есть к вам предложение, Пенни, – сказал я. – Берите зубную щетку и поедемте со мной в город. Снимите на ночь номер в «Вилке и Ноже». Утром мы распустим слухи, что я получил предупреждение, но не намерен уезжать. Это на какое-то время переключит внимание нашего друга на меня. А сегодня ему, возможно, захочется разобраться с вами. Он может подумать, что вы были заодно с Гарриет, которая вызвала меня сюда.

– Хорошая мысль, – горячо поддержал меня Столлард.

– Я никому не позволю выжить меня из собственного дома, – сообщила Пенни.

– Здравый смысл вызывает у меня гораздо больше восхищения, чем упрямое мужество, – ответил я.

– Я с этим полностью согласен, – сказал Столлард. – В самом деле, это разумно. А мы получим лишнего человека, чтобы поохотиться сегодня за этим типом, если нам удастся взять его след от машины мистера Геррика.

– Лишнего человека? – переспросила Пенни.

– Капитан Келли не оставит тебя здесь одну, без охраны, когда получит мой рапорт. Собери свои вещи и отвези мистеpa Геррика в город. Я осмотрю его машину и вызову людей, чтобы ее забрали в гараж.

Я не стал дожидаться, что решит Пенни. Вынув из кармана ключи от машины, я протянул их Столларду.

– Через двадцать минут мы будем в «Вилке и Ноже», – заявил я.

– Я не люблю, когда мной распоряжаются, – запротестовала Пенни.

Я улыбнулся.

– Будьте послушной девочкой, – сказал я.



В баре «Вилки и Ножа» было тесно и шумно. Мы с Пенни сидели за угловым столиком вместе с Ларри Трэшем, владельцем. Перед тем как отвезти меня в город на своей машине, Пенни переоделась в темно-зеленое шерстяное платье. Забрызганная краской рубашка скрывала соблазнительную фигурку, которая, казалось, излучала живое тепло и силу. Я чувствовал, что здесь, в баре, мы в центре внимания и все говорят о нас.

– Похоже, люди здесь обзавелись индивидуальными радарными установками, – сказал я. – Плюс мисс Сотби.

– Все новости и сплетни Нью-Маверика рождаются тут, – ответил мне Трэш, улыбаясь своей белозубой профессиональной улыбкой. – Разумеется, им всем с самого утра известно, зачем вы здесь, мистер Геррик. Думаю, я тоже приложил к этому руку. У Столларда в машине телефон. Он позвонил мне и сказал, что вы везете сюда Пенни на ночь – и почему. Он не говорил, что это секрет.

За двадцать один год Нью-Маверик вырос и повзрослел. После того как переполох, вызванный убийством Джона Уилларда, потихоньку улегся, городок жил и трудился в мире. Но этому мирному творческому существованию Нью-Маверика пришел конец, когда Эда Брока, искавшего давно похороненную правду, избили до состояния бесчувственного бревна. Сегодня вечером голоса звучали громко и резко от возбуждения. Человек из аппарата окружного прокурора – они пока не знали, что я действую на свой страх и риск, – получил мрачное предупреждение держаться подальше от тайн прошлого.

Проходя мимо нашего столика, люди заговаривали с Пенни и Трэшем и бросали на меня заинтересованные, встревоженные взгляды. По их мнению, я мог снова разворошить осиное гнездо.

Я взглянул в сторону стойки бара. Позади нее висел портрет Джона Уилларда, написанный маслом, – работа его друга Роджера Марча. Пенни показала мне его, когда мы пришли в бар и сели. Гордый и немного насмешливый взгляд добрых голубых глаз следил за вами. Джон Уиллард, превративший Нью-Маверик в Мекку для новых художественных талантов, и сам был необычным человеком. Марчу удалось передать в этом портрете и властность, и стать, и достойную, спокойную уверенность.

Все столики в зале, обитом дубовыми панелями, были заняты. У стойки посетители толпились в три ряда. Беретов и бород здесь было значительно больше, чем в обыкновенном заведении подобного рода.

– То, что произошло сегодня с вами, Геррик, для этих людей не просто неприятный случай вандализма, – сказал Трэш. – От этого может зависеть их будущее. – Он одарил Пенни многозначительной улыбкой. – Все они в некотором смысле зависят от тебя, куколка. Ты владеешь самой важной для них частью Нью-Маверика, которая важна для них. Они гадают, насколько тебя хватит: сначала Брок, теперь вот Геррик. Не захочешь ли ты все бросить и прикрыть лавочку.

Это прозвучало скорее как вопрос, чем как констатация факта, и Пенни ответила так, словно это был вопрос.

– Чепуха, – сказала она. – Ты же знаешь, я виновата в том, что случилось с Эдом Броком. И я должна довести дело до конца.

– А вы, Геррик? – Трэш взглянул на меня из-под припухших век.

– Оставьте за мной мой номер на втором этаже на неопределенный срок, – ответил я.

Белозубая улыбка Трэша была невеселой.

– Откровенно говоря, я рад это слышать. И знайте, вы можете на меня положиться. Как я вам уже говорил, сюда стекаются все сплетни и слухи.

– За двадцать один год, наверное, накопилось немало догадок, – сказал я. – В таком городке должны быть свои излюбленные подозреваемые.

Глаза Трэша сузились, и он посмотрел куда-то поверх голов.

– Вначале они были, – проговорил он. – Никаких реальных улик не нашли, как вы знаете. Ни оружия. Ни даже гильзу. – Он повернул голову, чтобы продемонстрировать мне свою улыбку. – Меня тоже несколько раз таскали в полицию. Случалось, я довольно основательно поругивал старого Джона. Знаете, он передал мне эту гостиницу. Он был потрясающий человек, но временами начинал совать нос не в свое дело. Но им не много удалось из меня выжать.